– Ну, наука… – повторяю я. – В Японии, например, изобрели летающий робот-мотоцикл, в наших НИИ решили повторить, кучу бюджетных денег грохнули, повторили – а он не летает. Засмеявшись, Великан легко хлопает ладонью по краю стола. Моя улыбка становится настоящей. Я рада, что он рад. – Нет, я не за этим пришел, – хрипло говорит он. – Хотя про мотоцикл смешно, живо, хорошо. – Значит… – протягиваю я, – дело в новом губернаторе? Дадим ему взбучку сразу после назначения? Какие идеи? – Нет, и губернатор меня не интересует, – теперь Великан говорит спокойно и становится каким-то необычно серьезным. – Я пришел сказать о другом. – О чем же? – внутри все холодеет. Неприятное предчувствие делает бездну одиночества еще шире. Великан ставит чашку на стол, усаживается удобнее на слишком маленькой для него табуретке и накрывает мою руку своей широкой ладонью. Застываю, вытянувшись в струну. Каждая мысль напрягается, готовясь к новому удару. – Ты, конечно, коза бестолковая, – он с сожалением поджимает губы, – но, должен признать, не такая безнадежная, как я считал. Смотрю в мудрые глаза Великана и начинаю догадываться обо всем раньше, чем он переходит к сути. – Мы много сделали вместе, – он легко пожимает мои пальцы. – Несколько раз бомбили так, что даже международные издания завидовали. Вскрывали правду, расследования проводили, предрассудки громили безо всякой осторожности. – Он на миг закрывает глаза от удовольствия, и я знаю, что в эту секунду перед его внутренним взором мелькают наши общие воспоминания. – Должен признаться, Ия, с тобой я бегал как молодой! – И?! – с силой выдергиваю свою руку из-под его. – И сейчас пришло время для новых горизонтов. – Он спокойно смотрит на меня, словно происходит что-то совершенно обыкновенное, словно мой старый друг Великан пришел по делу, а не для того, что окончательно выбить почву из под моих ног. – Почему?! Почему ты бросаешь меня именно сейчас?!– мой голос срывается. Всхлипнув, зажимаю рот рукой. – Я устал. И ты тоже устала. Только еще не поняла этого своими куриными мозгами. – Он хочет подшутить с обычной легкостью, но это жалкая попытка. Изо всех сил пытаюсь сдержать боль, злость, отчаяние и говорю спокойно, насколько хватает выдержки: – Ты же знаешь, что без тебя я не смогу – вот так – писать! Без тебя я буду упускать главное! Без тебя великанские статьи перестанут быть саркастичными, острыми, такими глубокими! Великан качает головой и тяжело вздыхает. – На хрена они тебе – эти статьи? – резко и даже брезгливо говорит он. – Зачем они нужны… теперь? – в последнее слово он вкладывает какую-то особую энергию, но я не могу понять, зачем, не могу уловить его подтексты, не принимаю назидательный тон. Боль становится такой острой, что справляться с ней больше нет сил. На ватных ногах я встаю из-за стола, ударом по выключателю гашу на кухне свет, почти бегом ухожу в спальню и, рухнув на свою постель, даю слезам прорваться. Сжавшись в ком, я давлюсь собственными рыданиями и хочу понять, почему мое дело жизни вдруг оказалось пустым сорняком, любимый человек отошел в сторону без объяснения причин, а лучший друг – отвернулся в тот момент, когда был нужен мне больше всего в жизни. Разве к этому я шла? Разве я это заслужила?! Глава 56 Великан Внутри чувствую холод, состояние – близкое к ступору, мышцы сковало напряжением, и все попытки улыбаться выглядят нелепо: я вижу своё лицо в отражении зеркальных колонн городского дома культуры. Ну и видок… Волосы уложены в элегантные локоны, чёрное платье идеально сидит, высокие каблуки добавляют изящества, но лицо – как будто его взяли у растерянного подростка и дали поносить мне. Не хочу смотреть на себя и отворачиваюсь от колонны. Зал огромен. По периметру расставлены круглые столы с угощениями – маленькие светские бутерброды, тонкие светские графины, высокие светские фужеры… Нарядные люди разбиваются на компании и весело общаются, делая заинтересованный вид. Туда-сюда бегают накрахмаленные официанты, с низкой сцены в конце зала поют разодетые певицы. – Когда шла организация, казалось, что все будет менее пафосно. – Ефим появляется из-за спины и дружески хлопает по моему плечу. – Ия, ты чего? – взглянув на меня, спрашивает он взволнованно. – Боишься выступать? – Конечно, нет, с чего ты взял. – Я почти не вру, ведь безразличие никуда не делось. Оно по-прежнему сидит во мне вместе с темной бездной холода, обиды и неизвестности. – Да мы все знаем, что ты не любишь говорить на публике, давно заметили. Даже подтруниваем над тобой за глаза. Легонько толкнув меня плечом, Ефим берет с ближайшего стола фужер и протягивает мне. – Просто нужно выпить, – тихо говорит он. – Это помогает. Взяв фужер из его рук, избавляюсь от шампанского в один глоток. Ефим округляет глаза. Я никогда не была замечена в алкогольных приключениях, и он всерьёз удивлён. – Платье – отпад! – Дима подходит к нам и тоже замечает мое состояние. Я вижу, как он хмурит брови, видимо, также списывая это на мою фобию. – Ия, просто нужно расслабиться, – подмигивает и берет фужер с того же стала. Я выпиваю залпом вторую за вечер порцию. – Ты-ы-ы… это-о-о… – Ефим издаёт нечленораздельный звук. – В порядке? Я киваю и, натянуто улыбнувшись парням, отхожу от них, решив пройтись по залу. Народа становится больше и больше. Среди гостей появляются высокие лица из головы нашего холдинга, администрации города и края. Звезды местного разлива фотографируются с нашим журналом. Представители конкурентов наблюдают за происходящим с недовольными физиономиями. Музыка не смолкает, отовсюду звучат голоса, смех, лестные слова о Белочерном, яркий свет скользит между высоким потолком и зеркальными колоннами, делая все каким-то – слишком и чересчур. Слишком броским – чересчур пафосным. Со мной несколько раз пытаются заговорить представители других издательств и местные бизнесмены, но я лишь вежливо киваю и тороплюсь пройти дальше между столов и людей. Внутри только одно желание – убежать. Но бежать некуда. – Ия, вот и ты! – Василий Палыч весело обсуждает что-то с дорого одетыми мужчинами. – Присоединись к нам! – он выдергивает меня из толпы и ставит рядом с собой. – Конкуренты… – шепотом бросает он. Я с безразличием прихожусь по лицам будущих собеседников. – Рад представить вам – Ию Яновну! Она – моя правая рука, мой зам и подающий огромные надежды журналист. В очередной раз безуспешно пытаюсь сделать приветливое лицо. Похоже, сегодня шансов нет… Расхваливая меня, гдавред вкладывает в мои пальцы тонкую ножку уже третьего за этот вечер фужера. Мужчины приветливо кивают и говорят что-то дежурное, но я пропускаю слова мимо ушей, медленно шагая взглядом с лица на лицо. Низкорослый в броской фиолетовой рубахе под костюмом – очень серьезный, кажется, он у них главный; высокий с забавной стрижкой – улыбается неуместно много, наверное выслуживается перед шефом; средний в сером вообще одет слишком просто для такого события – на нем брюки в американском стиле и льняная рубаха оверсайз, а на руке надет браслет из деревянных бусин, такой же как у… По телу прокатывается дрожь. Василий Палыч подтрунивает над ребятами, говорит о том, что их изданию до нас расти и расти. А я – не могу оторваться от лица напротив.