Даня прикусил язык. Существо метнулось через площадь, как краб-мутант, подбрасывая вверх ноги и руки, через кусты и деревья, прямо к дому дяди Вити. Тут любой оператор выронил бы камеру, и Данька не стал исключением. Он попятился и был готов кричать во все горло. Но когда чудовище заглянуло в комнату, он онемел. Существо-из-локомотива вскарабкалось по фасаду на третий этаж и прилипло к стеклу. Пальцы у него были длинными, как у какой-то тропической лягушки, и увенчанными присосками. Китель покрывали пятна мха, крупные вороненые пуговицы сверкали, как кусочки слюды. На яйцеобразной голове существа криво сидела фуражка с пятиконечной звездой. А его лицо… Это нечеловеческое лицо! О, пригласи его кто сыграть в кино, и зрители действительно выходили бы после сеанса заиками. С крючка сорвалась и упала за коробку с железной дорогой одна из фотографий дяди Вити. Существо посмотрело в ту сторону и принюхалось. У него были красные глаза. Морда вытянутая, как у муравьеда из передач по «Дискавери», узкая, заканчивающаяся подвижной трубкой. Из трубки высунулся и затрепетал язык, похожий на червяка. Вот тут-то Даня и закричал. Кричал он зажмурившись, полагая, что крабо-жабо-муравьед уже вышиб окно и проник в комнату, но тут над ухом охнула бабушка. Даня открыл глаза. Окно опустело. – Внучек! Что стряслось? Позади бабушки вырос заспанный дядя Витя. В руке он держал кухонную колотушку. – Пожар? Грабеж? Кому-то шею намылить? Даня подбежал к окну. Существо сгинуло. СО не дымился и погасил фонарь, притворяясь мирной грудой металла. Но на стекле снаружи Даня заметил кружки: отпечатки лягушачьих присосок. И телефон продолжал записывать видео. «Это доказательство! – подумал Даня. – С этим – хоть в Москву на телешоу иди!» «Никому ни слова!» – прозвучал в голове голос Валика. А еще Даня испугался, что паровоз их подслушивает. Что они ни до Останкино, ни до порога его квартиры не дойдут: стоит ему развязать язык, паровоз вернется и всех троих унесет. – Милый, ты в порядке? – спросила бабушка, выглядывая в окно. Врать было стыдно, но Даня ответил: – Мне кошмар приснился. Простите. Дядя Витя просветлел лицом и опустил колотушку. Бабушка обняла Даню. – Не за что извиняться! Главное помнить, что сны не кусаются. На счет этого у Дани были большие сомнения. Глава 6 Взрослым ни слова! Даня вышел на площадь, двигаясь осторожно, как дрессировщик в клетке с хищным зверем. «Зверь» сидел на постаменте. Его железная идеально черная шкура лоснилась, под матовым фонарем поблескивала пятиконечная звезда. Собачники, мамочки с колясками, люди, идущие к вокзалу, и гости Балябино, только что сошедшие с электричек, ни о чем не подозревали. Лишь птицы знали правду, отказываясь даже пролетать над паровозом. Даня поправил солнцезащитные очки. Он и завтракал в них, чтобы бабушка не заметила кругов под глазами – следов бессонной ночи. Мама бы наругала, заставила снять за столом очки, но бабушка лишь спросила, можно ли ей тоже поиграть в шпионов, и нацепила свои темные окуляры, а Даня не сдержался и хихикнул. На площади ему было не до смеха. «Дрыхнешь? – мысленно спросил он у паровоза. – Ну конечно, вампирам положено спать днем». Он заставил себя не думать про предстоящую ночь и отвел взгляд от СО. Валик сидел на прежнем месте у рунного камня, листая книжку. Увидел Даню и замахал рукой. Даня направился к нему. Возле кафе «Орландина» стояла нетронутая миска с кошачьим кормом. Бородач в тельняшке, еще угрюмее, чем вчера, озирал кусты. – Здравствуйте, – сказал Даня. – Не нашлись? – Напасть какая-то, – ответил бородач. – Ни Милки Вэя, ни Сникерса, ни Марса с Баунти. Как кошка языком слизала. – А как они выглядели? Может, мы с другом походим по поселку и поищем? – Поищите! – обрадовался мужчина. – У них по четыре лапы, по два уха, усы, шерсть, хвост один… ну, у каждого по одному. – Мы поищем, – заверил Даня. – Не волнуйтесь. Ему стало жалко бородача – грозного снаружи и доброго внутри. Он живо вообразил, как коты, посовещавшись, собрали чемоданчики, сели в поезд и уехали прочь из Балябино. Подальше от зловредного локомотива и того, кто прятался в кабине машиниста. – Давай уйдем отсюда, – предложил Даня Валику, когда они обменялись рукопожатиями. – Чтобы он нас не подслушивал. Валик не стал спрашивать, кого Даня имеет в виду. Сунул под мышку книгу о варягах, и мальчики зашагали по тротуару. – Итак, – сказал Валик. – Тут из двух может быть только одно. Либо у нас одна галлюцинация на двоих, либо карликовый паровоз приехал из ниоткуда, чтобы раскурочить твои модельки. – Ты не все знаешь, – сказал Даня. – Выкладывай. Даня так и сделал. Рассказал про первую ночевку в Балябино, про туман и горящий багровым фонарь, про голубей, избегающих СО, про пропавших котов и, наконец, жестикулируя и пуча глаза, он вывалил на друга историю о крабо-жабо-муравьеде, который выполз из кабины, чтобы до дрожи напугать двенадцатилетнего мальчика. И Дане не было стыдно признаться, что от страха он едва не околел. – Да ты кремень, – прокомментировал Валик, передергивая плечами. – Я бы визжал, как девчонка. – Значит, ты мне веришь? – С души будто свалился рунный камень. Даня понял: если радость делить с другом, ее становится вдвое больше, а если тревогу – она уменьшается вдвое. – Ну, – Валик ненадолго задумался, – ты не Роберт Стайн, чтобы такое выдумать. И потом, я же своими глазами видел, как паровоз появился и исчез. – Вдруг это фокус? – Может, и фокус. Только я почувствовал вчера, какой этот паровоз… – Злой? – Да, верно, злой. – А раньше ты это чувствовал? В смысле, ты же всю жизнь живешь в Балябино, и СО все это время стоит у вокзала. – Нет, – сказал Валик, почесав затылок. – Памятник как памятник. И кстати, до недавнего времени был весь в помете – не успевали отмывать. – Так почему же он сейчас… такой? – Не знаю пока. Может, он и не паровоз вовсе. Может, он – тарелка марсианская. Марсиане настоящий паровоз украли, а на постамент поставили тарелку, которая выглядит как паровоз. Даня покрутил в голове эту идею. Он и сам вчера думал о пришельцах. – Говоришь, ты его заснял? – Ах да! – Даня передал другу телефон. Они встали у штакетника. Валик хмуро вперился в экран. Даня пересматривать видео не хотел и занялся изучением мужичка, одетого во все черное. Встав на цыпочки, он пытался сорвать с ветки недоспелую сливу. – Жесть, – сказал Валик, возвращая Дане мобильник. – Не очень-то он похож на марсианина. Больше – на мутировавшего железнодорожника. – А почему ты просил никому не рассказывать о паровозе в моей комнате? – Сам подумай, – деловито откликнулся друг. – Взрослые разве поверят в такое? В лучшем случае назовут фантазерами. А в худшем… – Что? – Что-что! Решат, что ты с приветом, и к психологу отправят. Есть у меня товарищ… – Валик поморщился от неприятных воспоминаний. – Он кой-чего папе разболтал. Так папа вместо того, чтобы помочь, сыночка дважды в неделю к мозгоправу водит. А знаешь, что происходит в кабинете у мозгоправа? – Н-нет. – Даня аж сжался от неприятного предчувствия. – Ничего! – неожиданно сказал Валик. – Там скука смертная. Поверь, лучше уж в психушке сидеть, где хоть ребята веселые и знаменитостей много. А мозгоправ на тебя смотрит и такие скучные вопросы задает, что не зевнуть – мука. И стрелки секундные так медленно тикают на часах. Тик. Через пять минут опять: тик. – Валик разгладил шов на шортах. – Ну, мне так товарищ говорил. – А как же видео? – напомнил Даня. – Мы взрослым его покажем, и они сразу поверят. – А ты его сам пересматривал? – Нет, – признался Даня. – Так пересмотри. Даня нехотя запустил ролик. – Что ты видишь? – спросил Валик.