Она не хотела знать, но спросила. — У него много друзей остается на ночь? — Я не знаю. Он никогда не позволял мне оставаться здесь раньше, но он рассказал мне о кофейной даме. Ты останешься здесь еще на ночь? Как ты думаешь, папа тоже позволит мне остаться? — Я осталась здесь всего на одну ночь. — Габриэль отложила нож и вилку и потянулась за салфеткой. — У меня есть кое-какие дела в эти выходные, а в понедельник мне нужно идти на работу. — Где ты работаешь? — Я офицер полиции. — Она промокнула его щеку, вытирая сироп. — Это круто. — Глаза Маттео загорелись. — Никто из других папиных друзей не работает в полиции. У вас есть пистолет? — Да. — Можно мне посмотреть? — Он выронил нож и вилку и вскочил со стула. — Ну, я не уверена, понравится ли это твоему отцу. — Она положила кусочек хрустящего бекона и съела его в два присеста. В том, чтобы спать с мужчиной, который умеет готовить, есть свои преимущества. — Как насчет того, чтобы спросить его, когда он поговорит по телефону? — Он скажет «нет». — Маттео опустил голову, а его плечи поникли. — Папа не любит оружие. — Что ж, это очень разумно. — Она фыркнула и схватила салфетку, чтобы скрыть улыбку. — Оружие опасно. Мы используем его только в крайних случаях. — А как насчет полицейской машины? — он снова забрался на сиденье. — У тебя есть полицейская машина? Можно мне прокатиться и включить сирену? — Я ей больше не пользуюсь. Полицейские машины используют только патрульные. Теперь я детектив. — А как насчет значка или формы? — Он преувеличенно тяжело вздохнул. — Они у тебя есть? — У меня с собой значок. Я могу показать его тебе после завтрака. — Она улыбнулась, вспомнив, что разговаривала с Маттео по меньшей мере десять минут, и у нее не возникло никаких воспоминаний, и печаль отступила под неиссякаемым шквалом вопросов. — Никто из моих друзей не знает полицейского в реальной жизни. — Маттео просиял. — Я расскажу им о тебе, — он заколебался, и кусочек бекона наполовину был во рту, наполовину снаружи. — Ты папина подружка? Она открыла рот и снова закрыла. Кем они были? Определенно большим, чем людьми у которых был просто перепихон. Друзьями? С преимуществами? Они никогда не говорили о том, что было между ними, но после прошлой ночи, когда они открылись друг другу, она чувствовала себя ближе к нему, чем к кому-либо, кроме своей матери, но даже ближе, чем к Дэвиду. — Думаю, мы друзья. — Габриэль — папина девушка. Она подняла глаза и увидела, что Лука стоит в дверном проеме, прислонившись к дверному косяку, как будто он был там уже давно. Его руки были сложены на груди, подчеркивая выпуклость бицепсов под рукавами белой футболки. — Его единственная девушка, — добавил он, приподняв бровь, чтобы дать ей понять, что он действительно слышал большую часть разговора. — Женщина, — поправила она. — Но не твоя… — Тогда иди сюда, женщина, и поцелуй своего мужчину, — Лука усмехнулся, обрывая ее. Она взглянула на Маттео и предостерегающе покачала головой, но Лука просто пересек кухню и притянул ее в свои объятия. — Он вырос в итальянской семье, bella. Мы — ласковые люди, где все целуются, и он видел такую привязанность между моей сестрой Анжелой и ее бойфрендом, и моим братом Алексом, и многими подружками, которые появлялись за завтраком только для того, чтобы быть замененными на следующей неделе. Если ты собираешься быть со мной, тебе нужно привыкнуть. Будет ли она с ним? Конечно, они работали вместе, чтобы поймать Гарсию. Но смогут ли они стать чем-то большим? Он, казалось, принял одностороннее решение об их статусе отношений, и, если бы он был нормальным парнем с нормальной работой, она была бы счастлива узнать, что он хочет, чтобы они были вместе. Он был ей очень дорог, и чем больше времени она проводила с ним, тем больше он ей нравился. Он был вежлив и заботлив, когда она рассказывала ему о своем прошлом, и он никогда не выказывал ревности или обиды по поводу ее отношений с Дэвидом. Он был яростным защитником, забавным и обаятельным, он явно любил свою мать, братьев и сестер и был обожаем своим сыном. Так непохоже на стереотип типичного гангстера. И все же именно таким он и был. Хотя он никогда не произносил этих слов, она знала, что он был в банде. Как, по его мнению, сложатся их отношения? Его друзья и семья не будут ей доверять. А что, если он скажет ей, что совершил что-то противозаконное? Она окажется в конфликтной ситуации, ее осведомленность сделает ее соучастницей преступления. Конечно, конфликты были бы наименьшей из ее забот, если бы агент Палмер узнал, что она поделилась полицейской информацией и объединила свои усилия с Мафией, чтобы выследить Гарсию. Хотя она смело заявила, что готова пойти на риск и сесть в тюрьму, чтобы поймать Гарсию, она не думала об этом на самом деле. Да, она была готова рискнуть своей карьерой, чтобы поймать его, но она не была готова рисковать своей свободой. В ту ночь, когда она встретила Луку, она впервые задумалась о том, что, может быть, есть что-то еще, ради чего стоит жить, и теперь, когда он в идиллической сцене обнимал ее в своей залитой солнцем кухне, которую она никогда не позволяла себе представить после смерти Дэвида, было все по-другому. Конечно, он не просто чмокнул ее в губы, нет. Маттео стал свидетелем полноценного поцелуя, с языком во всех неподходящих местах (когда за тобой жадно наблюдал шестилетний ребенок), руками на заднице (слава Богу, он не мог видеть это за ее спиной). — Ты сладкий на вкус, — сказала она, облизывая губы. — Ты на вкус как секс, — прошептал он ей на ухо. — Если бы Маттео не было здесь... Я бы привязал тебя к столу, облил сиропом и слизывал его, пока ты не умоляла бы меня позволить тебе кончить. — Почему все должно сводиться к сексу с тобой? — Ее глаза расширились, а во рту пересохло. — Я любвеобильный мужчина. — Это точно подмечено, — тепло растеклось между ее ног. — Я очень рада, что мы не одни и у нас есть твоя мини-копия чтобы остудить жар. Вы двое так похожи, что это пугает. — Я же сказал. — Лука напрягся и отстранился. — Мы совсем не похожи. — Но это правда, — озадаченная, она успокаивающе провела пальцем по его подбородку. — У тебя та же форма лица, тот же изгиб бровей, те же глаза и нос. Волосы у него такие же волнистые, как у тебя, хотя и темные. У вас обоих карие глаза… — Габриэль, — рявкнул Лука, его голос разнеся по всей комнате. — Я знаю, что у тебя добрые намерения, но ты видишь то, чего нет. Он похож на Джину. Он не похож на меня. Не может быть, чтобы он был похож на меня. Какого хрена ты все время об этом говоришь? Она взглянула на Маттео, который застыл на месте, кусок блина свисал с его вилки в нескольких дюймах от рта. Ее сердце откликнулось на него так же, как и к Максу, когда она увидела его в тот первый день в приюте, съежившегося в углу. Она лучше, чем кто-либо другой, понимала, каково это — потерять кого-то, но обременять Маттео своими проблемами было неправильно. — Прости нас, пожалуйста, дорогой, — она улыбнулась Маттео, чтобы он не подумал, что что-то не так. — Я собираюсь украсть твоего отца на секунду. Я думаю, Макс будет счастлив попробовать этот блин на твоей вилке, — она с силой толкнула Луку в сторону спальни. — Мне нужно с тобой поговорить. Наедине. Если бы она не была так рассержена, потрясенное выражение лица Луки было бы почти комичным, как и его нехарактерная покорность. — Не кричи на меня, — она ткнула его в грудь, закрыв за собой дверь спальни. — И переступи через себя. Я не знаю, в чем твоя проблема, но точно не в это красивом, милом маленьком мальчике, абсолютно обожающего тебя и отчаянно желающего почувствовать связь с отцом, которого он любит. Может быть, у него есть некоторые черты Джины. И что? То, что она не была идеальной матерью, не делает его менее твоим сыном. Лука провел рукой по комоду, разбив вазу о стену. Осколки керамики попадали на пол, как пурпурный дождь. — Мои отношения с Маттео — это мое дело. Ты ничего обо мне не знаешь. Ты ничего о нем не знаешь. Он не нуждается в твоей защите. Он совершенно счастлив. Он понимает, почему все так, как есть. Габриэль уставилась на него, пытаясь понять, что его так взволновало. Она задела этот нерв прошлой ночью и отступила, но после разговора с Маттео сегодня утром, услышав тоску в его голосе и увидев его потрясение и боль, когда отец отказался признать их сходство, она должна была что-то сказать. Она уже не была той женщиной, которая два года сидела в офисе и перекладывала бумажки, пока чудовище бродило по городу, унося невинные жизни. У нее был голос, и Маттео нуждался в ком-то, кто говорил бы за него, кто-то, кто не боялся бы оттолкнуть двести фунтов разъяренного альфа-самца, который теперь сердито смотрел на нее с другого конца комнаты. — А как насчет родинки у него на ухе? — Габриэль, — его голос прогремел по комнате. — Оставь эту тему в покое. Это не твое дело. Даже когда ты будешь наиболее уязвима, со мной ты в безопасности. Она сократила расстояние между ними и наклонилась, чтобы нежно поцеловать его за левым ухом. — У тебя здесь родинка, — тихо сказала она. — У Маттео такая же, в том же месте. Они наследственные. Та, что у меня на мочке уха, досталась мне от матери, а ей, от ее матери. Его лицо разгладилось, превратившись в бесстрастную маску, и он сделал шаг назад. — Мы уже достаточно об этом поговорили. Не поднимай больше эту тему. — Ну что ж, думаю, нам с Максом пора, — сказала она. — Потому что там есть маленький мальчик, который отчаянно хочет провести день со своим отцом. И я считаю, что его отец должен меньше времени быть ослом и больше времени проводить с ним. — Габриэль, — он окликнул ее, но на этот раз не последовал за ней. Восемнадцатая — Садись в машину. Лука с громким визгом остановил свой внедорожник на обочине. Проклятая женщина просто вылетела из его квартиры. Неужели она не понимала, что Фрэнки и его команда просто ждут возможности доказать, что ей нельзя доверять? Он уже объяснил ей, что им нужно одобрение Нико, чтобы осуществить план по поимке Гарсии. Чего он не объяснил, так это того, что от Нико также зависело, будет ли он жить или умрет. Он нарушил правило о связях с полицейским, и теперь Нико возможно уже знал о его отношениях с ней и принимал решение о том, как с этим быть. Габриэль проигнорировала его и продолжила идти по жилой улице с Максом, обнюхивающим кусты рядом с ней. Пот выступил у него на лбу, когда полуденное солнце ворвалось в машину. — Габриэль. Ты не можешь идти всю дорогу домой пешком. Это слишком далеко. И я сказал Фрэнки, что ты останешься со мной до встречи с Нико. — Он стиснул зубы, услышав в своем голосе нотку мольбы. Капо не умоляли. Он не умолял. Но, черт возьми, она не оставила ему выбора. Хотя это и было заманчиво, но взять ее на руки и бросить в машину — не было вариантом, особенно если он когда-нибудь захочет иметь еще одного ребенка. Она была не из тех женщин, которые вцепятся ему в яремную вену, если он попытается схватить ее, она попадет туда, где будет больнее всего. Макс оглянулся и залаял, но, когда он попытался подтащить Габриэль к Маттео, который теперь махал ей из заднего окна, Габриэль потянула его назад. — Не говори мне, что я могу и чего не могу делать. — Только что они целовались на кухне, а в следующую минуту Габриэль уже выходила за дверь. — По-моему, она на тебя злится, — сказал Маттео с заднего сиденья. — Она говорит, как Нонна и тетя Анджела, когда они злятся. Может быть, это потому, что ты на нее накричал. — Я не кричал. — Он крепче сжал руль, проклиная себя за то, что потерял самообладание. Джина, казалось, имела над ним власть даже из могилы. — Ты был очень громким, папа. И ты был зол. Прости, что я не похож на тебя.