Она приподняла деревяшку и прижала к ней лист ладонью. Вот, держись. Посмей толь… Чарник ветром сдуло в сторону и едва не унесло с холма, стоило на чуть-чуть отнять руку. Хорошо, он застрял в траве. Тут уж Эльга разозлилась. Совсем не хотите по дружбе? Какие же вы ветреные друзья! Сейчас вот как скомандую! Она набрала воздуха в легкие: – Ко мне! Ух! Громко! Лист чарника неожиданно дернулся вверх, будто привязанный за веревочку. Он взлетел и красным пером опустился прямо Эльге в руку. – То-то же! Сложив лист лодочкой, она определила его в низ дощечки, основанием будущего букета Дивьего Камня. Но он, помедлив, снова скатился на колено. – Стой! Окрик не сработал. Эльга вздохнула и оглянулась на беседку – Униссы не было видно. Спросить? Наверное, что-то она делает неправильно. Но так не хочется опять самой догадываться. Это даже труднее, чем вощить круглый день! Она посмотрела на Камень. Повернула голову. Скосила глаз. – Доволен, да? И замерла. Ой, дурочка! Надо же «лиственным» зрением смотреть! И набивать букет тоже! Вот ёрпыль-гон так ёрпыль-гон! Дивий Камень, превратившись в свое мохнатое лиственное подобие, согласно прошелестел. Эльга развернула лист чарника и аккуратно поместила его на дощечку. Ну же! – взмолилась она. И – чудо! – лист будто прилип. Конечно, сразу стало видно, что у него много лишнего. Там подрезать, здесь подрезать. Но для этого же есть ноготь! Провести им справа, провести слева, закругляя, заворачивая к вершинке. Еще чуток ненужных зубчиков долой и по жилке отрезать снизу. Готово! Эльга самокритично заметила, что вышло не слишком аккуратно, зато чарник, показалось, врос в дерево намертво. Теперь – ольха. Высунув от усердия язык, Эльга принялась кропотливо составлять листья, прилаживать их один к одному, подсовывая, подбивая в древесные трещинки. Окантовкой добавила тополя. В центр, в раздвоенность Камня, пошла календула. Пальцы мяли и складывали, соединяли, делили, подворачивали и скручивали. Кое-где ольху даже пришлось смочить языком. Невкусно. Пресно. Ну-ка, тесно, ну-ка, дружно. Или вам специально донжахина в компанию подать? Солнце прыгнуло через голову и покатилось с холма. Дивий Камень на дощечке тянулся вверх, прорастая в окружающий сумрак и расплываясь в нем. Эльга щурила глаза, но они закрывались и склеивались. Хоть веточки вставляй. Как бы себе букет набить, чтобы долго не спать. – Эльга! – Да, мастер Мару. Девочка вскочила на голос, кажется, еще во сне. – Ты спишь? – Нет, мастер Мару. – Уверена? Пригоршня ледяной родниковой воды, пролившаяся на затылок и шею, заставила Эльгу завопить. – Ай, мастер Мару! Я уже не сплю! Темнота посыпалась, будто листья в осеннюю бурю, разлетелась, унеслась, оставив бедную Эльгу напротив мастера, стоящего с фонарем в руке. – Вот теперь верю, что не спишь. Пошли. Унисса взяла ученицу за руку. – Ой, а я же сделала! – спохватилась Эльга и подобрала мохнатую от листьев дощечку. – Уже? – Мастер Мару недоверчиво выгнула бровь из мягкого пшеничного колоса. – Интересно посмотреть. Труд ученицы она изучала долго. Эльга успела измучиться, продрогнуть, проскакать на одной ноге вокруг скамейки, упасть, испачкать ладони, дойти до Камня, смыть грязь, зачерпывая воду из желоба, и задремать, глядя на огонек свечи за фонарным стеклом. Ждать было страшно на самом деле. Но мечталось, что мастер Мару сейчас скажет, что, конечно, ей еще нужно долго учиться и совершенствоваться, чтобы стать грандалем, но успехи в составлении букетов… – Что ж, – сказала Унисса, – могло быть и хуже. …успехи… Эльгу словно хлестнули веткой по лицу. – Мастер Мару, вы нарочно? – Что я нарочно? – Я же старалась! – крикнула ученица. – И что? – насмешливо спросила Унисса. – Это отменяет то, что у тебя получился плохой букет? – Он же первый! Женщина повернула девочку к себе. – Первый букет всегда из черенков. Знаешь такую поговорку? Эльга обиженно фыркнула. – На самом деле, – сказала Унисса, – мой первый букет был еще хуже. Знаешь, что сделал мастер Крисп? Он сжег его. Сказал, что такой кошмар можно исправить только огнем. Я так плакала. Я думала, что из меня ничего и никогда не получится. А мастер на три дня запер меня в холодной листьевой, у него был специальный такой подвальчик, и заставил слушать листья. И давал только воду. – Но зачем? – спросила Эльга. Унисса усмехнулась. – Я думаю, ты мне сейчас сама ответишь на этот вопрос. Пошли ужинать. А это… – Она посмотрела на букет. – Сама решишь, что с этим делать. Эльга прижала дощечку к себе. – Ну и пусть, что плохо! – Как знаешь. Унисса подняла фонарь, и они по тропке стали спускаться с холма к гостинице. Эльга, наверное, уже могла бы проделать весь путь с закрытыми глазами. Большинство домов были темны, во дворце энгавра мерцали свечи и кто-то тихо играл на балумбене. Фонарщик на лестнице подливал масла в лампы, освещающие широкие ворота и крытую темную повозку. За оградой гостиницы трещали цикады. – Ой, я поняла, – сказала Эльга, ероша пальцем листья на дощечке. – Плохо, когда кажется, что ты почти грандаль. Унисса рассмеялась. – И это тоже. Просто любому человеку, не важно, как далеко он продвинулся в своем мастерстве, необходимо постоянно расти, а это значит, всегда и всюду он должен говорить себе: я могу лучше, я должен приложить еще некоторое усилие. И еще. И еще. Учитель же просто обязан внушать то же самое ученику. Эльга вздохнула. – Это значит, мои букеты для вас всегда будут плохими? Унисса открыла дверь. – Нет, – сказала она. – Какая глупость! Нет. Но ты всегда сможешь сделать лучше. – А вы? – И я. Пока живу. Конечно, у меня было несколько удачных букетов. Но сейчас я сомневаюсь, что они были достаточно хороши. – А я бы не сомневалась, – сказала Эльга.