Унисса поставила ученицу на ноги и встряхнула. Лиственное крошево, будто пепел, посыпалось под ноги. – Запомни, – сказала она ей. – Это обманное мастерство. Когда меняешь один лист другим, вроде бы ничего не происходит. Иногда изображение даже кажется ярче, живее. Но на самом деле так в твои букеты заползает ложь. Понимаешь? Только грандаль, наверное, может набить букет из любого листа, и тот будет правдой. Поняла? Эльга всхлипнула и кивнула. – Да, мастер Мару. – Так можно навсегда потерять мастерство. Ложь из пальцев проползет в душу, и ты перестанешь видеть мир таким, какой он есть. – А каким буду видеть? – Искаженным. Мертвым. И останется у тебя одна дорога – в Серые Земли. – Почему? Унисса вздохнула. – Потому что ты начнешь видеть красоту в пепле и гари. Тебе станет тошно находиться среди живых людей, и ты предпочтешь мертвых. В конце зимы их снова навестил Фаста, исхудавший и грязный, поделившийся с Эльгой горстью крохотных орешков. – Возвращаются! – со значением произнес он. – Кто? – спросила Эльга, раскусывая орешек. Фаста хмыкнул и прошелся перед углом с букетами, забравшимися уже и под потолок, постоял у одного Рыцека, у другого, потом показал пальцем: – Мне такого же набейте. – Берите любого, – предложила Эльга. – Да? – недоверчиво спросил Фаста. – Это твои? – Ее, – подтвердила Унисса. – Тогда возьму. – Илокей потянулся сначала к одному букету, передумал и снял дощечку поменьше. – Друга в путешествиях не хватает, – сказал он, оглаживая лиственного Рыцека. – А так всегда со мной будет. Дырочку просверлю, на шею повешу. Пусть теребит, пусть мурлычет. Все не одиноко. Фаста солнечно улыбнулся. – А кто возвращается? – снова спросила Эльга. – Воины. – Фаста угостился своим же орешком с ее ладони. – Боевые мастера с учениками. Тангарийцев разбили? Разбили. Сумасшедшего мастера за перевал прогнали? Прогнали. Чего б не вернуться? – А когда? Фаста посмотрел на ученицу. – Так вчера. Я их обогнал. – Все, Ило, пойдем мыться, – потянула его в кухню Унисса. – Вода греется. И белье твое надо основательно постирать и заштопать. – Ты хитрая, – сказал Фаста, давая себя увлечь. – Не вчера, завтра, – махнул он букетом Эльге, пропадая в коридоре. – Мяу? Эльге на мгновение показалось, что кот с дощечки подал голос. Но затем в ногу ей толкнулся живой Рыцек и вопросительно поднял мордочку. – Ах, это ты! – Мяу? На следующий день к полудню, казалось, весь Гуммин высыпал из домов наружу. Унисса и Эльга по узким улочкам кое-как пробрались на площадь перед домом энгавра и зданием городского управления, но в первый и даже во второй ряд им пробиться не удалось. Горожане стояли плотной, чуть ли не каменной стеной. Впрочем, такое творилось не только перед площадью, но и на всем пути от северных ворот. Сыпал мелкий, тающий в воздухе снежок. На длинных древках полоскались флажки Края. Городской кафаликс в непременном колпаке надрывал горло. – …рои! – кое-как улавливала Эльга. – …разились и победили!..лаву кранцвейлера… Когда кафаликс умолкал, вступали барабаны. Бум-бум-бум! – …одня мы встречаем… Толпа внезапно заволновалась, вспыхнул и разросся, прокатился поверх голов и шапок шорох, шепот: «Идут! Идут!» – …аших мастеров! Эльге было обидно. Когда движение, шум и голоса потекли от северных ворот, даже на цыпочках она не видела ничего. Не считать же чем-то пестрые пятна, на мгновение возникающие в кривых прорехах, появляющихся между стоящими? Это даже не мастера могли быть, а толпа на противоположной стороне мостовой. А вдруг там Рыцек? Она попыталась втиснуться между пышной горожанкой в косматой шубе и подмастерьем в теплой куртке, но ее без церемоний за шиворот, за сак, едва не за волосы, оттащили назад. – Ай! – Эльга! Унисса выдернула ее из третьего ряда, взяла за руку. Прижимаясь к стенам домов, они двинулись от площади. Какой-то мужик, пахнущий пивом и луком, едва не зашиб Эльгу раскладной лестницей, которую ему приспичило нести именно в этот момент. – Прощу прощения! – Куда? – с отчаянием шептала Эльга, пока Унисса все дальше уводила ее от места, где боевые мастера примут награды из рук энгавра. Барабаны рокотали – ба-ба-ба-ба! – Сейчас. Они добрались до широкой арки, в бесснежной глубине которой у закрытых ворот темнели пустые и рассохшиеся бочки из-под солонины. – Фу! – Эльга зажала нос от гнилостного запаха. – Помоги. – Унисса попыталась сдвинуть одну из бочек. – Зачем? – Мастеров увидеть хочешь? Эльга кивнула. – Перевернем, выкатим – встанешь на бочку, – сказала Унисса. – Ой, да! Эльга вслед за мастером уперлась ладонями в темный бок. Дерево было скользким и жирным. Вместе они расшатали и опрокинули одну из пузатых товарок. Внутри бочки что-то треснуло, она вздрогнула, но покатилась к выходу, стоило ее подтолкнуть. – Сюда. Унисса ловко завернула бочку, и они, тяжело дыша от усилий, поставили ее вверх дном. Барабаны сменили песню. Теперь они звучали: бум-бум-ба! Бум-бум-ба! Толпа заволновалась и разразилась криками. Уже рядом! – Забирайся! Упрашивать Эльгу не пришлось. Она уцепилась за неровную кладку стены, краешком ботинка нашла опору – выгиб обруча и, оттолкнувшись вверх, очутилась на бочке. Донце скрипнуло, но выдержало. – Видно? – спросила Унисса. Эльга выпрямилась. – Да, мастер Мару!