— А разве они не подлежат критике? Тарк поморщился. — Тов. Сандаров, не будем заниматься диалектикой. Вопрос ясен. Ячейка находит, что вы расхлябались, и поручила мне сделать вам соответствующее указание. — Но позвольте, тов. Тарк. Я желаю знать, в чем меня обвиняют. Мало ли какие у нас распространяются сплетни. На то ведь это и ячейка. — Видите! На то это и ячейка. Настоящий коммунист не станет так отзываться о своей партийной организации. — А по-вашему, это не так? — Это другой вопрос. Может быть, и так. Но отсюда не следует, что об этом можно говорить в таком тоне. Сандаров пожал плечами. — У вас какая-то своя логика, мне, по-видимому, недоступная. — В этом все дело. Сандаров заходил по комнате. — Есть во всем этом какая-то горделивая тупость, какое-то нежелание прогрессировать, боязнь сдвинуть что-либо с места. Вот мы такие. Всегда были и впредь будем. А если вам не нравится, то убирайтесь вон. На этом далеко не уедешь. — Ну, как сказать. Едем на этом уже четыре года и, кажется, неплохо едем. — Да, четыре года. Но теперь пора обновиться, стать шире, глубже. — Напротив. Именно теперь партийная сплоченность и выдержка особенно важны. А то недолго попасть в буржуазное болото. — Не так страшно. Партийный коммунист от этого всегда гарантирован. — Вы думаете? — За себя я, во всяком случае, ручаюсь. Тарк глянул в сторону. — А ваш роман с госпожей Велярской? Сандаров быстро подошел к столу. — Тов. Тарк, я полагаю, что партийный контроль имеет известный предел и на некоторые чисто личные обстоятельства не распространяется. Не так ли? — Не совсем. Если эти личные обстоятельства отражаются на общественной физиономии члена партии, то партия вправе сказать свое слово. — В таком случае я требую партийного суда. А на сплетни отвечать не намерен. — Не волнуйтесь, тов. Сандаров. Я исполняю волю ячейки и передаю вам все, что о вас говорят. Вы можете представить объяснения, и вопрос будет исчерпан. — Никаких объяснений я не представлю и разговаривать на эту тему отказываюсь. — Это ваше дело. Должен только заметить, что вопрос о госпоже Велярской приобретает особую остроту только потому, что она жена одного из наших контрагентов. — И что ж из этого следует? — А то следует, тов. Сандаров, что от романа с женой до спекуляции с мужем — один шаг. Сандаров бросился к Тарку. — Вы с ума сошли, Тарк! Вы не слышите, что говорите. — Отлично слышу и считаю своим партийным долгом вас об этом предупредить. Сандаров подошел к двери. — Тов. Тарк! Я полагаю, что рисовать картину моего уголовного будущего едва ли входит в ваши партийные обязанности. Все, что могли, вы мне сказали. А потому ваша миссия может считаться законченной. Тарк встал. — Я доложу ячейке о результате нашей беседы. — Пожалуйста. Тарк вышел. Сандаров подошел к телефону. — Дайте М. К. М. К.? Никого нет? Передайте, что звонил Сандаров из Главстроя и просил непременно ему позвонить. XV Велярская сотый раз подошла к зеркалу и поправила волосы. Отошла. Взяла книжку. Бросила. — Маша! Мне, наверное, никто не звонил? — Нет, барыня. — А вы никуда не уходили? — Нет. Звякнул телефон. Велярская быстро подошла. — Да. Кто говорит? — Нина Георгиевна? — Это вы, Тумин? Куда ж вы пропали? Я уж думала, что вы решили радикально бороться с буржуазными соблазнами. — О нет. Я просто был несколько занят. За вами заехать можно? — Можно. Тумин и Велярская сидели в отдельном кабинете. На столе стояло вино. — Знаете, Нина Георгиевна, когда я с вами, я, как говорится в романах, вне времени и пространства. — Это что же, хорошо или плохо? — Конечно, плохо. — Ах, вот как! — Конечно, плохо. Потому что, значит, вы никак не вкомпоновываетесь в мою обычную жизнь. — А разве это необходимо? — Для меня — да. Велярская откинулась на спинку кресла. — Если бы мне такое сказал простой смертный, я подумала бы, что он делает мне предложение. Но у вас, коммунистов, это, должно быть, означает что-либо другое. Тумин замолчал, уткнулся лбом в ладонь. — Вы не хотите меня понимать. Велярская засмеялась. — Ну, идите сюда. Сядьте со мной рядом и не говорите глупостей. Я вас отлично понимаю; только не понимаю, зачем вы себе талмудите голову всякой ерундой, когда все очень просто. Тумин сел совсем близко и обнял ее. Велярская медленно обернулась к нему лицом. Они поцеловались. Велярская подошла к зеркалу.