— Как видишь, жива… — ответила Тамара, сохраняя внешне полную невозмутимость. Но это стоило ей больших трудов. — Ты должна пообещать, что поедешь со мною туда. И мы восстановим картину полностью. Я хочу найти термос. — Почему ты уверен, что его никто не нашел? — По содержимому. Там есть нечто, что могло низвергнуть некоторых политиков или посадить их на крючок. Никто это не сделал пока. Есть надежда, что термос все еще в скале. — Хорошо. Танец закончился, и галантный кавалер приложился к руке и отвел Тамару на ее место. Он заказал устриц, салаты и красную рыбу. Открыв ледяное шампанское, подмигнул Марине и сказал: — За знакомство! Марина пыталась шепотом узнать у тетки, откуда она знает этого местного нувориша. Но тетка лишь молвила: — Потом поговорим. План, предложенный Юрием, был прост. Компания забирает вещи из Мерса-Матруха и переезжает в Сиди-Барани. Поскольку ни у кого нет ливийской визы, то соваться в Ливию не стоит. Они выйдут завтра с рассветом на яхте с командой Юрия и будут курсировать недалеко от границы, а сам Юрий поедет уже сегодня вечером в Ливию на машине. — Мне все равно туда нужно было ехать. Дела. Однако мы забыли про деньги. Такую сумму, о которой шла речь, вы не обналичите здесь ни в одном банке. Предлагаю сделать перевод на мой счет. А валюта у меня найдется. — Конечно, — сказала Марина, — можно прямо сейчас. У меня карточки с собой. — Прекрасно. Пойдем наверх. И еще мне нужна фотография этого хирурга и его фамилия и имя. — Все имеется, — Марина быстро встала. — Мы ненадолго, — Юрий кивнул Тамаре. Тетка впала в оцепенение. Она сидела минуты две, прокручивая в голове возможные варианты общения с этим опасным субъектом. Потом она очнулась и кинулась к своему телефону. Сообщить Сергею. Но связь отсутствовала. Нельзя паниковать. Ведь все хорошо сложилось. А то бы, не ровен час, Мариша сбежала в Ливию, и ищи-свищи. Вскоре улыбающаяся Марина в сопровождении Юрия вернулась в бар. Автобус уже 15 минут ждал туристов перед Дайвинг-центром. Все распрощались с Юрием и направились в автобус. Компания ожидала объяснений от Марины. Она ощущала их пристальные взгляды, особенно теткин. Придется все объяснить… Через 10 минут все точки над «и» были расставлены. Истинная цель путешествия в Египет была одна — Андрей Иванович Рогозин, попавший в плен к террористам. В гостинице тетка прочитала назидательную лекцию о легкомыслии и необдуманности поступков современных молодых людей. До нее вдруг дошло, что Марина влюбилась в Андрея. И это чувство, по всей видимости, было очень сильным, готовым крушить все на своем пути. Она не обратилась к отцу, потому что он знал и был недоволен. Можно представить как. Сергей все еще был недоступен. — Пожалуйста, не звони отцу, он очень зол на Андрея из-за меня. — Ты, вообще, понимаешь, во что ты нас всех втянула? — Понимаю. Но если не мы, то кто же его спасет? — Горе мне с тобой. А тут еще этот… — А откуда ты его знаешь, расскажи. Он на тебя так смотрел, когда вы танцевали… — Мы работали с ним вместе. Давно. Больше из нее не удалось вытянуть ни слова. Она не пошла на ужин, сославшись на головную боль. Оставшись одна, она вышла на балкон. С моря дул легкий бриз. Солнце уже зашло, и ощущалась прохлада наступающей ночи. Она закрыла глаза. Из глаз показались слезы. Волна воспоминаний накатила на нее. Тогда, в 1992 году, она закончила с красным дипломом МГУ, факультет иностранных языков, и летом приехала в ГДР к отцу. Ей предложили работу военным переводчиком, отец похлопотал. Работа ей нравилась. У нее был безупречный немецкий, поскольку она родилась и выросла в ГДР. Появился ухажер — Юрий Платонов, сын генерала, интересный, симпатичный. И вот как-то осенью отец попросил ее помочь в одном деликатном вопросе. Они пришли в кабинет генерала Платонова. Там был Юрка, сам генерал и еще какой-то щупленький мужичонка в штатском. При ней они старались много не говорить, но суть разговора сводилась к тому, что в непонятной автокатастрофе погибли два ценных сотрудника нашей разведки — мужчина и женщина, как раз накануне финальной операции по контролю и оплате сети информаторов на территории ФРГ. Отменять операцию было нельзя, не удалось бы всех оповестить. Было решено проводить операцию с другими участниками, но старому сценарию: свадебное путешествие. Сценарий был простой. Тамара получает французский паспорт на имя Мари дю Фуа и едет в Гамбург на свою свадьбу. Про себя она тогда съязвила: «Хорошо еще, что не Мари Жуть». Женихом будет наш агент некто Генрих, проживающий с рождения в Гамбурге, лицо, в целом, постороннее. — Он неплохой парень, но не знает ничего об операции, да и ему не нужно знать. Это мой запасной вариант. Я его до последнего не хотел использовать, но придется, иначе нам всем не сдобровать, — медленно сказал Платонов. — Ты же говоришь по-французски, Тома? — Да. Хотя и не так хорошо, как по-немецки. — Ничего страшного. Общаться будете на немецком. По легенде твой отец француз, а мать — немка, из Штуттгарта. Поэтому ты так хорошо знаешь язык. Итак, вы — молодожены. На свадьбу вам дарят автомобиль, и вы едете в свадебное путешествие на юг до Мюнхена, делая остановки в лучших гостиницах крупных городов. Здесь, в списке — города и названия гостиниц. Ваша задача держать открытым багажник. В каждую такую остановку наши агенты будут класть в багажник, а, может, и под колесо, какую-нибудь мятую коробку из-под молока или кефира. В этом контейнере будет маленькая коробочка или конвертик с информацией, фотопленками или другими материалами. Ваша задача — все собрать вот в этот термос. Генерал поставил перед Тамарой небольшой термос из нержавеющей стали. — Он пуленепробиваемый, водонепроницаемый, короче, надежная вещь. И еще, если его попытаться открыть, не зная про вот этот заусенец, то все, что содержится внутри, моментально будет разъедено сильнейшей кислотой. Генерал продемонстрировал на крышке маленькую зазубрину. — Этот заусенец нужно утопить до упора вниз гвоздем или иглой. После этого можно открывать термос. Тамара опробовала термос. Заусенец выглядел как незначительный заводской брак. Не было даже и намека, что это секретная кнопка. Присутствующие выразили восхищение чудом отечественной техники. Обсудили некоторые детали. Генерал пообещал полковнику Дегтяренко, что все будет хорошо. Он подошел сзади и обнял Тамару: — Юрий будет все время рядом, если что подстрахует… А насчет Генриха не переживай. Можешь спокойно спать с ним в номере. Он приставать не будет. Он больше мужчинами интересуется. Генерал и остальные засмеялись. Тамара поморщилась. Ей до сих пор не приходилось сталкиваться с мужчинами иной ориентации. — Да, вот еще что, — продолжал генерал, — наша публика знает марку вашей машины и номера. Но повесьте еще и фигурки жениха с невестой на лобовое стекло. Чтобы легче было найти машину. Потом за успех дела был разлит и выпит коньяк. Незнакомец в штатском, все время сверливший Тому глазами, наконец, расслабился и одобрительно кивнул генералу. Отец, молчавший до сих пор, вдруг заговорил: — Я верю, что Тома не подведет. У нее кмс по плаванию и 1-й разряд по стрельбе. Так что, готовый разведчик. — Мы все знаем, и про всех. Поэтому остановились на таких кандидатах. Если бы не сроки, можно было бы все переиграть, но, увы, не успеем, — пробормотал тип в штатском и злобно улыбнулся. Он как-то по-особенному выговаривал согласные, отчего Тамара ощутила холодок во всем теле. И тут же поняла, что ее кандидатуру одобрил 1-й отдел. До отправки в Гамбург оставалось две недели. На этот срок отец отдал Томку на «воспитание» своему старому другу Вихрову Косте, который всю жизнь занимался подготовкой разведчиков. Он служил на режимном объекте № 144, а точнее, на базе подготовки военных разведчиков в ГДР недалеко от Карл-Маркс-Штадта. Именно там Томка провела эти последние, оказавшиеся такими полезными дни. Константин Эдуардович оказался невысоким жилистым мужчиной неопределенных лет, знающим, наверное, все европейские языки, живым, веселым и вместе с этим очень требовательным. Он научил Томку быстро переодеваться, менять внешность, быть незаметной в толпе, уходить от преследования, прыгать с высоты, падать без серьезных последствий, предвидеть события и планировать свои действия с учетом всех возможных последствий. Они прошлись по всему маршруту, используя карту, обговорили возможные внештатные ситуации, пути отхода. Томка постреляла в тире и своими результатами удивила своего учителя, потом поездила на старой «Шестерке», затем на «Мерседесе», инструктор по вождению научил ее приемам экстремального вождения. Один день ушел на плаванье в бассейне, а также ныряние с задержкой под водой на время. Константин Эдуардович рассказал ей, как можно выбраться из упавшей в воду машины, как в полете фиксировать конечности и постараться открыть дверь. Последний день был посвящен техникам рукопашного боя, приемам самообороны, Тамара ощутила на себе эффект внезапности нападения, эффект отвлечения противника. Ее научили, как эффективно использовать все, попавшие под руку, подручные материалы в качестве самообороны. Провожать ее пришел Юрий. Он вручил ей красную бархатную коробочку и сказал: — Не волнуйся, я всегда буду у тебя за спиной. Это от моей матери осталось. Бриллианты и горный хрусталь. Набор называется, кажется, «Слезы Лорелеи», какого-то известного ювелира. Не помню имя. Ты должна эффектно выглядеть. Ты же француженка. Тамара рассмеялась. — Да. Мне выдали прекрасный гардероб. Тома открыла коробочку. В ней была довольно толстая золотая цепь с крупным кулоном в форме слезы из горного хрусталя прекрасной огранки, вверху окаймленным бриллиантами, и такие же серьги. Тома примерила цепь. — Спасибо, очень красиво. Они поцеловались в щечку и расстались до встречи в Германии. Но потом, дома, она все же решила не брать цепь с кулоном и серьгами в предстоящую поездку — на задание. По ее мнению, молоденькие француженки — этакие вертихвостки, вряд ли носят массивные золотые цепи. И вот он, Гамбург. Утро. Легкий туман. Поезд из Парижа. Генрих, следуя инструкции, стоял с букетом белых роз на перроне. Тамара, тоже следуя инструкции, воткнула белый кружевной платочек в карманчик своего изящного жакета. Генрих оказался чуть полноватым стеснительным брюнетом с бархатным голосом, похожим на голос ее отца. Это сразу успокоило Тому. Он много улыбался, шутил. Словом, старался держаться естественно. И не сводил с нее взгляд. Тома даже занервничала. Но выглядела она, как настоящая француженка. Черные длинные волосы, небрежно уложенные наверху, идеально белая кожа с высокими дугообразными бровями и огромными синими глазами, маленький капризный ротик и абсолютно правильный классический носик. И вот его дом. Мать. Фрау Марта Рихтер. Явно недовольная, чопорная немка, с натянутой улыбкой. И две старушенции, похожие на нее, но в более преклонных годах, которые даже не поздоровались, а лишь сверлили ее взглядом бесцеремонно и назойливо. Родственнички. Пусть смотрят. Генрих пытался их отвлечь какими-то несущественными разговорами. «Интересно, — думала Тома, — сколько же ему заплатили, чтобы он согласился все это разыгрывать… Или шантажировали? Впрочем, не мое это дело». Оказалось, что свадьба была уже подготовлена. По легенде Генрих познакомился с Тамарой, то есть с Мари, летом в Ницце, где он действительно отдыхал. Якобы влюбился, и вот — свадьба. «Скоропалительно… Вот мамаша и психует. А, может, она знает… И поэтому психует», — думала Тома. Она отдала Генриху фотографию в рамке, которую ей выдали перед отъездом. Генрих стоял в обнимку с Тамарой на фоне пальм и голубого неба. «Фотомонтаж. Но клевый. Умеют же! И подпись: «Ницца-1992». Очевидно, все подозревают меня в беременности… Иначе — к чему так спешить со свадьбой?», — пронеслось в голове. Она слегка выгнула поясницу кпереди, чтобы не разочаровывать окружающих своим предельно плоским животом, когда они обходили большой, богато обставленный дом Генриха. «Дом прекрасен, живут в достатке, очевидно. Значит, его шантажировали. Да, он же гомо… как там их… тьфу… Вот, я вляпалась, так вляпалась! Ладно. Пока все хорошо, будем и дальше наслаждаться жизнью». За обедом маман поинтересовалась родом занятий Мари, ее семьей и планами на будущее. Тома говорила на прекрасном немецком, правда, с берлинским акцентом, так как училась до восьмого класса в ГДР, в берлинской школе № 237. Она придерживалась легенды, которую выучила по бумагам генерала Платонова, напечатанным на машинке. Потом был вечер походов по бесконечным магазинам и салонам в поисках свадебного платья, туфелек и прочих аксессуаров. Тамара заставляла себя улыбаться при каждой примерке и делать восхищенное лицо при каждой покупке. Ее уложили спать в шикарной комнате с золотистыми обоями и картинами в стиле Питера Брейгеля младшего. Она любила его волшебные полотна за простор и холод, отдаленно напоминавшие ей Россию. «Угадали, буржуины», — пробубнила она. Одев нежно-розовую ночную сорочку, она брякнулась на такого же цвета шелковую простынь, зарылась между трех или четырех подушек и сразу же отключилась. Утром явился парикмахер и соорудил на голове невесты прическу а ля Эйфелева башня, и все дружно поехали в кирху, где состоялся настоящий обряд венчания. Церковь внутри напоминала актовый зал. Священник что-то долго гнусавил по бумажке. Невесте пришлось вымолвить только одно слово: «Ja». Генрих надел ей на палец кольцо, а она — ему. Потом все желали им много «Liebe». Далее был свадебный банкет на лужайке перед домом с настоящим свадебным тортом, кучей подарков в красивых коробочках и бросанием свадебного букета. Тут же на огне жарили сосиски и сардельки. Столы ломились от блюд, поражали обилием колбасок всех видов и мастей, говяжьего мяса с картофелем, вареной ветчины с квашеной капустой и белыми бобами, и, естественно, пивом местного производства. Генрих заранее предупредил Тамару, чтобы она не ела суп. В суп для невесты помимо традиционных ингредиентов бросали щепки от мебели, кусочки веника и зерно. Согласно старинной немецкой примете, поев такого супа, невеста становилась идеальной хозяйкой. После такого предупреждения Тамаре кусок в горло не лез. Тетки списали это, наверное, на токсикоз. Генриха называли «счастливчик», хлопали его по плечу и отпускали какие-то мерзкие шуточки. Фрау Марта выглядела очень счастливой. Но Тома подозревала, что она была счастлива по другой причине — с сына только что было снято клеймо гомосексуалиста. Один из приглашенных после длительного тоста вручил молодым ключи от машины. Все аплодировали. Лицо Генриха сияло как медный таз. Он объявил, что завтра отправится с молодой женой в свадебное путешествие. Единственное, что привело Тамару в замешательство в этот день, это гарнитур фрау Марты — золотая цепь с кулоном в форме слезы из горного хрусталя с бриллиантами и такие же серьги, в котором она блистала целый день. Это не могло быть простым совпадением. Это были «Слезы Лорелеи» № 2. Или их качественная подделка. Наконец, представление окончилось, и можно было уехать. Только теперь молодые должны были спать в одной спальне. Им приготовили самую большую в доме спальню, украсив цветами и воздушными шариками. Генрих цедил пиво, а Тамара, схватив ночную сорочку, закрылась в ванной. Ее волновала предстоящая ночь вдвоем с этим гомо…, словом, этим непонятным существом Генрихом. Она намеренно тянула время, греясь в душе, чтобы успокоить себя и дать Генриху шанс тихо уснуть. Однако не тут-то было. Генрих врубил телевизор и смотрел футбол. — Тебе к лицу розовый цвет, дорогая, — пробормотал он, улыбнувшись, потом встал и, подойдя вплотную к Томке, поцеловал ей руку. Хотя до этого Тамаре никто и никогда не целовал руки, она, несколько ошарашенная, полушутливо-полусерьезно произнесла: — Не подлизывайся. Даже не думай. У нас задание, а брак — профанация. Так что сядь в кресло и смотри футбол. И еще запомни, я была чемпионкой СССР по карате. Понимаешь? Тамара сделала бойцовскую стойку и клацнула зубами, а Генрих после непродолжительной паузы сделал вид, что сильно испугался. — Я все понял, любовь моя, — прошептал он и ретировался на свое прежнее место. — И вообще, было бы очень хорошо, если бы ты не менял свою дислокацию всю ночь. Ясно? В кресле тоже можно спать. И очень неплохо. — О, да, фрау Рихтер. Я буду спать в кресле. Я — послушный муж. — Хватит болтовни. Я устала. Эти туфли — просто орудие для пыток. Давай завтра поговорим. И пошутим. И еще, не храпи ночью, пожалуйста. — Но нам надо немного пошуметь. Чтобы не разочаровать домашних. Первая брачная ночь все-таки. — Хочешь, я попрыгаю на кровати? — Пожалуй нет, дорогая… Боюсь, кровать не выдержит. Старая.