Скоростные автострады Германии были в идеальном состоянии. Поэтому еще до полудня путешественники въехали в Гамбург. Термометр показывал +2 градуса по Цельсию. Срывался мелкий снежок и тут же таял. По навигатору они нашли Брамсаллее, дом 8. Ничего не изменилось за двадцать лет. Такая же улица. Такой же дом. — Пойдем вместе, — сказала Тамара, — спросим. — Иди одна. Я встану возле булочной, вон там. Куплю себе сладенького. И вообще, я кладбища ненавижу. Век бы там не появлялся. Нужно подзаправиться перед этим посещением. Эклерами. — Ладно. Она с легкостью вышла из машины. Но вдруг поняла, что ноги стали ватными, а язык прилип к небу. Где же вся ее хваленая подготовка, йога, дыхательные тренинги? Шатаясь, на ватных ногах она доковыляла до дверей со старинным звонком. Прошло 2 минуты. Не больше. На пороге стоял Генрих и улыбался. У Тамары закружилась голова, и она вцепилась в дверной косяк, чтобы не упасть. — Я знал, что ты придешь. — Ты жив? — Я молился каждый день. — Как ты выжил? — А вчера был звонок. Такой странный. — Как тебе удалось выжить? — Не знаю. Я полгода пробыл в больнице. Но не умер. — Ты… Ты молодец! Ты!.. Генрих затащил ее в дом и стал целовать. — Подожди. Там твой брат. Юрий — он твой брат. Сводный, по отцу. Ты — сын генерала Платонова. — Как? — Там, в завещании все написано. Просто эта бумага в России. Мы вообще здесь случайно. — Случайностей не бывает! Тамара! Я сейчас сойду с ума! — Генрих. У нас тут есть проблемы, некоторые. Но это мелочи. Может, сходим за Юрием? — Сейчас! Мама! Моя жена вернулась. Слышишь? Худая старуха злобно смотрела со стороны кухни. Она ничего не сказала, просто перестала подслушивать и ушла к себе. — Давай, попьем чай, у меня есть пирожные. Они очень вкусные! — Хорошо. Я пройду. Чай — это здорово. Они пошли на кухню, держась за руки. Генрих стал суетиться, греметь чашками. На кухонном столе возникли пирожные, полторта, апельсины и лимон. — Тебе без сахара, как обычно? — спросил Генрих. — Да. Ты поправился. Очень. — Да, — засмущался Генрих. — Не страшно. Похудеешь. Я займусь твоим питанием, — рассмеялась Тамара. Генрих обнял ее и не отпускал. — Ты сам делал пирожные? — Конечно. И торт. Пробуй. — Я и так вижу, что они восхитительные. Время замерло в этой конкретной кухне. Двое влюбленных пили чай с лимоном и все говорили о всякой чепухе. Смеялись и снова говорили. Наконец, они вернулись к действительности. — Ну, что, пойдем к Юрию? — вздохнула Тамара. — А ты тогда забыла у нас свой красный берет с шарфом. Вот, смотри. Я иногда спал рядом с ними. Когда было очень тоскливо. Они такие мягкие и до сих пор пахнут твоими духами. — Шутишь? За двадцать лет все выветрилось. — Нет. Понюхай. — Да. Пахнет. «Шанель № 19». Генрих надел на озябшую Тамару берет, куртку, забрал внутрь все волосы и поцеловал. Потом он замотал ее шарфом красного цвета, накинул на себя куртку и пошел с Тамарой на улицу. Джип Юрия стоял около булочной. — Я теперь — булочник. Представляешь? — Нет. — Пеку хлеб, пироги, булочки, торты… Когда они дошли до джипа, припаркованного рядом с булочной Генриха, Тамара внезапно стала громко стыдить его на немецком за то, что он забыл заказать изюм и орехи, а потом буквально впихнула его в булочную. Продавщицы переглянулись, а Генрих в состоянии крайнего удивления промямлил, что это его невеста, потом уточнил — жена. Тамара отчитала продавщиц за грязные шапочки и, заметив дверь в подсобное помещение, увлекла туда Генриха. Когда дверь плотно закрылась, она села и сдавила свою голову руками. — Генрих, кажется, у нас большие проблемы. — А что случилось, Тамара? — Зови меня Мари. У тебя должны остаться мои документы. Это так? — Да. Конечно. Только я не понимаю… — Голова кругом. Когда ты шел мимо джипа, ты ничего не заметил? — Нет. — Дверца была приоткрыта. В виске у Юрия была маленькая круглая ранка. Его убили минут 10 назад, может пятнадцать. Думаю, из-за того термоса. Помнишь? Мы его нашли. Вчера. В том месте, где тебя убили, то есть, ранили. У горы этой несчастной Лорелеи. Очевидно, кто-то следил за Юрием. Возможно, меня они не узнали сейчас из-за берета. Но нам нужно уехать отсюда. Срочно. У тебя есть другой выход из булочной? — Конечно. — А заместитель есть? — Фрау Миллер. — Это какая, полненькая? — Нет. Она мой, как бы экономист. Она сейчас дома. — А, бухгалтер… — Я могу ей позвонить. — Хорошо, Генрих. По дороге позвонишь. Сейчас здесь будет полиция. Нам нужно уйти. А машина у тебя есть? — Да, конечно. Две машины. «БМВ» и «Мерседес». — Хорошо живут немецкие булочники! Давай, пойдем к тебе домой. А этим скажи, что поедешь на ярмарку за продуктами. Ну, придумай что-нибудь. Пошли! Генрих что-то пробубнил продавщицам и вышел со спутницей через заднюю дверь. Они быстро вернулись домой. Мать не показывалась. Генрих сложил в сумку пару свитеров, джинсы, документы, и сладкая парочка отчалила из опасного места на «Мерседесе», как двадцать лет назад. — Куда ехать? — Я тебя похищаю. Давай на юг. Наша цель — Франфуркт-на-Майне. Может, пронесет. — Что? Я не понял, что ты говоришь. — Это даже хорошо. Генрих, прости меня! Я опять втягиваю тебя в эти шпионские игры. Но в этот раз я здесь не при чем. Видимо, за Юрием следили. Кто — не знаю. Генрих! Какой ты молодец, что одел на меня этот берет и этот шарф. Меня головные уборы меняют кардинально. То есть, я становлюсь совсем другой. И если они следили, то не заподозрили ничего. Надеюсь! Она вдруг поняла, что избежала смерти. Каким-то чудом. И теперь ей нужно было выговориться. Она болтала без умолку. Рассказывала всю свою жизнь. Те двадцать лет. А Генрих улыбался улыбкой ребенка и слушал. Счастье медленно разливалось по машине, укутывая пассажиров, словно мягкий розовый плед. Внезапно он сказал: — Я так люблю тебя, что ты не могла погибнуть. Это как ток, энергия. Она летит от меня к тебе и дает жизнь. — Я знаю, Генрих. Я все эти годы я чувствовала эту энергию. Иначе, я бы давно умерла или сошла с ума от тоски. — Как хорошо, что ты есть. Я трижды был в России. Пытался тебя искать. Но как? По фотографии без фамилии и адреса человека трудно найти, — он погладил ее руку.