Я стиснул его плечо. – Пойми, я не беру тебя не потому, что не доверяю, Рис. Я полагаюсь на тебя, как ни на кого другого, но это я должен сделать один. В глазах у него стояли слезы, но возражать парень не стал. Я выскользнул на улицу. Наступила темнота. Воздух был насыщен запахами, приятными и не очень. До меня доносились взрывы хохота и обрывки песен: люди герцога развлекались. Спрашивать, где тут Фиц-Алдельм, я не решался из страха, что меня запомнят, и это делало мою задачу еще сложнее. Твердо вознамерившись не сдаваться, я спрашивал не про него, а про дорогу к различным тавернам и харчевням. Начал я с ближайшей гостиницы, расположенной на расстоянии броска камнем от дома купца. Подглядывая через окно, словно вор, я увидел нескольких рыцарей Ричарда, но поскольку они сидели спиной ко мне, а посетителей хватало, не было уверенности, что Фиц-Алдельма нет внутри. С колотящимся сердцем я открыл дверь и вошел. Осушив кружку пива – никто не станет торчать в таверне, не взяв чего-нибудь выпить, – я вышел на улицу, чувствуя в равной степени облегчение и озабоченность. Фиц-Алдельма здесь не было, а значит, мне предстоит продолжить поиски. Либо найти себе постель и отдать свою судьбу в Божьи руки. Я отправился в следующее заведение, харчевню. Фиц-Алдельма не оказалось и там, как и в дюжине других, проверенных мной позже. Я заказал много кружек пива, но, стараясь не захмелеть, оставлял их недопитыми на столах или потихоньку выливал на пол. Я съел половину цыпленка и пирог с изюмом, а также опустошил миску с похлебкой и тарелку с хлебом и сыром. Приходя в отчаяние при мысли, что все подобные места в Саутгемптоне мне не обойти, я все-таки продолжил охоту. Еще час прошел в том же духе. Мне не везло. Проклиная Фиц-Алдельма, я решил утопить печаль в вине. К этому времени я забрел в трущобы. Узкие улочки и переулки разбегались в разные стороны. Жилища представляли собой жалкие лачуги. Под ногами чавкала смесь из грязи и навоза. Резкий запах говорил о том, что поблизости кто-то умер и разлагается. Следующая таверна, в которую меня занесло, не заслуживала подобного названия. Соломенная крыша прогнила насквозь, и вонь от нее поднималась до небес, дверь висела на одной петле. Пол устилала смесь из прелой травы, костей, осколков кружек и бог весть чего еще. Вся мебель состояла из длинных скамей и шатких столов, а такого сброда, как тамошние посетители, я никогда прежде не встречал. Солдаты герцога на глаза не попадались. Служанки, без всякого сомнения, были шлюхами: средних лет толстуха, подошедшая к столу, чтобы принять от меня монеты, сунула мне под нос свои пышные груди. Я не проявил интереса. Выпив кружку пива, поданного в грубом глиняном кувшине, – слабого, кислого, почти непригодного к употреблению, – я налил себе еще, гадая, как скоро Фиц-Алдельм прознает о моем присутствии при дворе герцога. Пройдет день, от силы седмица, и будущее, которое я заслужил, сохранив Ричарду жизнь, отнимут у меня. Это так нечестно, подумал я, прикладываясь к кружке. Неприятный вкус чувствовался уже не так остро, и я сделал еще глоток. Водя по глине ногтем, забыв обо всем вокруг, я пришел к выводу, что жизнь жестока. Лучше всего пить, пока не забудутся все горести. А завтра будет видно. Сквозь окутавшую меня пелену несчастья прорезался знакомый язвительный голос. Я поднял глаза. К моему удивлению, из задней комнаты появились Фиц-Алдельм и его оруженосец. Скользнув взглядом мимо них, я увидел низкую койку и голую женщину на ней. У меня внутри все перевернулось при мысли о том, что делала эта парочка. Смеясь над какой-то шуткой, рыцарь и его спутник шагнули через порог и ушли. Мне подумалось: вот он, миг, когда я способен определить свое будущее. Я встал и направился за ними. На улице я нашел глазами Фиц-Алдельма. Он удалялся, оруженосец держался на шаг позади. Я стиснул кинжал и двинулся было за ними, но потом заколебался. Одно дело – представлять, как вонзаешь нож человеку в спину, совсем другое – совершить это. «Зарежь его, и готово», – твердил голос в голове. «Не могу», – отвечал я. Я не убийца. Моя рука опустилась. Я наполовину развернулся, и под моей ногой хрустнул осколок горшка или чего-то подобного. Встревожившись, Фиц-Алдельм крутанулся на месте. В темноте меня нельзя было узнать, но в подобном месте, ночью, едва ли стоит ожидать добра от чужаков. Приказав оруженосцу идти следом, рыцарь выхватил нож и двинулся ко мне. – Ограбить нас задумал? – вскричал он. Я отшагнул назад в отчаянной надежде не быть узнанным. Он подошел слишком близко и мог разглядеть меня. На красивом лице отразилось изумление. – Руфус! Я попятился дальше, сообразив: мое присутствие здесь может означать, что я замышлял дурное. Никто, и меньше всех Фиц-Алдельм, не поверит, будто я в самом деле хотел убить его, но не собрался с духом. Он полоснул ножом. Если бы лезвие коснулось моего тела, сильный боковой удар выпустил бы из меня кишки. Я снова отступил. За спиной у Фиц-Алдельма маячил оруженосец. Уверенный, что речь идет о жизни и смерти, я выхватил кинжал. Схватка была ожесточенной. Мы оба крякали от усилия. Я оборонялся, с трудом сдерживая натиск Фиц-Алдельма, но каждый его коварный выпад грозил решить дело раз и навсегда. От его дыхания несло пивом и луком. Оруженосец стал обходить хозяина, чтобы присоединиться к атаке. Вынужденный постоянно отступать, я все больше проникался уверенностью – и страхом, – что независимо от исхода схватки проигравшим буду я. И тут Фиц-Алдельм поскользнулся. На чем – я так и не узнал, но мгновение назад он надвигался на меня, а в следующее его опорная стопа поехала, и он грохнулся наземь, раскинув ноги. Не на шутку перепугавшись за свою жизнь, я не думая шагнул вперед и ткнул. Рыцарь жутко охнул, глаза его расширились от боли. Я смотрел на клинок, вошедший в грудь по рукоятку, и думал: «Господи, что я наделал?» Нечленораздельный вопль ярости заставил меня отойти вдоль по переулку. Из темноты выступил оруженосец. Я ощутил острую боль в левой руке. Обезоруженный, так как мой кинжал остался в Фиц-Алдельме, я шагнул назад. Пришел мой черед оступиться. Каблук зацепился за что-то, и я повалился наземь. От падения у меня перехватило дух, я отчаянно барахтался, стараясь встать, прежде чем оруженосец прикончит меня. Я двигался медленно, чересчур медленно. Как ни странно, я не ощутил взрыва боли от вгрызающегося в плоть ножа. Или удара в лицо, от которого я повалился бы в вонючую грязь. Судорожно вздохнув, я с трудом сел. Там, где стоял оруженосец, виднелся силуэт, слишком маленький, чтобы быть мужским. Я опустил глаза. Поверх тела Фиц-Алдельма лежал еще один труп – его оруженосца. Внезапно меня осенило. Ужас заполнил меня. – Рис? – прошептал я. – Я здесь, сэр. Вы ранены? Он подскочил ко мне, держа в руке подаренный мной нож. – Несильно, как мне кажется, – ответил я, ощупывая рану пальцами правой руки. Левый рукав туники был распорот, под ним ощущался неглубокий разрез. – Жить буду. – Слава богу, – произнес Рис серьезно, совсем как взрослый, и помог мне встать. Я пнул оруженосца, тот не пошевелился. Потом облизнул палец, сунул ему под ноздри и выждал с двадцать мгновений, но шевеления воздуха не почувствовал. Придавленный им Гай Фиц-Алдельм лежал неподвижно, как статуя. Первым моим чувством была свирепая радость. Вторым – разочарование: все надежды узнать больше о судьбе моей семьи испарились. – Он мертв? – прошептал Рис. – Угу, – отозвался я. От осознания последствий убийства голова моя уже пошла кругом. Рис принял мой ответ за укор. – Он собирался убить вас, сэр. – Оба собирались, – произнес я уныло. Никто не поверит, что Фиц-Алдельм и его оруженосец первыми напали на меня, что я убил рыцаря, защищая себя, а Рис спас мою жизнь. – Идемте, сэр. – Рис потянул меня за рукав. Слегка ошарашенный, я непонимающе посмотрел на него. – Тут ни души, сэр. Уйдем сейчас, и никому даже в голову не придет, что мы тут были. Я огляделся. Дверь в таверну закрыта, на всей улице ни единого лучика света. Завывавший на ближайшей крыше кот наверняка видел нас, но никому ничего не скажет. Надежда шевельнулась у меня в груди. – Точно, – сказал я и перекатил Фиц-Алдельма, чтобы извлечь мой кинжал. – Уходим отсюда. По пути назад страх мучил меня на каждом шагу. Не зная местности, мы пару раз заблудились, но сумели добраться до дома купца. Я сорвал с себя перепачканную в крови тунику и закопал на глубину локтя в навозной куче, рядом с конюшней. Рис заявил, что на нем следов крови нет. Оставалось объяснить, почему моя рука замотана в рубаху, а сам я обнажен до пояса. Господь и все его святые продолжали помогать нам, а может, с учетом содеянного, путь наш торил Люцифер. Для меня не было особой разницы, кто из них вмешался. Рис первым пробрался во двор и вернулся, доложив, что все спят. Парадная дверь оказалась не заперта, караульный дрых на пороге; причина этого становилась ясна, если поглядеть на кувшин у его ног. Наверху в соларе, где было тепло и дымно, стоял такой храп, что дрожали балки. Разыскав наши одеяла, мы улеглись. Боль в раненой руке ужалила почти сразу. Я стиснул зубы и постарался дышать глубже, говоря себе, что скоро станет легче. Что я найду лекаря, который зашьет рану, а также сумею правдоподобно объяснить, откуда она взялась. – Нам нужно встать до рассвета, сэр, – прошептал Рис. – Вы притворитесь, что учите меня управляться с мечом. Я застану вас врасплох и сделаю вид, что ранил в руку. Я удивленно посмотрел на него. Парень был достаточно взрослым, чтобы управляться с клинком, а несчастный случай во время упражнений – дело привычное. – А ты голова, ничего не скажешь, – шепнул я в ответ. – Отличный план. В темноте блеснули его зубы. Я протянул здоровую руку и сжал плечо мальчика. – Ты спас мне жизнь, Рис. Я этого не забуду. Он снова улыбнулся. – Я ваш человек, сэр. Навсегда. Сердце у меня сжалось. Едва ли можно было заполнить чем-нибудь пустоту в моей душе, оставленную потерей семьи, но, лежа там, в купеческом доме, я понял, что не одинок. Удивительно, но на следующий день все прошло удачно. Неспособный уснуть из-за боли в руке, я растолкал Риса, едва первые лучи света прокрались мимо занавесей. Во дворе не было никого, кто видел бы наш «бой», и парнишке не составило труда нанести удар, «причинивший» мне рану. Чтобы та выглядела возможно более свежей, я попросил его шлепнуть по моей пострадавшей руке плоской стороной клинка. Боль была такая, что я едва не потерял сознание. Когда я пришел в себя, то обнаружил много крови и свидетеля – одного из конюхов купца. Я обругал Риса и попытался дернуть его за ухо. – Дурень! – орал я. – Погляди, что ты наделал! Джон де Мандевиль не слишком впечатлился. – Хорошенькое начало службы, – сказал он, с подозрением осматривая рану. Потом обратился к Рису: – Сколько тебе лет, парень? – Двенадцать, сэр. Или тринадцать. – Когда-нибудь из него может получиться мечник, – заметил он и отправил меня к лекарю, рекомендованному купцом. Пару часов спустя, с тяжелой головой после мандрагоры, которую лекарь дал мне понюхать, прежде чем зашивать рану, с пульсирующей рукой, готовой взорваться, я нетвердой походкой приближался к дому купца. Рис шел рядом, и я мог опираться на него – большое подспорье, надо признать. Филип был во дворе – держал коня герцога. Он осведомился о моей ране, но почти не проявил интереса к тому, как она появилась. – Слыхал? – спросил он, как только я закончил. Во мне шевельнулся страх. – О чем? – Двух людей герцога убили. Он в ярости. – Убили? Здесь, в городе? Я бросил взгляд на Риса, который притворился потрясенным.