— Привет и тебе, Жадный Чак! — отзываюсь я. Входит Генри и настороженно поглядывает на нас обоих. Пистолет у него действительно с глушителем. — Ага, значит, вычислил? А не скажешь, когда? — Не всё ли равно? Да и какой смысл мне об этом говорить: вы же собрались меня прикончить, и любая моя с вами откровенность ничего не изменит. — Ну, а почему бы просто не удовлетворить любопытство женщины? Бескорыстно. Мэтт, мне и в самом деле очень интересно, когда и как ты это узнал! Почему-то у меня с тобой ничего не получается: ты прямо какой-то непотопляемый! До встречи с тобой у меня не было ни одной осечки. Если мыслить чисто логически, то никакого смысла в затягивании времени нет: любой наш самый длинный разговор не продлится до шести часов вечера, чтобы Вильямс, обеспокоенный, что меня нет на месте, примчался бы сюда и спас вторично. Но это только чисто логически. Когда идёт речь о жизни, цепляешься за любую возможность оттянуть конец, надеясь, что за это время что-то изменится и откуда-то придёт спасение. Поэтому соглашаюсь. — Хорошо, но с условием: сначала ты ответишь на все мои вопросы. — Это справедливо. Мне особо спешить некуда, я могу это узнать и как-нибудь потом, а вот у тебя такой возможности уже не будет. Спрашивай. Она усаживается в кресло с правого боку от меня. Ни дать ни взять — непринуждённая беседа. Правда, мне сидеть не так удобно, как ей. — Для чего на самом деле был весь этот цирк с убийством клерка вместо Дзанутти? В самолёте, в бытность твою агентом ФБР, твоё объяснение прозвучало логично: Дзанутти убивать нельзя, потому что он нужен живым, чтобы взять Жадного Чака. Но поскольку ты и есть Жадный Чак, то какой в этом был смысл? Только будь добра, отвечай на этот раз честно, твоей ложью я уже сыт по горло. Если пойму, что ты снова врёшь, ни на какую мою откровенность не рассчитывай. — Что ж, тоже справедливо. Слушай. О том, кто я на самом деле, не знает… не знал ни один человек, кроме Генри, Дзанутти считал меня своим помощником и вообще своим человеком, поэтому ничего не скрывал. Когда я узнала, что этот мошенник утаил весьма неслабую часть доходов, он был обречён. Несмотря на то, что все его художества хорошо известны полиции, никаких прямых доказательств против него не было: он достаточно хитёр, чтобы всё проворачивать чужими руками. Следовательно, он законопослушный гражданин и имеет право на защиту этого самого закона. Но главное даже не в этом: его убийство привело бы к тому, что полиция города стала тянуть за все ниточки его связей и, возможно, могла чего-нибудь нарыть. Это серьёзно помешало бы всему нашему бизнесу. Вот и пришлось убирать его за два приёма. Я решила инсценировать убийство Дзанутти, но таким образом, чтобы подлог раскрылся. Тогда Дзанутти оказался бы вне закона: кто бы поверил, что это не он сам убил клерка для собственной безопасности? Но надо было, чтобы кто-то подтвердил, что видел его живым после мнимой смерти. Эту роль я отвела тебе. — Так всё-таки клерка было запланировано убить с самого начала? И это вовсе не идея Дзанутти, а твоя? Она ничего не говорит, только с улыбкой кивает. И тут я увидел, что у меня появились, хоть и минимальные, но шансы на спасение. Во время её монолога я внимательно смотрел на неё, но всё же боковым зрением заметил, что Генри явно расслабился. Что и неудивительно: за всё время нашего с ним знакомства я слышал от него всего пару фраз, да и то только недавно. И без того было понятно, что Генри — человек действия, а сейчас ещё выяснилось, что любой разговор его попросту усыпляет. Кроме того, я давно чувствовал, что на чём-то сижу; на каком-то маленьком, но достаточно твёрдом предмете — достаточно твёрдом, чтобы в случае необходимости оказаться оружием. Я слегка пошевелился, чтобы проверить реакцию Генри. Он тут же глянул на меня, но не забеспокоился: мои руки у него на виду, да и пошевелился-то я чуть-чуть. Тогда я тут же произвёл второе действие: якобы, чтобы удобнее было слушать Милдред, опёрся скованными руками на правое колено и, слегка от него оттолкнувшись, повернулся вполоборота к Генри. Теперь моя правая рука было вне пределов его видимости, и я собрался после того, как он снова расслабится, потихоньку вытащить из-под себя этот предмет. Милдред продолжала: — Но Дзанутти всё испортил. Он захотел тебя убить и велел нам с Генри привезти тебя в один из наших тайных домов. Я резко возражала, и он приказал Генри меня связать. Генри так и сделал, только не стал сильно затягивать японский узел. Ну, а дальше ты знаешь. Генри мне потом по телефону втайне от Дзанутти сказал, что стрелял в тебя так, чтобы не попасть, так что с тобой всё нормально. Я велела ему вместе с Дзанутти отправляться в Мидлтаун, а сама ждала тебя в аэропорту, чтобы уж точно сопроводить до места. Ну вот, всё. По-моему, понятно, что на сей раз говорю чистую правду. Это все твои вопросы? В этот раз я её слушал не очень внимательно: мысленно примерялся, как швырнуть этот предмет в Генри сразу обеими руками. Пока ещё мне проделывать такого не доводилось. Но пора бы уже его вытащить: то, что теперь буду говорить я, а не она, даёт мне возможность вполне естественно пошевелиться. — Все, — сказал я, поворачиваясь к ней ещё больше и схватив, наконец, правой рукой этот предмет. На ощупь он выглядел достаточно твёрдым, может и получиться. Да и других вариантов всё равно нет. Но надо дать Милдред заговорить, чтобы Генри опять заснул. — Повторю: когда и как ты меня вычислил? — В самолёте, когда ты проявила редкую осведомлённость о делах не только Дзанутти, но и Чака, а твоя легенда про агента ФБР трещала по всем швам, — говорю я и тут же со всей силой швыряю это что-то прямо в лоб Генри. От боли и неожиданности он на миг теряет концентрацию, и мне этого хватает. Вскакиваю и бью ногой по его руке с пистолетом. Пистолет улетает куда-то в угол, я снова бью ногой на этот раз Генри в пах, он скрючивается, я добавляю ему наручниками по затылку и падаю на него сверху, цепью наручников сдавливаю горло и начинаю сжимать. Он хрипит, пытается столкнуть меня, пробует достать руками, но у меня очень выгодное положение да и вес немаленький. Я давлю до тех пор, пока он, зашедшись в последнем предсмертном хрипе и конвульсиях, не затихает. Готов. Тяжело дыша, поднимаюсь с него и осматриваюсь. Милдред в комнате нет. Удрала, бросив сообщника на произвол судьбы — вполне в духе Жадного Чака. Роюсь в карманах Генри, нахожу ключи от наручников и расстёгиваю. Надо вызывать полицию, и лучше всего позвонить Вильямсу, а не дежурному. Достаю мобильник, но спохватываюсь и начинаю внимательно рассматривать пол: чем же это я так удачно закатал в лоб Генри? Нахожу, и у меня сжимается сердце: это голова Ли! По-видимому, они рылись у меня до моего прихода и решили осмотреть статуэтку: вдруг я там что-то прячу? Издаю облегчённый вздох: голова в полном порядке, только с краю выкрошился маленький кусочек. Ставлю её на место — совсем даже ничего не заметно. — Спасибо за помощь, дружище! — искренне говорю ему, сведя вместе ладони и кланяясь на китайский манер. — Никогда не сомневался, что ты — надёжный напарник и не бросишь друга в беде! Ли кивает на этот раз очень смущённо. Славный он малый. Звоню Вильямсу. — Всё меняется, — говорю ему. — Эта парочка заявилась ко мне в офис. Генри мёртв, женщина убежала. — Вот это поворот! — присвистывает Вильямс. — Как ты думаешь, где она может быть? — Представления не имею. Пошли на всякий случай своих ребят в тот дом, хотя не думаю, что она там: знает ведь, что этот адрес нам известен, но мало ли… Я уже убеждался не раз, что она непредсказуема. А сам сюда приезжай. — Жди, — и он отключает связь. До приезда полицейских теперь уже внимательно осматриваю карманы Генри при помощи носового платка, чтобы не оставлять отпечатков. Ничего примечательного не нахожу — этот парень не носит с собой лишнего. В последнюю очередь ощупываю нагрудный карман рубашки — похоже, что там что-то есть, но очень маленькое. Вытаскиваю и вижу, что это узкая полоска бумаги, а на ней какие-то цифры. Внимательно разглядываю и прихожу к выводу, что это очень похоже на номер депозита в каком-то банке. Пожалуй, Вильямсу ни к чему об этом знать. В это время к офису подкатывает полицейский фургон и легковушка, из которой выходит Вильямс. Раздумываю, куда убрать листок, потом ухмыляюсь: мне ведь это уже подсказали! Вытаскиваю голову Ли и сую бумажку внутрь. Она настолько мала, что Ли, когда я его трогаю за голову, качает ею, как ни в чём не бывало: мол, всё понял! М-да, только вот теперь нельзя упоминать, что перед тем, как выбить у Генри пистолет, я засадил в голову головой Ли, а то статуэтку могут забрать в интересах следствия. — Мы с тобой оказались полными болванами, — заявляет Вильямс, входя в комнату с двумя экспертами и сержантом. — Но больше виноват ты: забил мне голову этим домом. С какой бы стати они туда поехали? — Когда внимательно осмотрите дом, точнее, сделаете полный обыск, возможно, обнаружите сейф с бумагами Чака. Косвенно, она мне это подтвердила, назвав его «одним из наших домов». — А где же сам Чак? — спрашивает он, в то время, как эксперты принимаются за дело. — Думаю, в «одном из наших домов» обнаружите седого старика в состоянии инсульта или чего-то подобного, за которым установлен самый заботливый уход. Вряд ли она руководила всем одна, без него. Наверняка советовалась: в деле огребания денег и управления преступными группами опыт у него огромный, и негоже этим пренебрегать. — Да-а, а женщину ты упустил, — покачивая головой, с сожалением произносит Вильямс, как будто у меня был какой-то шанс взять и её. — А она нам нужна, ох, как нужна… Где вот теперь её искать? Ладно, давай рассказывай, что здесь произошло. Я рассказываю, Вильямс посмеивается, сержант записывает — все при деле. Едва заканчиваю, звонит мобильник Вильямса. Он задумчиво и не торопясь достаёт его из кармана. — Да, слушаю! По-видимому, ему сообщают что-то неожиданное, потому что глаза его вспыхивают и взгляд отражает самое напряжённое внимание. — Так… ага, ага… понял, сейчас приеду. И поворачивается ко мне: — Поехали! Взяли ребята твою красавицу. В том самом доме. Накачалась наркотиками по самое некуда! Ребята, быстро давайте тело в фургон! Я с сомнением верчу головой: она и наркотики? Быть такого не может. Впрочем, разгадку я уже знаю. В знакомом мне доме и знакомой комнате трое полицейских, среди них знакомый мне парнишка Роджерс, и женщина в кресле действительно в невменяемом состоянии. Киваю Роджерсу, прижимаю руку к сердцу в знак благодарности за тот случай и смотрю на женщину. Мне достаточно беглого взгляда: — Это не она. — Как не она? — удивляется один из полицейских и предъявляет мне мною же составленный фоторобот. — Нам всем вот это раздали, вы посмотрите, точно её лицо! — Говорю же: не она. — А кто же тогда? — спрашивает Вильямс. — Или ты этого не знаешь? — Это настоящая Милдред Стоун, выпускница Принстонского университета, преподаватель английского языка. Ей не повезло, что на работу в школу она приехала в тот же город, где жила наша дамочка. Та её, по всей видимости, как-то увидела и решила, что обзавестись двойником при таком роде деятельности очень полезно. Её сообщник Генри устроился в школу охранником, охмурил бедную девчонку и втянул, скорее всего, в какую-нибудь оргию, а потом подставил. Милдред с треском вышибли из школы, после чего она вполне естественно для всех исчезла: наверняка все подумали, что уехала куда-то со стыда. Так что можно было спокойно привезти её сюда с полной гарантией, что никто не спохватится и искать не будет. Допускаю, что лже-Милдред и на самом деле не раз использовала эту женщину в качестве двойника. У меня, по крайней мере, нет сомнений, что общались они довольно часто, потому что после первого её визита я был убеждён, что она — преподаватель английского языка, по этому признаку стал разыскивать и вышел на настоящую Милдред Стоун. То, что я тебе сейчас рассказал, всего лишь результат моих размышлений, доказательств пока нет, но они будут, когда женщину приведут в норму врачи. Уверен, она вам немало интересного и полезного расскажет. — Так, а кто же тогда эта твоя дамочка? — растерянно спрашивает Вильямс. — Ты и это знаешь? Почему утром мне ничего не сказал? — Утром ещё не знал. А после беседы с тобой заехал на работу к своему другу-криминалисту, тот прогнал всю мою информацию по всем каналам — вот и выяснили. Это Эдна Родригез, дочь Жадного Чака. Она настолько в себе уверена, что при первой нашей встрече даже назвалась мне собственным именем. Правда, без фамилии. И Генри тоже назвала. Хотя практически ничем не рисковала. Чак при помощи своих связей сумел так её прикрыть, что ни одна живая душа не знала, что у него есть дочь. Если бы не умница Стив, вряд ли удалось бы это узнать. Она засветилась всего лишь раз почти двадцать лет назад, когда Чак самолично вытаскивал её из каталажки после неудачной аферы с поддельным чеком. С тех пор она очень поумнела, да и было у кого поучиться. — Значит, Чака, говоришь, можно разыскать? Я киваю на женщину в кресле. — Она наверняка знает все их убежища. — Ясно. Роджерс, срочно доставить женщину в нашу клинику! И пожимает мне руку: — Ладно, будь здоров, буду держать тебя в курсе. Но и ты, если что-то разузнаешь, сразу звони мне. — Отвези меня в офис, — прошу я. — В фургоне ведь повезут женщину. А я тороплюсь: есть одно важное дело. — Конечно, — спохватывается он. — Поехали! Возле моего офиса прощаемся ещё раз. Я поднимаюсь на крыльцо и открываю входную дверь. Никаких писем по-прежнему нет. Может, на автоответчике? Я ведь в тот раз так и не успел его проверить. Вставляю ключ. Дьявол! Опять заперто на один оборот! А со мной нет пистолета. Беру в прихожей трость, которую забыл один из давних клиентов да так за ней и не вернулся, встаю перед дверью, примеряюсь, затем вышибаю дверь и влетаю в собственный офис кувырком через голову. Мог бы и не заниматься акробатикой: в офисе никого нет. Только снова знакомый-знакомый аромат духов. — Она была здесь? — спрашиваю Ли, но он мне не отвечает. Вытаскиваю его голову и сразу вижу причину: внутрь статуэтки плотно вставлен листок из моей прихожей. Достаю его — маленькая бумажка исчезла. Плакали мои расчёты на то, что смогу вычислить банк и каким-то образом прикарманить деньги Чака: депозит ведь наверняка оформлен на предъявителя! А я так заботливо скрывал это от Вильямса! Разворачиваю листок и вижу, что это записка. Почерк мне не знаком, но чей он, гадать не приходится. «Мэтт, ради Бога простите, что снова закрыла двери на один оборот: моя отмычка не очень подходит к вашему замку. Мне пришлось вернуться, чтобы взять одну нужную вещь. Очень любезно было с вашей стороны положить её так, чтобы я долго не искала. Прощайте!