– А герцог отказался жениться на Алисе, – добавил де Дрюн. – Что сделало войну неизбежной. Даже прибытие папского легата, присланного в качестве посредника на мирных переговорах, не помогло, – завершил я. – Теперь понятно? Луи поскреб затылок. – Да вроде бы. Я застонал, а Филип запустил в Луи подшлемником, пропитанным по́том. Тот накинулся на него. Оба принялись бороться, мы подбадривали их криками и шутками. – Сэр! Уловив тревожную ноту в голосе Риса, я повернул голову. К нам приближался Фиц-Алдельм. Я напустил на себя безучастный вид, пряча ненависть. Признавшись, что питаю ее, я признался бы и в том, что испытываю некоторый страх. Я поприветствовал врага сухим кивком. Ответа не последовало. Его взгляд перешел с меня на Луи и Филипа, продолжавших бороться. – Удивлен, что не вижу тебя среди них. Псам положено ползать на четвереньках. Рис не удержался и издал гневное восклицание. Я осадил его взглядом. Фиц-Алдельм смотрел на Риса как на нечто неприятное, во что он вляпался. – По-прежнему водишь дружбу с мужланами, как я погляжу, – сказал он мне. Разумеется, он имел в виду Риса, но Овейн услышал эти слова. – Мне не по душе оскорбления, сэр, особенно если они затрагивают мою честь, – произнес он. – Как вас зовут? – Фиц-Алдельм. А вы, судя по жуткому говору, тот самый валлийский рыцарь. – Именно так, сэр. – Вы неотесанный чурбан, как я себе и представлял. Вскипев, Овейн сделал пару шагов по направлению к Фиц-Алдельму. – Извинитесь. Я чувствовал, что де Дрюн стоит справа от меня. Насколько я знал друга, рука его в эту минуту сжимала кинжал. За спиной у Фиц-Алдельма застыл Рис, сверкая глазами. Звуки борьбы между Филипом и Луи стихли – они тоже наблюдали за происходящим. Стоило мне произнести слово, и мы все накинулись бы на врага. Соблазн был велик, но я понимал, что это глупость и верный способ подорвать свое положение при герцоге. – Извиниться перед тобой? Удивительно, как много презрения этот человек был способен вложить в три слова. Овейн сжал кулаки. – Овейн! Он посмотрел на меня, его приятное лицо было перекошено от гнева. – Что? – прорычал валлиец. – Сейчас не время и не место. Мне не хотелось говорить вслух, но Овейн не понимал, с кем имеет дело, а я не сомневался, что Фиц-Алдельм не преминет пырнуть моего друга ножом при малейшей возможности. – Мы еще поквитаемся, – пообещал Овейн, снова повернувшись к осклабившемуся Фиц-Алдельму. И добавил гортанное восклицание на валлийском. – Что он сказал? – потребовал Фиц-Алдельм. – Я не разобрал, сэр, но полагаю, что-то близкое к «амадан», – ухмыльнулся я. Губы Фиц-Алдельма скривились. – Бездельники и дерьмо вы все. – Вы тут только затем, чтобы говорить гадости, сэр, или у вас есть дело? – осведомился я, довольный, что мой укол попал в цель. Его холодный взгляд впился в меня. – Герцогу нужны ваши услуги, – сказал он. Я скрыл свое удивление. Это нам, оруженосцам, полагалось проводить часы в обществе нашего господина, не ему. Приказ означал, что Фиц-Алдельм идет напрямую от герцога. – Прямо сейчас? – Сейчас. Ему нужны ты, оруженосец Филип и жандарм по фамилии де Дрюн. Овейн выглядел огорченным. Риса не звали, но это не помешало ему пристроиться сзади, когда Фиц-Алдельм повел нас к шатру герцога. В этой части лагеря уже готовились к битве. Оруженосцы начищали кольчуги песком – безжалостный к рукам, зато действенный способ заставить их блестеть. Пажи полировали ремни и конскую сбрую. Рыцари обсуждали боевые приемы или сходились в поединках. Сержант вел отряд солдат к пустому участку за палатками, громко напоминая, что они не могут считать себя готовыми, пока он не скажет. Ричард стоял у входа в шатер, над которым реял вымпел с золотыми анжуйскими львами. При виде его губы растянулись в улыбке. – Ты нашел их, Роберт? Когда я услышал, что герцог обращается к Фиц-Алдельму по имени, у меня ком подкатил к горлу. Это был очевидный знак – он видит в моем враге друга. Если я попытаюсь очернить его, мне потребуются неопровержимые доказательства. – Да, сир. Мы вошли в шатер Ричарда, где уже сидели де Шовиньи и некоторые капитаны. Налив вновь прибывшим вина самолично – высокая честь, – герцог поднял кубок, обращаясь к нам. – За победу над французами, сир! – воскликнул я, надеясь угадать настроение герцога. Филип и де Дрюн подхватили тост, но Фиц-Алдельм и остальные не присоединились к нему. На мой удивленный взгляд недруг ответил своим, полным превосходства. Я был уязвлен: ему известно то, чего не знаю я. – Битвы следует избежать, – заявил Ричард. – И знаешь почему, Руфус? Мне вспомнились сражения, в которых я принимал участие. Часто они решались в одну-единственную минуту, когда победа и поражение были одинаково вероятны. Генрих и Ричард, решил я, могут потерять все в случае разгрома. А еще может случиться, как при Гастингсе сто двадцать с лишним лет назад, что погибнут и король, и герцог. – Риск слишком велик, сир, – ответил я. – Именно так. Как бы ни хотелось мне, да и тебе, я уверен, броситься завтра в битву, ее ни в коем случае нельзя допустить. – Но переговоры закончились неудачей, сир. Даже папский легат не смог найти выхода. По лагерю гуляли сплетни, что потерявший терпение клирик отлучил герцога. Ходили также слухи про Крестовый поход, в который папа очень хотел бы отправить нас. – Переговоры провалились. Мой господин отец настроен дать бой. Однако я и мои капитаны намерены еще разок бросить кости. – Указав на Фиц-Алдельма, он продолжил: – Роберт снесся с графом Фландрским. – Если я могу помочь, сир… – проговорил я, ненавидя Фиц-Алдельма сильнее, чем когда-либо прежде. – Верное сердце, – сказал Ричард с улыбкой. – И твои товарищи такие же. Поскачете со мной во французский лагерь. Ответ мог быть только один. Когда мы выехали из лагеря и направились кружным путем мимо крепости и французских позиций, чтобы не возбудить подозрений, уже опускались сумерки. Никто, кроме самых доверенных людей Ричарда, не знал, что происходит, даже король. Наш отряд состоял из десяти человек: герцог, я, де Дрюн, Овейн, Филип и Фиц-Алдельм и три его рыцаря. Последние бросали на меня презрительные взгляды: без сомнения, Сапоги-Кулаки налил им в уши яда. Мы встретились с графом Фландрским в густой роще, под многолиственными ветвями могучего вяза. Звавшийся Филиппом, как и французский король, граф выглядел щеголем в темно-зеленой тунике фламандского сукна и коричневых штанах. Сердечно поприветствовав Ричарда и окинув остальных оценивающим взглядом, он с дюжиной рыцарей повел нас во вражеский лагерь. Я находился достаточно близко, чтобы слышать разговор между ним и герцогом. – Вы уверены, что завтра состоится битва, сир? – спросил граф. – Нет, но не принимайте это за слабость, – ответил Ричард. – Если дойдет до драки, мы не дрогнем. – Ваша отвага не вызывает сомнения, сир. – Филипп помялся, потом добавил: – Могу я говорить начистоту? – В подобные времена откровенный разговор – всегда самое лучшее. Продолжайте, сэр. – Многие из нас полагают, что глупо и неразумно поднимать оружие против вашего сюзерена, короля Франции. Подумайте о будущем, сир: с какой стати он станет испытывать к вам добрые чувства или помогать в осуществлении ваших замыслов? Не стоит также недооценивать его из-за возраста. Пусть король молод, зато он обладает зрелым умом, дальновиден и тверд в достижении цели. Он помнит зло, но не забывает оказанных ему услуг. Поверьте моему опыту: я тоже выступал против него, но затем, растратив казну, раскаялся в своем поступке. Как замечательно и полезно будет, если вы станете пользоваться милостью и расположением своего сеньора. Наполовину уверенный, что герцог ответит на прямоту Филиппа гневной отповедью, я с интересом наблюдал за происходящим. Ричард, не говоря ни слова, смотрел на окутанные тенью деревья. Граф не стал давить на него и, на мой взгляд, поступил умно. – Благодарю за совет, сэр, – ответил наконец Ричард. – Добрые отношения между Анжуйским домом и династией Капетов всегда желанны. Ваши слова укрепили во мне стремление к миру.