— Война в Афганистане продолжается? — Что? Ты не шутишь? Наши войска выведены оттуда еще четыре года назад… — Какой сейчас год? — Ты и этого, бедолага, не знаешь? Сегодня двадцать восьмое августа девяностого года. — Я примерно так и думал. Пять лет! Нас привезли сюда в восемьдесят пятом. Из двенадцати человек остался я один. Остальные все умерли. Мишин коротко рассказал Фомичу свою историю. — Вот ублюдки! — искренне возмутился тот. — Придется самому подразобраться с этим. С какой целью они тебя ищут? — Чтобы убить и не оставить никаких следов своих изуверских опытов. С дельфинами, правда, не скрещивали, но кровь, бывало, по два раза на день переливали. — Давай так, Алексей — сегодня отдыхай, а завтра я постараюсь выяснить, что известно о данном инциденте местному начальству. Я подумаю, что нам с тобой можно сделать. У тебя документы какие-нибудь имеются? — Нет, конечно. Там меня звали Седьмым Сапфиром, а вообще я — Мишин Алексей Николаевич. Фомич промолчал, но при этом как-то странно посмотрел на гостя. На следующий день, прежде чем уйти, он вывел Алексея во двор: — Дыши, Леш, свежим воздухом. Это полезно в любом случае. Ты даже не бледный, а какой-то весь белый. В таком виде тебя точно в общество выпускать нельзя. Поэтому за калитку не выходи. Если кто придет, не откликайся. Вот там яблоки, там — сливы. Кушай, но знай меру. Небольшой, но аккуратный домик, в котором Алексей волей судьбы оказался, стоял несколько особняком по отношению к остальному частному сектору. От калитки до озера было не более трехсот метров. В щель высокого деревянного забора просматривалась водная гладь водоема, а шум от моторных лодок отсюда тоже хорошо был слышен. Поиски Сапфира не прекращались. Хозяин появился после обеда. Выражение бородатого лица на этот раз было не то, что страшным, а зверским: — Ищут тебя, Леша. И не только в поселке, но и, как я понял, в Загорске. Все перекрыто милицией, везде расклеены твои фотографии. Написано — особо опасный преступник. Мой генерал делает вид, что ничего не знает. Когда же я сказал, что меня вчера чуть не затянуло в водоворот, он проговорился. Так и сказал, что затоплена секретная лаборатория. — Николай Фомич, если меня здесь найдут, вам точно не поздоровится. Может быть, мне все же выйти и сдаться? — Ты мне это прекрати! Об этом не может быть и речи. Я буду думать и что-нибудь придумаю. Ясно, что долго тут тебе находиться опасно. Однако у нас время еще есть. Набирайся сил и меняй цвет лица. И еще… я вижу, что тебя, как и меня, бог не обделил растительностью на лице. Не брейся. У меня появилась идея. Через неделю идея начала воплощаться в жизнь. Фомич принес рясу и большой серебряный крест. Облачив Алексея в оригинальную одежду, повесив на шею крест и водрузив на нос очки, он принялся его фотографировать. Снимки делались на фоне растянутой по стене простыни. — Третьего дня навестил свою младшую сестренку, — сопровождал свои действия комментариями Фомич. — Она проживает в Загорске и работает в милиции… в паспортном столе. Долго с ней беседовал — просил сделать тебе паспорт. Наконец, уговорил. Она согласилась с моей идеей представить тебя слушателем духовной семинарии. Кроме того, я придумал, что ты… мой сын. — ??? — Когда ты назвал свое полное имя, меня словно током ударило. Дело в том, что моя фамилия Митин, а зовут, как тебе известно, Николай. Так сложилось, что я не завел свою семью. Детей у меня тоже нет. Поэтому хорошая легенда получается. Ты будешь Митиным Алексеем Николаевичем, моим внебрачным сыном, обучающимся в Загорской семинарии. Таким образом, тебе и привыкать практически ни к чему не надо. В твоей фамилии поменяется всего лишь одна буква. Согласен? — Да, спасибо. Лишь бы вам и вашей сестре не навредить. — Не волнуйся. Дня через три все будет готово. А пока будем думать, в какую сторону тебе направиться, чтобы о тебе забыли. Кстати, у тебя есть родители? Семья? Ты ничего об этом не говорил. — Я постоянно о них думаю. Наверное, нужно им сообщить, что я жив — здоров… — Ни в коем случае. По крайней мере — пока. Они могут отреагировать таким образом, что поставят под удар и тебя и себя. Это нужно делать постепенно. Где они проживают? — В Смоленске. Моя семья — это мама, папа и сестренка. Алексей назвал точный адрес и продолжил: — Последний раз я их видел более пяти лет назад, когда они приезжали в колонию. — Хорошо, я постараюсь выяснить, как обстоят дела, а потом мы примем решение, куда тебе ехать. Один снимок Фомич сделал, как он сам выразился, «…просто на память». Поставив фотоаппарат в режим автоспуска, он подошел к Алексею, обнял его и повернулся к объективу. Вечером Фомич засобирался в Загорск и предупредил, что, возможно, вернется послезавтра. Однако реальность превзошла ожидание. Он появился лишь во второй половине четвертого дня. В руках он держал новенький паспорт Алексея, а в глазах… в глазах его наблюдалась тревога. — Послушай, Леша, — начал он разговор за обедом. — Я хотел бы поговорить с тобой как мужчина с мужчиной. Но прежде хотел бы, чтобы мы перешли на более короткие отношения… то есть ты перешел. Я прошу обращаться ко мне на «ты» и называть меня, скажем, Фомичом. Хорошо? — Хорошо, Фомич, — не стал себя долго уговаривать Алексей, тем более что ранее про себя его так и называл. — Что случилось? Ты приехал какой-то… необычный. — Дело в том, Леша, что я был в… Смоленске. — И что?! — привстал Алексей. — Не мучай. Говори, как есть. — Я скажу, но обещай отнестись к моему сообщению спокойно. — Обещаю. Ну? — Вот уже пять лет, как ты умер — обнял его Фомич. — Тебя для твоей семьи не существует. — Как это? — Когда в колонии случился бунт, туда было вызвано специальное подразделение. Ситуация к тому времени вышла из-под контроля. Короче, им пришлось открыть огонь на поражение. Были уничтожены организаторы волнения в количестве двенадцати человек, в том числе и ты. В свое время твоей матери об этом поведал начальник учреждения. Твоя могила находится на краю местного кладбища. Каждый год твои родные навещают ее… — Откуда тебе это известно, Фомич? — Я два дня ходил за твоей мамой, пытаясь найти повод заговорить с ней. Наконец, это случилось в вашем великолепном Успенском соборе. Твоя мама зашла туда помолиться. Я тоже поставил свечи за упокой своих родителей и Вити Кривоносова. — Моя мама неверующая! — Все меняется в этом мире, мой мальчик. Говоря другими, более правильными словами — на все воля божья. Я, майор Советской Армии, бывший коммунист, комиссованный и почти забытый своей страной, тоже пришел к богу… — Ты сказал ей, что я живой? — Нет. — Почему?! — А ты сам подумай! На эмоциях все наделают ошибок и в результате они опять тебя потеряют. На этот раз реально. В скором времени твои преследователи начнут следить за твоими родителями, а также прослушивать телефоны и просматривать почту. Если они уже этого не делают. — И что дальше? — Нужно выждать. Хотя бы года два. Тебе необходимо спокойно отсидеться в надежном тихом месте. Возможно, в стране произойдут изменения. Они, кстати, уже происходят. Правда, не совсем те, которые ей нужны. Вот. А потом… потом сам к ним приедешь и обнимешь их. — Где же найти это тихое и надежное место? — Думаю, что чем дальше ты уедешь, тем лучше. В государстве начинается раздрай. Властям будет не до окраин. Тебя, конечно, еще долгое время будут искать, но уже не так рьяно. Тем более там. — Что ты предлагаешь? — Я не предлагаю. Я уже делаю. Вот билет на самолет до Владивостока. Вылет девятнадцатого сентября в десять ноль ноль. У меня уже есть план твоей эвакуации из поселка. — Надеюсь, не слишком болезненный? — улыбнулся Алексей. — Не болезненный, но прохладный. Просто тебе придется проплыть метров триста — четыреста по озеру. — Когда? — Сегодня ночью, парень. Тянуть нельзя — у нас в запасе всего лишь два дня. Да и погода благоприятствует — безлуние и легкая облачность. Вода, конечно, холодная, но я тебя предварительно натру барсучьим жиром. Вещи, — Фомич кивнул на висящую в углу ризу, — замотаем в плащ — палатку и уложим в рюкзак. Вечер был посвящен сборам Алексея, а также обучению его нескольким простейшим молитвам и некоторым религиозным атрибутам. Например, как правильно креститься. Кроме того, они вдвоем повторили общую легенду, при каких обстоятельствах Фомич якобы встретился с матерью Алексея и где тот родился и жил. Ночью Мишин должен был переплыть озеро, затем через лес выйти к дороге и затаиться недалеко от конкретной автобусной остановки. Фомич же в свою очередь первым автобусом должен был следовать в Загорск, подобрав беглеца по пути. В полночь Алексей ступил в воду, которая, естественно, оказалась еще холодней, чем две недели назад. Толстый слой барсучьего жира кардинально не спасал. Однако других вариантов не было и Сапфир, сбросив первоначальное оцепенение, поплыл в направлении, заданном Фомичом. Плечо окончательно не зажило, поэтому грести все равно пришлось одной рукой. Более того, приходилось периодически оборачиваться, чтобы по заданному ориентиру, которым являлся фонарь в частном секторе, корректировать курс. Проплыв метров сто, Алексей почувствовал резкую боль в ноге. Попытавшись ее разогнуть, он понял, что это судорога. Расстояние до противоположного берега было точно больше пройденного. Назад вернуться тоже не представлялось возможным. Что находилось по сторонам, он даже не представлял. Где-то далеко справа раздавался стук лодочного мотора. И тут помог бог. Вначале было просто движение воды. Потом что-то длинное и скользкое коснулось его ноги. И, в конце концов, прямо перед его лицом разверзлась вода. Как ни странно, страха не было вообще. Когда же из пустоты материализовалась дельфинья морда, Алексей и вовсе ощутил восторг. — Фант, дружище, это ты?! — заорал он. — Я — а — а — а, — радостно ответил дельфин, мотая головой. — Живой! Слава богу, ты живой! — все еще не верил своему счастью новоявленный священник, обнимая родную душу. — А теперь помоги мне, дорогой. Плывем прямо! Алексей схватил Фанта за плавник и подтолкнул его. Счастливый дельфин рванул так, что едва не оторвал здоровую руку. Проблема была решена за несколько минут. На мелководье у противоположного берега Мишин почувствовал, что ему не только не холодно, но и отпустила судорога. Он не хотел расставаться с животным, и это было взаимно. Он также понимал, что дни Фанта сочтены уже по двум причинам: во-первых, время, проведенное им в пресной воде, можно было считать критическим, во-вторых, при первом же контакте с охранниками он будет уничтожен по известным причинам. Алексей совершенно забыл о своей задаче. Попрощавшись с Фантом и едва успев одеть сухую одежду, он заметил, что темнота стала рассеиваться. Поэтому к остановке пришлось не идти, а бежать. Автобус подошел, как только блики солнечных лучей коснулись верхушек деревьев. До Внуково добрались благополучно. Мишин быстро привык к своему «статусу» и уже практически не реагировал на заинтересованные взгляды окружающих. Когда объявили посадку, Фомич, украдкой смахнув слезу, крепко обнял Алексея: — Удачи тебе, сынок. Как устроишься, черкни пару строчек. Вот мой адрес.