Я мотаю головой. Каталина пристально смотрит на меня – и на дистанцию, которую я создала между нами. – А где София? Почему она не с тобой? – Ее больше нет, – еле слышно отвечаю я. – Нужно сказать Мануэлю, – говорит Каталина. Ее голос дрожит. – От него есть вести? Она закрывает лицо руками и начинает плакать. – Ничего. – Каталина, – шепчу я. Она безжизненно опускает руки. – Я хочу рассказать тебе… Хочу спросить тебя… кое-что. Я не стала бы звать тебя сюда, если бы это не было так важно. Слезы оставляют блестящие дорожки на щеках Каталины. Она глубоко вздыхает, чтобы взять себя в руки, и кивает. Момент настал, но я не решаюсь начать. В горле пересохло. – Это очень, очень важно. Мне нужно правильно подобрать слова, иначе мы можем оставить всякую надежду на мир… – Мир? Я рассказываю ей о принцессе Тамайе. О плане разрушить Эстрейю, о намерениях объединить лаксанцев и иллюстрийцев, чтобы создать новую, более сильную Инкасису. О жизнях, которые мы можем спасти, если Каталина откажется от прав на трон и забудет о государственном перевороте, который мы планировали всю нашу жизнь. Слушая мой рассказ, Каталина постепенно бледнеет. Прислонившись к стене, она судорожно вцепляется в камни. Я понимаю, что лучше не говорить ей о друзьях, которые появились у меня во дворце. Ни слова о Руми и Суйяне. Главное – хладнокровно и непредвзято изложить все аргументы. Но она все равно не выдерживает. Ее тело сотрясается от всхлипов. Я тянусь к ней, но Каталина с силой отталкивает меня. – Ты хочешь, чтобы я забыла обо всем, что потеряла? – шепотом спрашивает она. – Забыла об ужасе, который пережили наши семьи? Все, кого я любила, оставили меня. Они промыли мозги даже тебе, и у меня больше нет никого. – Каталина, перестань. Никто не промывал мне мозги – мне просто о многом рассказали. Ты хочешь еще одной войны? Сжав кулаки, она досадливо смахивает слезы. – Ненавижу их. Ненавижу их. Она не слышит меня. – Ты вообще хочешь быть королевой? – напираю я. – Подумай об этом. Ты готова взять на себя такую ответственность? От твоих решений будет зависеть целая страна. Представь, насколько высокой будет цена ошибки. Ты действительно хочешь управлять нами? Она отступает и медленно пятится от меня, словно от хищника. – Как ты вообще можешь такое спрашивать? Конечно, я хочу быть королевой! Я качаю головой. – Не думаю. Мне кажется, ты делаешь все это ради семьи, которую потеряла. Но на самом деле тебе это не нужно. Серьезно. Ты не сможешь быть одновременно королевой и другом для всех и каждого. – Ради Луны! Что ты несешь? Я должна донести свою мысль, даже если причиню ей боль. Она должна понимать, каково это – управлять Инкасисой. – Если ты станешь королевой, многие отвернутся от тебя. Придется принимать непростые решения, и ты не сможешь угодить всем. Каталина, ты слишком мягкая. Слишком добрая, милая и впечатлительная. Инкасисе нужен правитель с железной волей. Разве тебе нужна такая жизнь? Я люблю тебя, ты моя лучшая подруга. И я очень хорошо тебя знаю. Если ты откажешься от трона, ты будешь вольна быть самой собой. Понимаешь, о чем я? Она вздрагивает от каждого слова и, съежившись, прижимается к стене. – И ты думаешь, что эта Тамайя может стать лучшей королевой, чем я? Я собираюсь с духом, чтобы произнести это слово. Слово, от которого будет больно нам обеим. Но она должна знать, что я чувствую. Я, ее друг, а не двойник. – Да. – Нет, – говорит она, выпрямляясь. – Нет. Ты не можешь так думать. Что они сделали с моим другом? – Каталина, – решительно произношу я. – Никто не может указывать мне, что думать. Содрогнувшись, она делает долгий вдох и наконец отвечает: – Значит, я ошиблась в тебе. Ты предательница. Крыса. И я ни за что не сдамся. Если ты не со мной, – продолжает она дрожащим голосом, – значит, ты против меня. Я правильно понимаю? Я меняю тактику. – Ты всегда пыталась планировать восстание с минимальным количеством жертв. Это твой шанс спасти множество жизней. Воспользуйся им и отступи. – Я не могу сдаться, – одними губами шепчет Каталина. – Смысл всей моей жизни – в завоевании трона. Что скажут люди, если я просто перестану бороться? – Думаю, они предпочтут остаться в живых, – отвечаю я, разводя руками. – Так будет лучше для всех. Она меняется в лице, и я понимаю, что потеряла ее. – Ладно. Я сама возглавлю переворот, – говорит она. – Мне больше не нужен двойник. Я выйду из тени. Я – кондеса. Ты еще увидишь, насколько я сильна! Можешь больше в меня не верить, но я верю. Я еще тебе покажу. Всем вам покажу. Она смахивает слезы и поднимает помятую шляпу, спокойно отирая грязь. Не удостоив меня даже взглядом, она переходит на другую сторону переулка. Плечи расправлены, словно она готовится к битве. С горечью гляжу ей вслед. Луна, молю, пусть она простит меня. На другом конце переулка меня ждет Ла Сьюдад. Я утираю слезы и сворачиваю к рынку. Выйдя на залитую солнцем площадь, я мгновенно замечаю Хуана Карлоса. Он сжимает в руке меч и напряженно вглядывается в толпу. Я решаю облегчить ему задачу: выхожу на видное место и делаю вид, будто присматриваюсь к бочке с вяленой рыбой в ближайшей лавке. Хуан Карлос мгновенно оказывается рядом. – Кондеса. Я невинно смотрю на него и как ни в чем не бывало говорю: – Думаю, я съела бы что-нибудь еще. – Куда ты подевалась? – нахмурившись, спрашивает он. Я пожимаю плечами. – Отошла. После стольких недель взаперти очень уж хочется полюбоваться видами. – И я должен в это поверить? Он берет меня за руку и тащит прочь от прилавков и площади к конюшням. – Нет, – отвечаю я. – А может, я просто хотела проверить, смогу ли. – Сможешь что? – спрашивает он. Я в последний раз оглядываюсь на площадь, постепенно исчезающую из вида, и на людей, свободных от невидимых цепей. – Сбежать. Глава двадцать четвертая В НОЧЬ, КОГДА ДОЛЖЕН прийти Эль Лобо, я выбираю платье с наименьшим количеством рюшей и, одевшись, аккуратно расправляю юбку. Пожевывая листья мяты, я навожу порядок в комнате, заправляю кровать и протираю пыль на комоде. Заплетаю волосы и подкрашиваю губы, как учила Каталина. Сама не знаю зачем. Я стараюсь не думать об этом, когда открываю двери балкона и впускаю внутрь лунный свет. Он наводняет комнату, словно бурный горный поток. Я стараюсь не думать об этом, когда сажусь за ткацкий станок. Сосредоточившись на работе, я начинаю вплетать лунную нить в новый гобелен. Корзина с пряжей переполнена: каждый день мне присылают еще. Скоро шерсти хватит, чтобы одеть каждого человека в этом проклятом замке. Или населить всю Инкасису шерстяными животными. Когда я тку, время летит незаметно. Все остальное теряет значение, и меня больше ничто не тревожит. Я думаю лишь о том, какой цвет и орнамент выбрать дальше, чтобы создать что-нибудь новое и красивое для себя самой. Но в голове настойчиво и громко повторяются слова Каталины. Предательница. Крыса. Я задыхаюсь от чувства вины; на глаза наворачиваются слезы. С досадой растираю щеки. Каталина – мой лучший друг. Но она так неправа! Я стараюсь ухватиться за эту мысль, но разум не слушается. Собравшись с духом, я делаю глубокий вдох и крепче сжимаю в руках шерстяные нити. Мои звери прячутся обратно в гобелены и наблюдают за тем, как я работаю. – Ты правда очень талантлива, – раздается за спиной голос с жестким акцентом.