И правда – прямой до неприличия. Хотя что уж тут, из-за меня ему грозит большой срок в тюрьме. На секунду кажется, что ноги что-то касается. Опускаю взгляд. Нет, показалось… – Алён? – хриплый баритон касается слуха, и я отбрасываю мысли прочь. Вскидываю взгляд и тону в зелёных, словно сочный мох, глазах. - Да, я все собрала, – поспешно откликаюсь, не желая злить и так взвинченного до предела Волкова. Дима выглядит уставшим. На смуглом лице, если присмотреться, под глазами даже темные круги залегли. Мало спал? Должно быть, таскали по допросам. Мне так стыдно, что я даже не могу поднять взгляда. Подхожу к кровати и принимаюсь суетливо разглаживать несуществующие складки на покрывале. Лучше и правда поспешить, кто знает, что будет когда у него лопнет терпение? Ведь я его совсем не знаю. Дима изучающе оглядывает мою комнату. В отличии от гостиной, она выглядит опрятно. Односпальная кровать, деревянная тумба. Все чисто. Глазу зацепиться не за что. – Это все? – кивает Дима на мой сиротливо лежащий на полу возле кровати рюкзак. Неловко пожимаю плечами, ощущая внезапно нахлынувшее негодование. Еле успеваю прикусить язык, чтобы не ляпнуть нечто несвойственное мне - дерзкое. В самом деле! Он что, думает, у меня тут есть тайная дверь в гардеробную, которая ломится от нарядов? Дима поднимает рюкзак, и его черная соболиная бровь удивленно ползет вверх. - Ты что, туда кирпичей набросала? Моргаю беспомощно. Кирпичей? Так и не сообразив, что ответить на этот странный вопрос, растерянно плетусь следом за мужчиной. Дима без видимого труда несет розовый рюкзак, который в его руке смотрится совершенно нелепо. Проходя через гостиную, отвожу взгляд от сидящего за столом опекуна. Поражаюсь его бесчеловечности. Он уже празднует! Отмечает удачную сделку. Запотевшая бутылка с красной ядреной этикеткой стоит посреди стола. Стакан наполовину наполнен… или пуст – это как посмотреть. Для дяди, конечно же, пуст. Даже малосольные огурцы из погреба вытащил… Заметив меня, дядя ехидно щерится, демонстрируя отсутствие верхнего зуба. – Аленка, ты бы хоть спасибо сказала, что ли… что твою неблагодарную задницу пристроил, - он разражается каркающим вороньим смехом, который молотком бьет по барабанным перепонкам. – Будешь жить сыто и … - недоговорив, подмигивает, опрокидывая в себя стакан. С трудом проглатываю ком обиды. Что с пьяницы взять? Но, вместе с тем, где-то внутри меня медленно умирает последняя крупица родственной связи. Похоже, в отличии от меня, Дима совсем не готов принять такой прощальный «жест» дяди Олега. Волков, резко остановившись, отодвигает меня свободной рукой в сторону. Бросает через плечо не терпящим возражений тоном: - К машине иди, сейчас подойду. Не спорю. Да и нет желания. Выйдя за ворота, останавливаюсь, как вкопанная, возле припаркованной дорогой иномарки. Переминаюсь нерешительно с ноги на ногу. Автомобиль так неуместно смотрится здесь, что кажется ярким сочным пятном на серой картине, которую по ошибке мастер нанес на холст. К моему облегчению, уже спустя пару минут Волков, громко хлопнув калиткой, приближается ко мне. – Пьянство еще тот вред несет, – Дима несколько раз стряхивает рукой, прежде чем продолжить. - Оно портит натуру, печень, мозги. Даже может привести к внезапной смерти. Его слова звучат так зловеще, я испуганно прижимаю руку к груди. Боже! Неужели он…?! - Дима! – испуганно срывается с моих губ. Широко распахиваю глаза, представляя распростертый труп дяди Олега на старых половицах в гостиной. У меня, должно быть, такое красноречивое выражение лица, что Волков кривит уголок рта, становясь так похожим на себя прежнего. Беспечный и обаятельный - такой, каким был тогда… на яхте. – Да не бойся. Приложил слегка… для профилактики, – успокаивает Дима, открывая передо мной дверь черного автомобиля. – Садись. *Николай Чудотворец – Святой почитается как заступник путешествующих, нуждающихся, страдающих, больных и осужденных. Ему молятся о здравии, мире, помощи в пути, в трудных ситуациях, о счастливом замужестве, детях и семейном счастье. Глава 20 Глава 20 Алёна