– Это был мой меч. Подарок старого друга. А теперь я дарю его тебе. Аннев провел большим пальцем по кромке лезвия – и не нашел ни единой шероховатости, она оказалась идеально гладкая и даже как будто закругленная. – Твой славный клинок совсем затупился, Содар. Старик громко рассмеялся: – Во-первых, его имя Милость, и он отныне твой. А во-вторых, он и должен быть тупым. Аннев сунул клинок обратно в ножны. – То есть он тренировочный? – Отчасти. Содар взял меч и, размотав бледно-голубой шнур, показал Анневу рукоятку. В стальную поверхность был врезан загадочный символ, напоминающий букву «У», только лежащую на боку, а три ее линии, извиваясь, тянулись наверх, словно жуткие когти. – Это глиф, – сказал Аннев. – Он означает… «острый воздух»? Содар кивнул: – Это даритский священный символ. Он снова тщательно обмотал рукоять шнуром. – И это, Аннев, самый настоящий артефакт. Глаза Аннева изумленно расширились. – Как моя рука? Старик снова кивнул. – Но… хранить артефакты запрещено. Вещи, обладающие магической силой, должны находиться в Академии, в Хранилище. Содар замахал руками, призывая его помолчать. – Поэтому он будет твоим при условии, что ты никому о нем не расскажешь. – Еще один секрет? Старик качнул головой. Глаза Аннева, горевшие от возбуждения, тут же потухли. – Подарок, который нужно прятать ото всех. Как и мою руку. Содар нахмурился: – Из-за твоей руки тебя убьют, Аннев. А меч и топор не будут лежать без дела – они пригодятся тебе на тренировках. Кто знает, быть может, когда-нибудь ты покинешь Шаенбалу, и тогда прятать их больше не придется. Аннев взял у Содара меч. – Значит, ты назвал его Милость? Содар кивнул. – И как он работает? – Вынь его. И если не хочешь лишиться отличных ножен – всегда вынимай, прежде чем пробуждать его магическую силу. Аннев снова извлек клинок, на сей раз с опаской. – Теперь сосредоточься на символе, выбитом на рукояти. И представь лезвие идеально острым. Чем четче образ, тем острее твой меч. Аннев недоверчиво приподнял бровь: – Это такой хитрый способ снова испытать мои способности? Содар засмеялся: – Просто попробуй. Аннев пожал плечами и уставился на меч. Через несколько секунд напряженного вглядывания в клинок он посмотрел на Содара: – А как проверить, получилось или нет? – Водить пальцем по лезвию точно не стоит. Я обычно ощущаю, что запас моего кваира истощился. Появляется жажда или недостаток кислорода, как если бы я забыл вовремя сделать вдох. Аннев кивнул, решив, что все понял, и священник положил на край стола хворостину. – Разруби эту ветку. Аннев, держа меч обеими руками, приблизился к столу. Осмотрев хворостину – длиною в фут, в толщину она не достигала и дюйма, – он с размаху ударил по выступающему концу ветки мечом. Второй конец хворостины подпрыгнул, и палка упала со стола на утрамбованный земляной пол. Юноша бросил гневный взгляд на старика, который, прикрыв рот ладонью, изо всех сил старался сохранить серьезное выражение лица. – По-твоему, это смешно? Содар убрал руку, но на губах его по-прежнему играла улыбка. – Это же артефакт, Аннев. – Я знаю. – Знать-то знаешь, вот только обращаешься с ним как с обычным мечом, а это не дело. Артефакт выполнен именно в такой форме затем, чтобы владельцу было проще представить себе его назначение. Милость мог бы иметь вид жезла, но тонкий плоский предмет – как клинок, например, – помогает вообразить острое лезвие куда лучше. Содар поднял хворостину и снова положил ее на стол. – Попробуй еще раз, но не пытайся разрубить ее, как клинком. Представь воздух, что окружает лезвие, и постарайся увидеть, как он рассекает дерево. Аннев недовольно нахмурился, однако спорить не стал и прижал лезвие меча к ветке. «Острый воздух… Но как может быть острым то, что не имеет формы?..» Он снова полоснул мечом по хворостине – но ничего не произошло. Аннев поднял взгляд на Содара; лицо юноши было мрачнее тучи. – Это попросту глупо. На сей раз Содар и не думал смеяться. – Попробуй одновременно с этим произнести имя глифа. Оно звучит так: géaraer. – А сразу нельзя было сказать? Содар покачал головой: – Само по себе проговаривание глифов ни к чему не приводит. Мы используем глифы лишь для того, чтобы сформировать намерение, но для даритской магии необходимы два компонента – кваир и слова. Кваир исходит изнутри – ты наполняешь заклинание своим воздухом или водой, а слова либо произносятся вслух, либо ты держишь их в уме – иначе говоря, формируешь мысль. – Но ты всегда их произносишь. – Да, потому что слова подобны воде. Изливаясь из уст, они принимают форму сосуда, в который ты их направляешь, и потому они надежны. С мыслью же все наоборот. Мысли подобны воздуху… они переменчивы и вечно норовят улететь. Но стоит понимать, что слова, произнесенные вслух, начинаются с мысли, поэтому слово и мысль суть одно и то же, как кваир есть и воздух, и вода. – Небесная влага, – понял наконец Аннев. – Значит, сначала я создаю слова в своем сознании, а потом придаю им форму, произнося их. – Что-то в этом роде. Но не забывай: магия – это и наука, и искусство. Правила определяют форму, но все остальное определяет твое чутье. Аннев сосредоточился, вызывая в уме нужное слово, а затем снова приставил лезвие к ветке и взглянул на Содара. Старик кивнул. – Géaraer! – Аннев провел мечом по хворостине и нагнулся посмотреть, что из этого вышло. Однако деревяшка упрямо лежала на своем месте, целая и невредимая. Аннев выругался. Содар взял хворостину и покрутил в руках. На поверхности виднелась едва различимая отметина. Содар вздохнул: – Не расстраивайся, Аннев. Когда-нибудь все у тебя получится.