— Но вы верите, что это не я убил Локтионова? — выкрикнул Макс. — Максим! Когда-то давно мы с вами уже разговаривали на эту тему. Вера — это не то понятие, которым может оперировать следствие. — Реваев немного помолчал. — Как человек могу сказать — да, я вам верю. — Спасибо, Юрий Дмитриевич. — Если от этого вам будет легче, то пожалуйста. Хотя для вас сейчас гораздо важнее, чтобы вам поверили те, кто будет заниматься этим делом. — А они поверят? Реваев молчал. — Они поверят мне, Юрий Дмитриевич? — Трудно говорить за других, — наконец отозвался Реваев, — зная нашу систему, полагаю, что задержания, а затем и ареста вам не избежать. — Вы же понимаете, что если человек сел, то он уже стал виновен. — Не нагнетайте. Если на ноже будут обнаружены чужие отпечатки, то с вас снимут все обвинения. — Господи, сейчас уже в детском саду знают про отпечатки. Или вы думаете, что убийца сумасшедший? — Максим, у меня пока слишком мало информации, чтобы хоть что-то думать. — Но здесь же ясно, что меня подставили, — либо Тукай, либо Фролов. Только непонятно, чьих рук это дело. — Помнится, как-то раз вы уже выдвигали мне одну громкую версию, — мягко напомнил Юрий Дмитриевич, — простите, что напоминаю о гибели вашего отца, но, согласитесь, все оказалось гораздо прозаичнее. — Вы можете взять расследование под свой контроль? Дело же громкое, наверняка ваше управление заберет его себе. — Нет, Максим, следователи не выбирают себе дела сами, — Реваев нашарил ногами тапочки, — к тому же я сейчас не в Москве и буду, скорее всего, только через несколько дней, — полковник встал и направился на кухню, — но вы напрасно думаете, что, кроме меня, никто не сможет разобраться в этом деле; уверяю вас, у нас очень много квалифицированных сотрудников. — Разобраться, может, и смогут, вот только захотят ли? Есть труп, есть нож, есть собутыльник. Господи, да я сам себя посадил бы! — Я так понимаю, на место преступления вы возвращаться не намерены? — Реваев налил себе воды из холодного чайника и сделал большой глоток. — Нет. Как только я появлюсь, меня задержат и поставят галочку о том, что дело раскрыто. А потом эта галочка превратится в крест, который поставят на мне. На этом все будет кончено. Юрий Дмитриевич, вы мне поможете? Реваев в несколько глотков осушил стакан и почувствовал, что теперь организм настоятельно хочет избавиться от излишков жидкости, накопившихся за ночь в мочевом пузыре. Идти в туалет с телефоном было неудобно, и Реваев решил, что немного потерпит. — Вы поможете мне, Юрий Дмитриевич? — В голосе Подгорного слышалось отчаяние. — Максим, я не могу идти на нарушение закона, а значит, обо всех ваших звонках и содержании наших разговоров я буду обязан сообщить следователю, который возьмет это дело. — То есть мне на вас не надеяться. — То есть заткнитесь! — вспылил Реваев. — Пока я с вами разговариваю, надеяться можно. Не факт только, что ваши надежды оправдаются. Если вы решили податься в бега, то говорю еще раз, это несусветная глупость и риск, что вас пристрелит случайный патрульный. Но коли вы не хотите внять голосу разума, то это ваши проблемы, и меня в их подробности посвящать не следует. Вы меня поняли? — Понял, — быстро отозвался Подгорный. — Далее. Звонить мне больше не надо. Если мне понадобится от вас какая-то информация, на сайте объявлений в разделе недвижимости будет размещено объявление о продаже дома. Запомните адрес: Южное Бутово, Березки, улица Лесная, дом девятнадцать. — Квартира? — уточнил Подгорный. — Это коттедж. Если будет указана цена пятьдесят миллионов, значит, я хочу, чтобы вы со мной связались. Если вдруг увидите цену сто миллионов, значит, можете смело вылезать из укрытия. На этом пока все. Надеюсь, вы знаете, что сотовые телефоны легко отследить. — Да, я в курсе, — в кино видел. — Да уж, современные сериалы весьма расширяют кругозор преступников. Простите, Максим, сейчас я не вас имел в виду. — Я так и понял, — хмыкнул Подгорный, — я отключаюсь? — Пожалуй что да, — согласился Реваев, — напоминаю, что в Москве я буду только дня через два, да и потом не ждите от меня чудес скорости. — Всего доброго, Юрий Дмитриевич. — Подгорный отключился. Реваев бросил телефон на кухонный стол и поспешил в санузел. Стоя перед унитазом, он блаженно улыбался, счастливый оттого, что его терпение наконец было вознаграждено. Уже моя руки, он взглянул на себя в зеркало и покачал головой. — Старый дурак, куда ты лезешь? — Он провел рукой по щетине. Ему явно надо было побриться. — А почему шепотом? — в ответ спросило зеркало. — Так ведь страшно. — Реваев выдавил на ладонь белую пушистую горку пены. * * * — Ну что, Антон, картинка складывается? — Бочкарев широко зевнул и вяло приподнял левую руку, делая вид, что собирается прикрыть рот. — А чего тут складывать, Дмитрий Евгеньевич? — Молодой, щекастый оперативник хлопнул ладонью по черной кожаной папке. — Два плюс два — четыре? Дело образцово-показательное. Люди по-соседски выпили. Затем по-соседски полаялись. В итоге имеем один трупак и две пустые бутылки вискаря. Нормальные пропорции. — Ты прям счетовод, — хмыкнул следователь, — ты записи с камер наблюдения посмотрел? — Нет, — вздохнул Антон. — А чего нет? Я уже и с женой, и с дочкой этого Локтионова пообщаться успел, а ты не мог камеры отсмотреть? Ты видишь, вон одна прямо всю террасу накрывает. — Я вижу, — кивнул оперативник. — И чего? — начал злиться Бочкарев. — А ничего, нету записей. — Как нету? — удивился следователь. — Стерты, что ли? — Совсем нету, — пожал плечами оперативник, — кто-то вынул жесткий диск из рекодера. Так что записей в принципе никаких нет. Кина не будет. Бочкарев задумался, затем внимательно огляделся по сторонам. — Давай-ка ты, Антоша, дуй в дом к убитому, посмотри, что там насчет кино. Видишь, у них камеры висят над оградой? Вот та теоретически должна захватывать место, где труп лежит. — Уже дую. — Антон неторопливо понес свое грузное тело в направлении калитки. Бочкарев неприязненно посмотрел ему вслед. «И как только он физподготовку сдает, интересно? Опер-черепашка». Следователь сплюнул и направился к завершающему свою работу криминалисту. — Ну что, Володя, порадуй хоть ты. С криминалистом Володей Ситником Бочкарев работал уже давно и знал, что тот относится к своему делу с ответственностью. — Чем, Дима, тебя порадовать? — Ситник поправил очки в тяжелой оправе. — Пили двое, ели, я так понимаю, тоже двое. Во всяком случае, на вилках отпечатки двоих. На тарелках нашел еще отпечатки, но они могли быть оставлены ранее. — Да, — подтвердил Бочкарев, — жена и дочка Локтионова принесли им сюда еду. У Подгорного вроде как ничего не было, кроме пельменей. — Во всяком случае, в холодильнике у него точно пусто, — согласился Ситник, — а чего они сами носили? Небось, прислуга имеется. — Говорят, что после восьми вечера всех отпускают, мол, чтобы одним дома побыть без посторонних глаз, — Бочкарев вздохнул, — да они толком ничего и не говорят сейчас. Обе в трансе, что жена, что дочка. Забились в спальню и сидят на кровати, трясутся обе. — Они его видели? — Эксперт махнул рукой на тело банкира. — Они его нашли. Точнее, нашла жена, когда поняла утром, что муж так от соседа и не вернулся. А потом на ее вопли и дочь прибежала. — Ну тогда, конечно, — кивнул Ситник, — сегодня ты их вряд ли допросишь. — А надо бы, — хмуро пробормотал Бочкарев, разглядывая севшую на ветку сосны сороку. Птица, в свою очередь, наблюдала за заполнившими двор людьми. Очевидно, решив, что ничего интересного не происходит, она подпрыгнула на ветке, прошлась из стороны в сторону, гордо неся свой великолепный хвост, а затем, крикнув на прощанье что-то презрительное, улетела. — Вот кого допрашивать надо, — усмехнулся Ситник, — наверняка что-то видела. — Ага, иди еще у комаров отпечатки сними, может, это они его до смерти затюкали. — Настроение у Бочкарева неожиданно испортилось. — Ну что, посмотрел запись? Видно чего? Вернувшийся оперативник помотал головой. — Там странное дело, Дмитрий Евгеньевич. Половина камер ночью не работала, даже больше. А те, которые включены были, от них никакой пользы. — Ну очень интересно. А не работали они почему?