* * * — Мадемуазель Морель, мне нравится эта традиция встречаться поутру, — жизнерадостно сказал Жиро Брюн, стоя над распластанным мертвецом. «Сразу приглашал бы на свидание, что уж. Такой момент, даже неловко его упускать», — подначивала я про себя. — А мне не нравится, — вставил друид, все так же хмуро поглядывавший на тело. Он заявился на рассвете. Солнце еще не успело взойти, а друид уже тарабанил в мою дверь. Я толком не причесалась и криво затянула шнуровку на груди, а он, считай, вломился в дом. Даже выглядел обеспокоенным, не знал, почему же я не открываю. В отличие от неумытой и помятой меня, друид выглядел обычно. Он по-прежнему не снимал капюшон и опирался на посох. Высокий широкоплечий мужчина ловко притворялся стариком. Хотя, конечно, не совсем. Не было осторожности и скованности в движениях, что проскальзывает у пожилых. — Жан, тебе обычно ничего не нравится… Ну, может, кроме прелестной Софи. — Брюн поиграл бровями. Но друид не поддался и спокойно посмотрел на стражника. Выходит, прелестная Софи тоже не нравится? Да ему не угодишь! — Так что же, труп подойдет под жертву городских улиц? — уточнила я. — А кто под нее не подойдет? — развел руками Брюн. Друид, кажется, с облегчением перевел дух. — Тогда, может, морса на дорожку? — Из ваших рук, мадемуазель Морель, я готов пить… — Брюн даже попытался изящно поклониться, но скрипнул нагрудник, и металлическая горловина надавила на шею. Буль, кряк, мать-перемать. Хотя, как выяснилось, выругался он по другой причине. — Бесы, у трупа красные сапоги! До этого момента никто на них не смотрел. Теперь же не только стражник, но и мы с друидом опустили взгляды. Если бы не загнутые носы, так в них ничего примечательного. Даже яркий цвет вполне соответствовал местным традициям. Здесь почти любой зажиточный горожанин имел красные сапоги. — Это плохо? — спросил друид. — Пока не знаю. — Стражник почесал небритую щеку. — Дня три назад наш капитан протрезвел и велел искать иностранца в красных сапогах с острыми носами. Исчез какой-то важный месье, что гостил у казначея. Судя по всему, он хотел стребовать с казначея долг. — Так это же хорошо, что тот иностранец пропал. Теперь казначею не надо ничего отдавать, — сказала я. — Вот и я так думаю! — обрадовался Жиро. — Слушайте, мадемуазель Морель, а не хотите сегодня… — Значит, его можно будет считать жертвой улиц? — решил именно сейчас повторить мой вопрос друид. — Можно, но надо доложить капитану. — Брюн опять повернулся ко мне. — Мадемуазель Морель, давайте со мной. Быстренько скажете начальнику, как нашли и где, а потом вместе сходим… — Хорошо. Сходим, — согласился Дюбоис. — Жан, тебя я не приглашал. — Ты же сказал вместе. И я, кажется, должен тебе бутылку бургулского. Помнишь, с терпкими нотками. Стражник еще раз почесал щеку. — Мадемуазель Морель, а как вы относитесь к бургулскому? — спросил он. — Очень хорошо, но хотелось бы сначала разобраться с трупом. — Да-да, понимаю. — Брюн посмотрел на тело. — Ну что, Жан, ты за ноги? Мужчины взяли труп и поволокли через дом на улицу, где уже поджидала телега. Петухи только проснулись, а у меня уже забрали мертвеца. Это обещало удачный день, как пить дать. — О-ля-ля, — сказала мадам Бернар, провожая процессию с покойным на улицу. — Да. Представляете, новый труп! — Ах, вот оно что. А я все гадаю, как вам удалось заманить этих двух мужчин. Мадам закрыла дверь и прошла к печке. Она ловко смахнула какие-то крошки, застучала посудой и через несколько минут уже нарезала сыр. Только с приходом этой женщины в моей жизни появлялось такое понятие, как вкусная еда. Она как-то умела даже сыр порезать правильно, положить к нему зелени и свежих лепешек. А сегодня еще к этому принесла немного меда. Кажется, у нас какой-то праздник. Вспоминая этот особый и насыщенный вкус сыра с медом, я незаметно подобралась к столу. — Очередная жертва улиц? — в конце концов поинтересовалась мадам Бернар. — Очень надеюсь на это. Месье Брюн сказал, нужно только поговорить с капитаном стражи. — Разве он еще не просил называть его Жиро? — приподняла брови мадам Бернар. — Обычно с этим не затягивает. Он хваткий молодой человек. Будто я спорила, но единственное, что меня сейчас волновало — разговор с начальником стражи. О чем он спросит? Поверит ли, что я ни при чем? Последнее тревожило. Правда, не настолько волновало, чтобы забыть о еде. Мадам протянула мне тарелку, и я окунула кусочек сыра в свежий мед. Идеальное лекарство от тревог. В очередной раз подумала о заботе, которой меня окружили местные жители. Не самое дешевое лакомство мне принесли бесплатно. Похоже, я им и правда дорога. Мадам Бернар закончила возиться у печки и теперь прислонилась к стеночке у окна. Оно выходило на главную улицу и располагалось низковато, всего в двух локтях от пола. Но мадам не поленилась наклониться вперед, чтобы все рассмотреть. Теперь ее брови то с игривостью поднимались, то таинственно сходились на переносице. — Какой экземпляр, — сказала она, и я тоже подошла к окошку. Стражник и друид грузили тело на телегу. Брюн держал его под мышки, Дюбоис зажимал ноги. Им не сразу удалось его уложить на телегу. Наконец, они качнули тело и забросили на повозку. Стражник почесал живот под панцирем, а друид, придерживаясь рукой за бок, повис на посохе. Похоже, сегодня он чувствовал себя неважно. — А вы, мадемуазель Морель, уверены, что друиду меньше ста пяти? Сейчас я бы ему дала все двести, но промолчала. — Мадемуазель Морель! Отправляемся! — крикнул Брюн и помахал нам с мадам Бернар, когда заметил в окне. Тут же как бы небрежно потянулся, встал в профиль и упер руки в бока. Смотрелось бы прекрасно, но все испортил пузатый металлический панцирь. Человек, на которого ковали доспех, явно оберегал живот как стратегическое место. И по моим подсчетам, тот человек на животе носил подушку. — О-ля-ля, — одобрила мадам Бернар. Стражник помог мне сесть и взял вожжи. Сегодня он правил сам, телега, видимо, был служебная. Так и поехали. Впереди я со стражником Брюном, а позади, к нам спиной и лицом к накрытому трупу, друид. — Месье Брюн… — Называйте меня Жиро, — улыбнулся стражник, подстегивая лошадь. — Жиро, а ваш капитан вообще какой человек? Может ли он бросить, скажем, хрупкую мадемуазель в сырую темницу? — Успокойтесь, Ан-Мари, — сам перешел на имена Брюн. — Я не дам вас в обиду. Можете спросить у Жана. Я не бросаю девушек в беде. Так ведь, Жан? — Он вообще не бросает девушек. Обычно они его, — подтвердил хмурый друид. — Как видят с новой мадемуазель, так и бросают. Жиро лишь усмехнулся и покачал головой, мол, я не такой. — Жан, ты все неверно понимаешь, девушки злятся на меня за то, что я слишком постоянен. Ищу даму сердца, чтоб раз и навсегда, — потом Жиро наклонился ко мне и громким шепотом рассказал: — Наш друид ничего не понимает в женщинах и даже не умеет вести себя с ними… — Угу, и поэтому меня еще ни одна не бросила. Меньше болтай. — Не бросила потому, что у тебя их не было! Они смешно пофыркали друг на друга, но как-то без обиды. — Лучше бы ты думал о трупе, — сказал друид. — Ну ты нашел, о чем думать, когда здесь сидит Ан-Мари! Я же говорю, он совсем темный. Жиро, уверенный в своей неотразимости, опять мне улыбнулся. А я и так посмеивалась. — Или древний. В деревне уверены, что ему почти сотня лет, — поделилась я слухами с каким-то особым удовольствием. Друид точно все слышал. — Староста хоть и видел месье Дюбоиса вблизи, но до сих пор не уверен в его возрасте. — Это еще что! В городе не знают, с кем я по выходным выпиваю стаканчик-другой. В трактире думают, что он какой-то рыбак. Даже Софи не знает! — Жиро, молчал бы уж, — буркнул друид. — И ваш капитан с ним незнаком? — Я надеялась, что при разговоре авторитет друида сыграет роль. Но Жиро с гордостью сказал «нет», и я погрустнела.