— Я позволяю тебе спасти меня, — коротко сказал он. — Если я не уеду отсюда, ты можешь пристрелить меня прямо сейчас. — Прекрасно, — отрезала она. — Я сяду сзади. Мы бежим на счет «три». Один. Два. Три. — Она толкнула Салли Джи вперед, подбежала к машине и бросилась на заднее сиденье рядом с Максом. Лука захлопнул дверцу, и они выехали со стоянки, оставив гангстеров, все еще неподвижных, позади. — Мы сделали это. — Она села на сиденье и обняла Макса. — Я никогда раньше не делала ничего подобного. Это своего рода освобождение — вытащить пистолет и не думать, что я проведу следующие два дня, занимаясь бумажной работой, или сомневаться, нужно ли мне его вытаскивать или нет. И я действительно чувствую, что чего-то достигла. Я спасла тебя. Я не думал, что это сработает. Фрэнки довольно проницателен. Он ничего не выпускает из виду. — Довольно. Она вздрогнула от резкого тона Луки. — Ты должен сказать спасибо. Или ты можешь быть более экспансивным и добавить: «за то, что рисковала своей жизнью, чтобы спасти меня». Или даже просто «отличная работа, Габриэль». — Тебе следовало остаться в машине. Меня не нужно было спасать, — он свернул на шоссе 95 и направился на юг, прочь из города. — Куда мы идем? — Замолчи. Для одного дня ты уже достаточно натворила. — О, простите. — Ее желудок скрутило в узел, и она не смогла скрыть сарказма в своем тоне. — Должно быть, я неправильно поняла, когда они заставили тебя встать на колени и заложить руки за голову, как будто собирались казнить. — Когда ты выскакиваешь из машины размахивая пистолетом… — его голос дрогнул. — Кричала им, чтобы они меня отпустили. Угрожая расстрелять их… — Он ударил рукой руль. — А взять в заложники Салли Джи? Он дернул руль и свернул на боковую дорогу. Габриэль смотрела на пыльный горизонт, наблюдая, как исчезают последние городские заросли. — Почему мы покидаем город? Его плечи затряслись, и он издал звук, подозрительно похожий на смешок. — Ты смеешься? Лука покачал головой, и Габриэль впилась взглядом в его лицо в зеркале заднего вида. — Я что-то пропустила? Есть ли что-то смешное в том, что они собирались избить тебя бейсбольной битой, а потом хладнокровно застрелить? Не отвечая, Лука свернул к заброшенному химическому заводу. Гигантские железные чаны, покрытые облупившейся белой краской, усеивали посыпанное гравием поле, а перед ними скрипела маленькая лачуга из гофрированного железа. В пустыне, где не было никакой тени, чтобы защитить их, солнце было яростно жарким, и Габриэль начала потеть почти сразу же, как только вышла вслед за Лукой из машины. — Лука? Он прошел мимо хижины к гигантскому мусорному ведру, которое мягко покачивалось на четырех шатких ножках, когда горячий ветер обдувал ее. Опасаясь жары, она оставила его гневаться, а сама пошла остыть под навесом лачуги, которая выглядела так, будто ее давным-давно заколотили. — Я никогда этого не переживу, — сказал Лука, подходя к ней через несколько минут. — Что? Он обхватил рукой ее затылок и притянул к себе, пока их носы не соприкоснулись. — Меня только что спасла женщина-полицейский от побоев, которые я заслужил. — Они не собирались тебя убивать? — Ее дыхание покинуло ее в спешке. — Не сегодня, — его рука крепче сжала ее шею. — И после этого представления, если они передумают, они, вероятно, пошлют еще несколько человек, чтобы сделать эту работу. Ты была чертовски великолепна. Ее рот открылся и снова закрылся. Она приготовилась к еще одной ссоре из-за того, что подвергла себя опасности из-за его чрезмерно заботливой натуры, но принял ли он, наконец то, что она сделала? Мало того, он только что, сделал ей комплимент? — Я просто делала свою работу. — Твое бюро тратит впустую свой лучший актив, запихивая тебя за стол. — Он приник поцелуем к ее лбу. Все еще ошеломленная его, казалось бы, резкой переменой отношения, она запнулась. — Ты не сердишься? Обычно ты разглагольствуешь о том, что это мужское дело — защищать женщину, а я не должна подвергать себя опасности, бла-бла-бла. — Ты моя, и твоя безопасность — дело чести. — Его губы дернулись в уголках. — Я скорее умру с честью, чем позволю тебе пострадать, пытаясь спасти меня. Но ты заставила меня пересмотреть свои взгляды, и когда ты сможешь прикрывать мою спину, не подвергая себя риску, тогда я приму твою помощь. Габриэль едва сдержала смех. Его чрезмерная заботливость никуда не делась, но между строк она прочла уважение и немалую долю гордости. — Хотя в этом не было необходимости, — продолжал он. — И мне придется вернуться из чувства чести, но я в долгу перед тобой. — Я не отпущу тебя, — Габриэль нахмурилась. — Я предпочла бы иметь невредимого, обесчещенного Луку, чем избитого, но с честью. — Честь — это не то, к чему можно относиться так легко, — сказал он, и его улыбка исчезла. — Без чести ты чувствуешь себя так, словно кто-то отнял у тебя кусок плоти. Мой отец опозорил нашу семью. Он связался с торговлей наркотиками и превратился в крысу, вместо того чтобы сесть в тюрьму, когда его поймали. Но семья узнала, — его голос напрягся. — С тех пор я потратил всю свою жизнь, пытаясь восстановить честь семьи, пытаясь показать, что я не сын своего отца, чтобы сделать себя целым… — Мне жаль твоего отца, но я не могла просто сидеть в машине и позволять им причинять тебе боль, даже если бы понимала твои понятия о чести. — Ее сердце сжалось в груди. — Я не такая, — вздохнула она, когда остатки адреналина ушли. — Я, наверное, самая неподходящая для тебя женщина на планете. Как можно восстановить честь семьи, когда ты с полицейским? — Ты не можешь заставить сердце выбрать определенного человека. — Его взгляд не отрывался от ее лица. — Ты идеальная женщина для меня. Прошло много времени, прежде чем до него дошли его слова. Он любил ее. Даже несмотря на то, что она была озлобленной и сломленной, и они были по разные стороны закона, и даже несмотря на то, что их любовь была под запретом и риск быть вместе был астрономически высок, он любил ее. — Не знаю, что и сказать. — Она не могла ответить, потому что не знала, способна ли снова полюбить кого-то. Он нравился ей, ей нравилось проводить с ним время, и она глубоко заботилась о нем. Но она никогда не позволяла себе думать о будущем с Лукой, никогда не думала, что они могут быть вместе дальше, после поимки Гарсии, никогда не осмеливалась открыться любви. — Тебе не нужно ничего говорить, — сказал он. — Я уже все сказал. Она не заметила, как он подошел. Только что он был в пяти футах от нее, а в следующее мгновение она была в его объятиях, его горячее и твердое тело прижималось к ней. — Ты моя, Габриэль. Ты стала моей с того момента, как мы встретились. Нико хочет, чтобы я прекратил наши отношения после того, как мы найдем Гарсию, но мы найдем способ быть вместе, даже если мне придется покинуть семью. — Он завладел ею поцелуем, яростным и требовательным, таким страстным, что у нее подогнулись колени, и ей пришлось схватиться за его плечи, чтобы удержаться на ногах. Ей хотелось верить ему, но это казалось невыполнимой задачей. Из того, что она поняла, было только два выхода из мафии: смерть и защита свидетелей. И после того, что он только что рассказал ей о своем отце, она никак не могла позволить ему сделать выбор, который означал бы потерю того единственного, за что он боролся всю свою жизнь. Она не хотела, чтобы Лука остался без этого куска плоти. Она хотела его целиком. — Что они собирались с тобой сделать? — Сделать мне больно. Может быть, сломать несколько костей. — Из-за меня, — горько сказала она. — Потому что я нарушил правила. — Его грубая рука обхватила ее щеку, большой палец слегка коснулся подбородка. — Mio angelo. Ради тебя я готов вынести любые трудности. Я буду рад боли, потому что она дает нам время быть вместе. Каждый лишний день, который я проведу с тобой, стоит дюжины синяков. — Лука. — Его имя было молитвой на ее губах. Она потеряла Дэвида. Она не собиралась терять и Луку. Должен же быть какой-то способ быть вместе, чтобы его не убили, не избили бейсбольной битой и не лишили чести, которая была такой важной частью его жизни. — Думаю, я только что показала тебе, что готова принести такую же жертву ради тебя. — И ты будешь наказана за это. — Он обнял ее так крепко, что она едва могла дышать. — Наказана? — Я доставлю тебе больше удовольствия, чем ты сможешь вынести. — Он зарылся лицом в ее шею, уткнулся носом ей за ухо, его тень чувственно горела на ее коже. — Я хочу, чтобы ты был грубым. — Габриэль с трудом сглотнула, и все ее внимание внезапно сосредоточилось на пульсирующем возбуждении между бедер. — Я буду груб. — Я хочу, чтобы ты разорвал меня на части, чтобы ты понял, свои истинные чувства ко мне, а мои к тебе. Что твоя боль — это моя боль. Что я не могла сидеть и смотреть, как ты страдаешь. — Я сломаю тебя, а затем соберу воедино. — Он судорожно вздохнул. — Я отмечу тебя так, чтобы каждый раз, когда ты смотришь в зеркало, ты думала обо мне, и каждый мужчина, который осмелится взглянуть на тебя, знал, что ты моя. — Я хочу быть твоей, Лука, — прошептала она. — И я хочу, чтобы ты стал моим. — Sei mia per sempre, anima e cuore. Senza di te non vivo piu. Ты моя навеки, — перевел он ей. — Телом и душой. Без тебя я не смогу жить. Она отдалась ему, не в силах ничего сделать, кроме как чувствовать, как он покрывает поцелуями ее шею до чувствительного соединения шеи и плеча. А потом он наклонился и укусил ее так восхитительно сильно, что она закричала. Девятнадцатая Паоло ничего не видел сквозь повязку, закрывавшую глаза. Ни тени, ни лучика света. Страх окутал его, изолируя от холодного воздуха. — Где мы? — Он схватил Рэя за руку, когда тот вышел из машины, его ноги коснулись твердой, плоской поверхности. Рэй на черном седане подобрал Паоло возле его дома сразу после захода солнца, и, прежде чем они отправились в город не более получаса назад, завязал ему глаза. — Я уже говорил тебе. Никаких вопросов. Двигайся быстрее. — Положив твердую руку ему на плечо, Рэй подтолкнул Паоло вперед. — Сумасшедшему Ти тоже пришлось пройти через это, чтобы встретиться с боссом?