* * * Аркадий повторял свой рассказ в третий или в четвертый раз – он сбился со счета. Сперва дежурный, который принял у него заявление, потом оперативник, предупредивший, что вскоре с ним свяжется следователь… Теперь он излагал то же самое частным детективам, нанятым им в первый же день после исчезновения Наташи. Точнее, вечер. Его старый друг, посоветовавший обратиться к ним, человек немногословный и скупой на эмоции, сказал: «Они тебе крота из-под земли выкопают». И Аркадий как-то уцепился за этого крота, представив людей – нет, не людей, волшебников, – способных сделать так, чтобы Наташка вернулась живой и невредимой. Написав заявление, он, выйдя из отделения, сразу позвонил по телефону, продиктованному другом, и вскоре уже ехал на встречу. Детективов оказалось всего двое. Макар Илюшин поначалу разочаровал Куликова – не сыщик, а какой-то мальчишка: худощавый, светловолосый, с отросшими, совершенно несерьезными вихрами, торчащими во все стороны. От него оставалось ощущение легкости и беззаботности. Выглядел Макар Илюшин лет на двадцать пять, не больше, а Аркадию все молодые люди такого возраста казались юнцами. Детьми, как и его Наташа. Но, увидев Илюшина на следующий день, Куликов поразился: перед ним стоял мужчина лет тридцати с небольшим, собранный и внимательный. Никакой расслабленности не было и в помине. Он расспрашивал о вещах, которые, как казалось Куликову, мало относятся к делу, и Аркадий добросовестно отвечал, отмечая про себя въедливость детектива. Но что такое настоящая въедливость, он понял лишь тогда, когда к расспросам приступил второй сыщик. Если первый напоминал гончего пса, готовящегося взять след, то второй – собаку одной из тех пород, представители которой вцепляются один раз, но намертво. Высокий, коротко стриженый, тяжеловесный, с глубоко посаженными темными глазами, он вызвал в памяти Аркадия усредненный образ «братков» из девяностых годов. Только этому не хватало золотой цепи толщиной с ужа, и одет он был демократично: джинсы да простая куртка, оттопыривавшаяся под мышкой. «Туповат», – решил Куликов, посмотрев на него. Он укрепился в этой мысли, когда детектив начал задавать ему одни и те же вопросы, лишь немного меняя формулировки. Правда, спрашивал он по делу: о друзьях-знакомых Наташи, о ее личной жизни, работе… Но спустя некоторое время Аркадий обнаружил, что, отвечая в третий раз на вопрос, он вдруг вспомнил детали, которых не мог вспомнить до этого, и его мнение об умственных способностях сыщика изменилось. Нет, не так прост был этот громила, совсем не прост, и не зря он с таким тщанием вытаскивал из Аркадия подробности общения Тошки с ее коллегами. Присматриваясь к нему, Аркадий Ильич в который раз напомнил себе не делать скоропостижных выводов о людях. К концу второго часа разговора Куликов устал. Он уже ловил себя на ощущении, что все происходящее кажется ему – нет, не сном, а напротив – жуткой явью, в которой он проснулся. И возврата обратно, в спокойный длинный сон, уже не будет. Первый раз такое ощущение настигло его после смерти Кати. Аркадию казалось, что их недолгая счастливая жизнь ему приснилась, а потом он отчего-то проснулся в такой яви, где Катя погибла, а он толком и не знал ее. Следующие месяцы после ее похорон ему постоянно хотелось спать, он засыпал везде – в метро, на работе, в только что остановленной у дома собственной машине… В глубине его души жила иррациональная вера в то, что он сможет вернуться в тот сон, где она была жива. Конечно, он выбрался из этого расстройства – а это было именно оно, не стоило кривить душой перед самим собой. Выбрался, вернулся к жизни, надеясь, что ему больше никогда не придется проходить через такое… И теперь изо всех сил старался остаться «в здравом уме и трезвой памяти» – эту юридическую формулу он повторял про себя: удивительным образом она держала его, словно зажимая в футляр, не давая растечься аморфной массой. «В здравом уме и трезвой памяти», – повторял он про себя, и мысли о снах и яви отступали. Заклинание, вот что это было такое. Его собственное маленькое заклинание вроде тех, что очень любила Наташка. – Что с вами? Он не сразу понял, уйдя в свои мысленные бормотания, что коротко стриженый сыщик обращается к нему, и вздрогнул от неожиданности, когда тот дотронулся до его плеча. – Аркадий Ильич, все в порядке? Куликов даже не заметил, как этот человек, имя и фамилию которого он не мог сейчас вспомнить, встал и подошел к нему. Только что он отвечал на его вопросы, потом задумался на пару секунд, а очнулся оттого, что к нему прикоснулись. – Да-да, все в порядке! – спохватившись, заверил он детектива, наклонившегося над ним и пристально вглядывающегося в его лицо. – Вы уверены, что хорошо себя чувствуете? Макар сейчас принесет воды. Только теперь Аркадий увидел, что второго детектива в комнате нет. Ему стало не по себе. – Я что, потерял сознание? – Нет. Но вы замолчали на полуслове и побледнели. Раздались шаги, и возле сидящего на стуле Куликова опустился Илюшин, протянул стакан воды: – Выпейте. Не глядя на двоих мужчин, Аркадий выпил несколько глотков, отставил стакан в сторону, понимая, что выглядит в их глазах в лучшем случае смешно и жалко. Он представил себя со стороны: немолодой очкастый «ботаник», теряющий нить беседы… Неудивительно, если они решат, что он сумасшедший. – Так бывает, – неожиданно мягко сказал вполголоса стриженый. – Вы очень устали и к тому же волнуетесь. Мы почти закончили. Вы сможете ответить еще на пару вопросов? Куликов поднял на него взгляд. В глазах детектива светилось сочувствие, а вовсе не насмешка и не презрение. Бабкин, вот как его фамилия, вспомнил Аркадий. А зовут Сергеем. «Хорошее имя. Добротное…» – Я отвечу, конечно, – собравшись с силами, сказал он. – Давайте продолжим. – С кем Наташа разгадывала манускрипт? – спросил Макар Илюшин. – Я имею в виду, кто еще из ее друзей занимался этим? – Почему вы думаете, что она обязательно делала это с кем-то? – Вы сказали, что она увлеклась шифром в школе… Однако такого рода увлечения быстро становятся общими для всей компании, а ваша дочь общительна и у нее много друзей. Вполне возможно, кто-то из них, как и она, занимается манускриптом до сих пор. – Вы правы, но лишь отчасти. Расшифровкой манускрипта занимался ее друг… то есть бывший друг. Даже не знаю, как сказать… В общем, когда-то они очень дружили. Со временем их отношения не то чтобы разладились, но лишились налета беззаветной детской преданности. Наташа с Максимом стали реже видеться и перевели друг друга в категорию обычных приятелей. Бабкину показалось, что в голосе Куликова сквозит сожаление. – Как фамилия Максима? – спросил Илюшин. – Арефьев, Максим Арефьев. Думаю, он увлекался манускриптом Войнича лишь потому, что им увлекалась Наташа. Подробнее об этом вам сможет рассказать Алеша Баренцев, я вам про него говорил. Они дружили втроем. Послушайте… так, значит, вы беретесь за расследование? Макар Андреевич, вы сказали, что прежде, чем согласиться, вам нужно кое-что прояснить. Вы прояснили? Бабкин с Илюшиным переглянулись. – Вот какое дело, Аркадий Ильич, – ответил Сергей вместо Макара. – Исчезновением вашей дочери, скорее всего, будет заниматься прокуратура. Поймите, у них возможностей на порядок больше, чем у нас. Даже не на порядок, а на два. Поэтому, откровенно говоря, я не вижу большого смысла в нашем участии. Это не тот случай, когда мы можем помочь. – Но вы же специализируетесь на розыске пропавших людей! Я хочу, чтобы расследование вели вы. То есть, и вы тоже. Вы ведь можете заниматься этим одновременно с прокуратурой? Это не противоречит закону, правда? Сергей был вынужден признать, что не противоречит. – В таком случае, я прошу вас не отказываться! Бабкин развел руками. – Хорошо, – внезапно сказал Макар, отводя взгляд от рисунков на стене. – Мы начинаем работать. На сегодня, Аркадий Ильич, у нас все, а если что-то понадобится, то я вам позвоню, хорошо? Куликов кивнул и поднялся, теребя конец шарфа. – Да, и вот еще что, – добавил Илюшин, – мне нужны ключи от этой квартиры. Отец Наташи не выразил ни удивления, ни сомнений. Молча достал из кармана связку и протянул ее Макару. Пальцы правой руки безотчетно легли на конец шарфа и принялись поглаживать его, словно успокаивая живое существо. – Необычный шарфик у вас, – заметил Сергей, в последний момент заменив слово «экстравагантный» более мягким. – Это Наташа вязала. Она любит простые яркие цвета. Кроме шарфа, она подарила мне зеленые носки и берет небесного оттенка, – Аркадий Ильич в первый раз улыбнулся. – И я еще легко отделался! Максиму Арефьеву на день рождения достался оранжевый свитер. – Вот им-то мы и займемся в ближайшее время, – задумчиво сказал Макар. – Не оранжевым свитером, а Максимом Арефьевым. * * * – Что такое манускрипт Войнича? – первым делом спросил Бабкин, когда они вошли в квартиру Макара, одновременно служившую им офисом. Расспросить Илюшина по дороге не получилось: как только они сели в машину, тот закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. Это означало, что ему нужно что-то обдумать, и отвечать на вопросы он не будет. – Манускрипт Войнича – это книга, найденная Уилфридом Войничем, – объяснил Илюшин. Бабкин хотел было сыронизировать над очевидностью пояснения, но спохватился: – Подожди-ка… «Найденная»? То есть, он не сам ее написал? – Книги писала его жена, Лилиан Войнич, – Макар скрылся в направлении кухни, и вскоре оттуда донеслись звуки, свидетельствовавшие о том, что Илюшин изучает содержимое холодильника. – Пиццу будешь? – Он высунулся в прихожую, что-то жуя, и вопросительно посмотрел на Сергея. – Там еще вчерашнее мясо осталось, – машинально ответил Бабкин. – Да подожди ты со жратвой! Войнич, Войнич… Что-то знакомое. – Даже малообразованным людям, – язвительно заметил Илюшин, – должна быть известна ее книга «Овод». Была весьма популярна в Советском Союзе. – Точно! – вспомнил Сергей. – Что-то там такое революционное звучало… А при чем здесь манускрипт? – Ни при чем. Макар снова исчез на кухне, и Бабкин последовал за ним. На кухне он решительно отобрал коробку с замороженной пиццей у вознамерившегося разогреть ее Илюшина и спрятал в дальний угол морозилки. Борьба за здоровое питание, инициированная Сергеем, не переносившим даже запах фаст-фуда, шла у них с переменным успехом. Последнее время верх одерживал Макар, и Бабкин решил укрепить пошатнувшиеся позиции. С этой целью накануне им была закуплена свинина, приготовлена в казане и теперь ждала обеда, чтобы снова быть представленной к столу. – Компромисс, – предложил Макар. – Ты возвращаешь пиццу, я рассказываю тебе про манускрипт и тем самым избавляю от необходимости рыскать по интернету в поисках достоверной информации. – Не компромисс, а шантаж! – Ладно, – сдался Илюшин. – Так и быть, пойду тебе навстречу, дабы не остался ты погрязшим в неведении. Бабкин ухмыльнулся и полез в холодильник за свининой. – Как я уже сказал, эту рукопись нашел Уилфрид Войнич, книготорговец, в тысяча девятьсот двенадцатом году, – рассказывал за обедом Макар. – Дело было в Италии. По словам Войнича, он выкупил книгу в каком-то монастыре, но проверить это нельзя, поскольку он дал обещание не разглашать имени продавца. Остается верить Войничу на слово. Его, само собой, обвиняли в мистификации, но похоже, что книготорговец не врал – в противном случае эксперты датировали бы документ нашим временем. А они датировали его совсем другим. – Каким же? – Шестнадцатым веком. К тому же к рукописи прилагается письмо, которое ректор Пражского университета написал своему другу, и в нем содержится просьба расшифровать манускрипт. Доказать поддельность письма не удалось, а это говорит само за себя. Книга написана на пергаменте, в ней двести с чем-то страниц, но часть из них была утеряна, вот только непонятно, когда, – после того как нашли рукопись, или до. Оставшиеся двести страниц, как ты уже понял, зашифрованы, или же текст написан на неизвестном нам языке. Кроме текста, манускрипт содержит кое-что еще. – Иллюстрации! – сообразил Сергей, вспомнив странные рисунки на стене в квартире Наташи Куликовой. – Именно. Они есть почти на каждой странице и представляют собой не меньшую загадку, чем сам текст. С одной стороны, классификация большинства изображенных объектов не вызывает затруднений: это растения, обнаженные женщины, светила… А с другой стороны, растений, которые нарисованы в манускрипте, не существует. И женщин, находящихся в сосудах, соединенных трубками, тоже не часто встретишь. А еще есть рисунки, которые исследователи и вовсе не смогли объяснить.