— Лех, стой, нужно поговорить. Никак не удавалось застать тебя одного. — О чем тут говорить? Человека все равно уже не вернешь! — Да, но ведь ты хотел спасти меня, а не убить Чумакова. Если бы не твой прыжок, то, возможно, в морге сейчас лежал бы я. — Хорошо, что ты это понимаешь, Серег. Но что это меняет? — Я хотел поблагодарить тебя и сказать, что… ты можешь на меня рассчитывать. Я не буду их слушать… — Кого? — Не могу пока говорить об этом. — Ну, ты, хотя бы скажи, за что тебя били эти… Чума с Герой? — Они решили, что я им должен деньги… много денег. — За что? — За импортные сигареты. Они откуда-то узнали, что дядя с мамой возят их и… через меня передавали деньги. Практически насильно… запугивали и давали деньги. Я им приносил… и Мальборо, и Кент, и Пал Мелл. Но этого всегда было мало, то есть им казалось, что денег они дают больше, чем получают товара. Таким образом, по их мнению, долг накапливался. Они приставали и к маме… и к отцу. У отца был сослуживец, которого турнули из армии, а потом и посадили. Так он сейчас друг Геры. Из зоны вроде этой шайкой руководит, в том числе и в отношении нашей семьи. А еще скажу по секрету, что Чумаков — сводный брат какой-то шишки из обкома. Это я подслушал разговор мамы и дяди. Только, Леш, я тебя прошу — никому не говори о том, что я тебе здесь рассказывал. Иначе мне кранты — со всех сторон. — Ладно, обещаю. — А я, как уже говорил, постараюсь сделать для тебя все, что смогу. Верник принес шокирующие новости. Самой главной была та, что суд назначили на ближайшую пятницу. — Это разве законно? — возмутился отец. — Следствие ведь еще не закончено… — О, я смотрю, вы совсем неискушенные люди, — покачал головой адвокат. — У нас была бы установка, а под нее можно подогнать все, что угодно. — А кому нужна эта установка? — возмутилась мама. — Мы ведь мирные люди. И врагов у нас никаких нет. — Дело, видимо, не в вас, а в противоположной стороне. Кому-то не очень хочется, чтобы в рамках данного процесса глубоко и долго копали, а затем вытащили на божий свет что-то нехорошее. Постараюсь за два дня это выяснить. Есть еще один крайне неприятный момент… — Что еще? — обреченно пробормотал отец. — От имени жены Чумакова подано исковое заявление. Там много чего наворочено — потеря единственного кормильца и прочее. Но главное не это. Там содержится пункт на востребование с виновника десяти тысяч рублей. В пользу пострадавшей стороны, стало быть. — И что это значит? — А то и значит. Правда, мы можем уповать на то, что суд, по крайней мере, уменьшит эту сумму. Однако то, что материальный аспект будет иметь место — это точно. И еще. Мой огромный и бесценный опыт говорит о том, что, если в заявлении присутствует денежный вопрос, то это означает… — Что!? — выдохнула мама. — Пострадавшая сторона дает понять, что она склона к компромиссу. При определенном раскладе она может даже свой иск отозвать. Я с этой женой завтра поговорю и выясню, чего она хочет. Назавтра выяснилось, что адвокат был прав. Нина, новоиспеченная жена Чумакова, готова была отозвать свой иск за двадцать тысяч рублей. Брак был зарегистрирован лишь три дня назад, то есть когда жених едва пришел в себя. Представитель ЗАГСа с этой целью выезжала в больницу. Верник по этому поводу негодовал и обещал просто так данный факт не оставить. Мишины категорически отказались платить озвученную сумму уже по той причине, что таких денег, по словам мамы, они «…в жизни не видели». Адвокат же в свою очередь уповал на наличие у него «железобетонных» аргументов и на понимание со стороны прокурора и судьи. Последнее по его словам было оправдано тем, что обвиняемый до суда все же находился на свободе, хоть и под подпиской. И вот настала пятница. Заседание было объявлено открытым, поэтому директор школы освободила восьмой «Б» от учебы, чтобы ребята могли на нем присутствовать и поддержать своего одноклассника. Среди школьников была замечена и Людмила Львова. Судья, Малахова Жанна Григорьевна, крупная женщина с непроницаемым лицом, открыла заседание и, как полагается, предоставила слово стороне обвинения. Молодой прокурор довольно резво обрисовал картину преступления, особо остановившись на доказательствах. Доказанными фактами являлись следующие: в результате воздействия обвиняемого на жертву, тот получил травму, несовместимую с жизнью; у обвиняемого не было умысла убивать жертву; обвиняемый преследовал цель спасти человека, которого избивала жертва. Недоказанным же остался факт сговора обвиняемого и жертвы с целью избиения Карпинского. О присутствии в деле искового заявления со стороны родственников жертвы прокурор не сказал ни слова. В результате обвинение квалифицировало совершенное деяние как неосторожное убийство, подпадающее под статью сто шестую УК РСФСР. Таким образом, учитывая положительные характеристики обвиняемого с места учебы, сторона обвинения запросила у судьи наказание в виде исправительных работ на срок один год и шесть месяцев. Едва прокурор закончил, со стороны школьников послышался шум с явно выраженными выкриками «За что?!». После предупреждения судьи об удалении «крикунов» из зала суда, в помещении вновь установилась тишина. Затем слово взял защитник. Юрий Натанович начал повествование с перечисления всяческих достоинств подзащитного. Он упомянул об учебе, о его успехах на олимпиадах и в спорте. Особо он остановился на таких качествах Алексея, как порядочность и готовность прийти на помощь тому, кто в ней нуждается. Это и сыграло, по мнению адвоката, роковую роль в тот злополучный день. Бросившись на помощь однокласснику, он не рассчитал силу удара по отношению к Чумакову, который превосходил его по массе чуть ли не в два раза. Кроме того, спасая товарища, он в тот момент никак не мог предположить, что рядом могут оказаться травмоопасные металлические конструкции. Также Верник рассказал о родителях подсудимого, охарактеризовав их как эталон советской семьи. В заключение адвокат выразил уверенность, что в совокупности деяние не носит социально опасного характера и Мишин должен быть оправдан, но, учитывая исковое заявление семьи жертвы, он не отказывается выплатить истцам назначенную судом сумму. Завершение речи адвоката было встречено аплодисментами зала. После этого судья выслушала обвиняемого. В который уже раз за последнее время Алексей изложил событие, явившееся переломным в его совсем непродолжительной жизни. Наконец, настала очередь свидетелей. Первым был вызван свидетель обвинения — Герман Борисович Давыдкин. Очень сбивчиво, с подкашливаниями и наводящими вопросами со стороны судьи, Гера принялся утверждать, что Мишин Алексей при встрече на Днепре настоятельно просил наказать Карпинского за то, что испытывал к нему крайнюю личную неприязнь. Для Давыдкина было большой неожиданностью, что обвиняемый напал на Чумакова и расценивает это как способ отвести от себя подозрения… Следующий же свидетель — Константин Куропаткин не оставил «камня на камне» от показаний Давыдкина. Костя очень аргументировано доложил суду, что такого в принципе не могло быть, ну, и, поскольку был непосредственным участником встречи на Днепре, да к тому же не один, то обвинил Геру в «наглой лжи». Остался последний свидетель — один из основных участников пресловутого события — Сергей Карпинский. — Вызывается свидетель защиты Карпинский Сергей Аркадьевич, — пропищала секретарь судьи. Свидетель неуверенной походкой прошел по проходу и остановился у стола. После клятвенного обещания говорить суду только правду он встретился глазами с Алексеем и тут же их опустил. — Скажите свидетель, — начал опрашивать его защитник, — при каких обстоятельствах в школьном дворе на вас напал гражданин Чумаков? — На меня никто не нападал. — Что? Повторите, пожалуйста, ваш ответ. — На меня никто не нападал — ни Чумаков, ни какой-либо другой человек. В зале установилась мертвая тишина. Никто не мог понять, о чем именно говорит Карпинский. — То есть вы утверждаете, что в тот день, когда Чумаков получил смертельную травму, на вас никто не нападал? — Да, именно так. — Что же тогда произошло четырнадцатого мая в школьном дворе на большой перемене? — Я вышел во двор подышать свежим воздухом, а затем решил пробежать один круг вокруг школы. В одном месте я споткнулся и упал. Проходивший мимо Чумаков пытался меня поднять. В этот момент Мишин его и ударил. Публика, до которой, наконец, дошла чудовищная вероломность данного персонажа, вдруг взорвалась. Даже прокурор начал лихорадочно перелистывать свои документы. — Что ты несешь, урод?! — слышен был голос Куропаткина. — Так же нельзя, Сергей! — вторила ему Львова. — Ну, ты красавчик, Рыба! — стоя аплодировал Гера. — Я призываю всех успокоиться! — протрубила низким голосом Жанна Григорьевна. Когда шум немного стих, адвокат продолжил: — Вот на этом листе, Сергей Аркадьевич, изложены ваши показания. Уверен, что подобные имеются и у прокурора, и у следователя. Что же вы говорили нам несколько дней назад? «…на перемене меня вызвал Герман Давыдкин. С ним был Чумаков. Разговор, который проходил в дальнем углу школьного двора сводился к требованию денег, которые якобы я им задолжал. У меня с собой никаких денег не было, поэтому они стали меня бить. Вначале Чумаков ударил меня рукой по лицу, а когда я упал, принялся избивать ногами. Если бы не Алексей Мишин, то он бы, наверное, меня убил…». Так что же изменилось, Сергей? — Я раньше говорил вам неправду. — Почему? — Потому что меня об этом просил Алексей Мишин… Если бы сейчас в зале суда обвалился потолок, то это произвело бы меньший эффект по сравнению с тем, что случилось на самом деле. С обещания «Мы тебя, сволочь, разорвем на части!!!» по залу прокатился шквал негодований. Все присутствующие очень хорошо знали Лешу Мишина, а Карпинский явно говорил о каком-то другом человеке. Тщетные попытки успокоить ребят ни к чему не привели, и судья вынуждена была удалить из зала Рому, который и выкрикнул первую фразу, а заодно и Костю. Только после этого в суде восстановился некий порядок. В этот момент Карпинский опустил голову, а плечи его задрожали. Судья покинула свое место и лично принесла ему стакан воды. Вернувшись на свое место, она спросила: — Сергей Аркадьевич, вы по-прежнему подтверждаете свои слова? — Да. — На вас никто не оказывал давления? — Нет. — У обвинения есть вопросы к свидетелю защиты? — Нет, ваша честь. — У защиты? — Нет. Однако есть замечание — это никакой не свидетель защиты. — Хорошо. В таком случае суд удаляется для вынесения приговора. Через четверть часа судья со своими помощниками вновь появилась в зале. — Встать, суд идет. Оглашается приговор по уголовному делу Мишина Алексея Николаевича, — еще более противно продекламировала секретарь.