Девочка показала толстый том. – Перелистывай страницы и, когда найдешь иллюстрацию, демонстрируй ее мне, – велела «сценарист». – Лучше на камеру, – возразил Коробков, – красивые сказочные рисунки украсят наш фильм. – Отличная идея, – кивнула Дюдюня. – Лена, ты поняла? – Показываю картинки дяде Диме, – послушно ответила девочка. – Только после того, как я тебе рукой махну, – предупредил Коробок. – Миша, Никита, Ваня – все тут, – перечислила Рина, – Таня стоит на пороге с чаем. – Она пока в кадр не попадает, – объяснил наш оператор, – подойдет к кровати по моему сигналу. – Собаки, кот готовы? – осведомилась Ада. – В коридоре, – сообщила Надежда Михайловна. – Прошу не беспокоиться! Подносчик лимона заряжен и готов к работе, – предупредил Никита, входя в спальню. – Можем начинать! – обрадовалась Дюдюня. – Дима, включай камеру. – Мотор идет! – крикнул Коробков. – Дорогая, как ты себя чувствуешь? – приторным голосом спросил Иван Никифорович. – Умираю, – простонала Ада, – ах, мне плохо! – Как тебе плохо? – спросил Миша, появляясь у кровати. – Опиши симптомы. – Плохо так, как Роберту Вандерфанскому, – заявила Дюдюня. – Это кто? – удивился Никита. – Герой межгалактических войн, – ответила Ада, – победитель захватчиков пауков. – Интересная мысль пришла мне в голову, – вдруг произнес Миша, – когда мужчина умеет летать, он супермен, а если женщина парит над лесом, то она Баба-яга! Почему не супербаба? Ада Марковна прищурилась, и я поняла, что ответ на свой вопрос эксперт получит после съемки. Но для нервной системы парня будет намного лучше, если Дюдюня не вспомнит вопрос Миши. «Больная» тем временем пошарила рукой по тумбочке. Я вздрогнула. Мы забыли про термометр. Сейчас съемка затормозится и все получат по заслугам. Дюдюня повела себя иначе, она пролепетала дрожащим голосом: – Ваня, я дала тебе градусник, посмотри, что он показывает? Иван Никифорович умный человек, на ниве сыска ему нет равных. Но иногда мой муж бывает непонятлив. Вот и сейчас он ответил: – Дорогая, у меня ничего нет. – Ваня, я дала тебе градусник, – повторила Ада. – Вот, смотри, у меня пустые руки, – снова не сообразил Иван. – Ваня! Понимаю, ты не хочешь меня пугать, но скажи вслух, сколько натикало на термометре, – решила помочь сыну Рина. Я хихикнула и тут же стиснула губы. «Натикало на термометре». Моя свекровь гениальна. Такое выражение не каждый придумает. Вот вам оно придет в голову? Мне определенно нет! – Как мне еще сказать, что я в глаза не видел градусник? – развел руками Иван Никифорович. – У нашей мамочки ужасный жар, – закричал Кит, – она перепутала! Градусник отдала мне! – Вот видите, – обрадовался мой муж, – говорил же: у меня его нет! – Катастрофа просто, – заголосил Никита, – сорок восемь и пять! – Сколько? – вытаращил глаза Миша. – Такого просто не бывает! Тридцать восемь и пять, наверное. – Сорок восемь, – стоял на своем Никита, – чудовищная лихорадка. – С таким жаром не живут, – возразил эксперт, – я врач и точно это знаю. – Ты доктор покойников, – отбрил Никита Павлович. – Мальчики, не ссорьтесь, – пролепетала Ада, – несите лекарство. – От такого состояния ничего не поможет, – почесал в затылке Миша. – Почему? – кинулась в бой Рина. – Потому что люди не способны жить… – опять завел эксперт. Я решила, что настал мой черед. – А вот и чудесный напиток для нашей мамы. Он в секунду сделает ее бодрой и здоровой! Леночка открыла книгу. – Ой, какая картинка, смотри, бабушка! Малышка с трудом подняла открытый толстый том и показала его Дюдюне. – Матерь Божья! – заорала та. Иван, который тоже увидел страницу, ничего не сказал, но его глаза стали размером с блюдце. – Деточка, что ты читаешь? – поинтересовался Миша. Первоклассница вернула книгу в исходное положение. – Анатомический атлас Гол… Голь… фе… трудное имя. – Гольдфедера! – подпрыгнул Миша. – Тысяча восемьсот сорок восьмой год! Больше он не переиздавался. Где ты его взяла? – Дома, – пояснила Леночка, – на кухне лежит, бабушка им закрывает кастрюлю с кислой капустой, на крышку сверху кладет, а то ее скидывает. – Отдайте мне атлас, – взмолился Миша, – умоляю! Это мечта всей моей жизни! Я подошла к кровати и поставила поднос на колени «больной». – Дорогая мама, я заварила чай и положила в него малиновое варенье. Ада протянула ко мне руки. – Доченька, наклонись, хочу тебя поцеловать. Я выполнила ее просьбу. – Впусти собак и кота, – шепнула Ада. – Мамочка, наши животные переживают за твое здоровье. Можно им войти? – просюсюкала я. – Конечно, – разрешила «умирающая», залпом осушила чашку, передернулась, икнула, потом, закрыв лицо руками, начала водить по нему ладонями, приговаривая: – Оживаю! Здоровею! Поправляюсь. В ту же секунду в спальню влетели Мози, Роки и Ада. За ними степенно шествовал кот, следом шла Бровкина, она несла щенят. – Все здесь, и даже Альберт Кузьмич! – обрадовалась Рина. – Упс, – буркнул Димон. Собаки запрыгнули на кровать, домработница положила на постель «детей», щенки расползлись по одеялу. – Я, Альберт Кузьмич, – произнес Миша, – очень рад, что маме лучше. – Ты Альберт Кузьмич? – снова проявил недогадливость Иван Никифорович.