Со скучающим видом портной театрально похлопал в ладоши, и в комнату гуськом втекли девушки в неприметных платьях, но с ярко-розовыми волосами. На секунду даже показалось, что из Иствана в ателье был стремительно переброшен отряд замковых чародеек, несущих в руках готовые платья разнообразных расцветок. – В столице розовый цвет волос модный? – спросила я, следя за тем, как девушки раскладываются. – Весьма, – сухо произнес он, разглядывая какую-то невразумительную тряпку бледно-голубого цвета. – И чем они тогда недовольны? – пробормотала я себе по нос, вспоминая замковых вредительниц, возмущенных новомодной покраской. Надо бы их успокоить, что они буквально идут в ногу со временем. В смысле, цветом волос попали в самое модное течение. – Служишь в замке пресветлого? – поинтересовался портной, с этой самой одежкой приближаясь к подиуму. – Проживаю. – Давно? – Две недели. Неожиданно в примерочной комнате, только-только наполненной шуршанием тканей и платьев, возникающих на безголовых манекенах усилиями чародеек, наступила мертвая тишина, совершенно меня не смутившая. – Темная Истван собственной персоной? – уточнил портной. – Приятно познакомиться, – усмехнулась я. Он остановил взгляд на моих карминовых губах: – Красное! В следующую секунду платья на всех манекенах приобрели всевозможные оттенки красного, от пронзительно-кровавого до цвета густого южного вина. – Принципиально не ношу яркое, – заметила я. – Поверь моему опыту, госпожа чародейка, принципы изменчивы, – хмыкнул он. Через час я выходила из комнаты для примерок в алом платье, пожалуй, самом смелом в моей жизни. Один рукав плотно облегал руку, зато второго вообще не было. Обнаженное плечо и ключица выглядели вызывающе. Лиф неожиданно подчеркнул тонкую талию, на существование которой мои наряды исключительно намекали, но не демонстрировали. По полу тянулся шлейф из золотистого магического дыма, начинавшего клубиться, стоило замереть на месте. Интересная темная магия, созданная какой-то местной мастерицей, я бы до такой красоты никогда в жизни не додумалась. Калеб и Холт, успевшие переодеться в смокинги, наскучаться и, вероятно, погрызться, повернулись на стук каблуков. Тишина, последовавшая за моим появлением, не посрамила бы королевские театральные подмостки. Глаза Калеба вспыхнули, уголки губ едва заметно изогнулись. Определенно ему нравилось то, что он видел, и я вдруг почувствовала себя ужасно польщенной этим взглядом, полным неприкрытого желания. Жених шагнул ко мне и заключил руку в кокон теплых ладоней: – Ты выглядишь бесподобно, Эннари. – Спасибо, – с улыбкой отозвалась я и почти растаяла, когда его губы коснулись моих пальчиков. Этот мягкий, почти неуловимый поцелуй пустил по жилам горячую волну, и не было сил оторвать взгляд от Калеба… Однако пришлось! – Ей половину платья забыли выдать! – раздался недовольный возглас Холта, вдруг заделавшегося в строгие дуэньи. – Давно заклятие онемения не ловил? – отозвалась я. Платье само собой начало изменяться! Стремительно нарастило рукав, ворот до подбородка, а из ярко-красного, под цвет карминовых губ, обернулось черным, мгновенно превратив меня во вдову в глубоком трауре… или черную ведьму, готовую убивать. – Холт, что за приступ ханжества? – процедила я, моментально распознав автора непотребной переделки. – Мой шедевр! – охнул королевский портной, еще пять минут назад хлопавший от счастья в ладоши, что самый его смелый наряд сидел на мне как влитой, даже ничего переделывать не пришлось. К слову, пресветлому он обошелся дороже маски для Люсиль. Хотелось верить, что дед не захлебнется желчью и не вычтет эти деньги из моего приданого. – Темный, придержи магию для своей женщины, – с угрозой в голосе бросил Калеб в сторону позеленевшего от злости Холта. Не успела я окончательно разъяриться и придумать, как обоих приструнить, с платьем начались новые метаморфозы. Оно стремительно возвращало первоначальный вид без моей на то помощи. Рукав исчез, плечо оголилось, но вырез неожиданно стал глубже, чем был, а цвет ярче. Видимо, жених привел его в порядок в соответствии со своим представлением о прекрасном. – Святые демоны, – пробормотала я и тряхнула головой, убирая упавший на глаза локон, – сколько я уже никого не проклинала? Неделю? Даже настроение начинает портиться. Мужчины как-то разом поняли, что лучше не спорить с девушкой. – Я сам сделаю платок под цвет твоего платья, – немедленно объявил Холт и действительно перекрасил белый уголок ткани, торчащий из кармана смокинга. Калеб что-то не торопился с реверансами. – Нет, – коротко отказался он. Секундой позже по черному рукаву его смокинга рассыпались милые красные горошки, превратившие мужчину в подобие божьей коровки. – Миленько, да? – издеваясь, сморщила я нос и дымящейся ладонью оставила еще пару сочных мазков с кружочками поменьше. – С другой стороны, платок – не рубашка, – согласился он, стряхивая горошки, как пылинки, мерцающими пальцами. – Люблю силу магического убеждения, – выразительно улыбнулась я и щелкнула по поменявшему цвет шелковому краешку, кокетливо торчащему из кармана его смокинга. – Темная Истван, я тебя уже обожаю! – всхлипнул королевский портной, когда мы наконец направились к выходу. – Обещаю пожизненную скидку, только заходи почаще! В жизни от чародеев такой покладистости не видел. «Он хочет заключить сделку?» — невообразимо обрадовалась темная сила внутри меня. Пришлось поспешно попрощаться и зашагать на выход, очень печально стуча каблуками. Холт, как услужливый лакей, открыл дверь и тихонечко промурлыкал, когда я проходила мимо: – Тебе не показалось, что ему следовало предложить сделку? – Не хочу содержать темных прислужников. Он последовал за мной, нарочито хлопнув дверью перед носом светлого чародея. Представляю, как тот взбесился. Оставив конкурента «за бортом», холодными пальцами Холт сжал мой локоть и помог спуститься на мостовую. Налетевший ледяной ветер немедленно забрался под подол и превратил клубившийся золотой дымок в реющий хвост. Откровенное платье из тонкой струящейся материи противостоять сентябрьскому вечернему холоду было неспособно. – Две недели прошло, а ты уже совсем светлеешь. Скоро отрастут крылья, и ты превратишься в добрую фею, – издевался лучший друг. – Скоро у тебя отнимется язык, и ты превратишься в безмолвного ведьмака, влюбленного в свое отражение, – прошипела я, освобождаясь от его руки. И весьма вовремя! Крайне недовольный Калеб, скрипящий зубами от раздражения, вышел следом за нами на улицу. – Светлые на тебя плохо влияют, – не унимался Холт, с хитрецой поглядывая на моего жениха. – Беги от них! – Дурацкие шутки на меня влияют хуже. – Как скажешь, пресветлая Истван, – подковырнул он и так опять испортил настроение, что захотелось выполнить угрозу и огреть его заклятием онемения, чтобы в театре молча и восхищенно следил за представлением или скептически морщил нос, если оно окажется не очень эффектным. Правда, как заграничный гость оценивал спектакль, судить было сложно – мы сидели в кромешной темноте балкона для особо важных гостей и не видели дальше собственного носа. В голове крутилась мысль, что можно было не тратить время на выбор платья, все равно даже в фойе для антуража погасили свет, и я больше замерзла, нежели покрасовалась. Обидно! Правда, внутренняя старушка ворчала лишь до тех пор, пока не началось представление. Зрелище было невероятное! Откуда-то сверху хлынула тяжелая, густая музыка, и на сцену, напоминающую цирковой манеж, из мрака выступили актеры. Светящиеся в темноте одежды превращали живых людей в разноцветные тени: переливались золотые хвосты, светились полупрозрачные крылья, словно растущие из мужских и женских спин, в воздухе мерцали серебристые иллюзорные облака. Цвета постепенно набирали яркость, а потом, медленно угасая, прятались во мраке. Благодаря особой магии, смеси темных и светлых заклятий, тому самому слиянию, которым козырял Калеб в поместье, невесомые, хрупкие танцорки поднимались в воздух, порхали экзотическими птицами, словно купаясь и играя в потоках несуществующего ветра. Тусклый свет от одежд озарял круглый зрительный зал, тесно обступающий маленькую сцену, и выхватывал из темноты чужие лица. Публика тоже походила на тени: возникала и растворялась в таинственной тьме. В детстве я мечтала побывать в этом театре и завидовала, когда кузин забирали в столицу, чтобы приобщить к прекрасному. Оставалось сидеть в замке, дожидаясь возвращения сестер, и жадно подслушивать их рассказы о представлении. В реальности спектакли теней были прекраснее, чем со слов Эбби. В драматический момент, когда прекрасный ангел «рухнул» с высоты в темноту, Калеб мягко накрыл мои сложенные на коленях руки теплой ладонью. Жест казался до невозможности романтичным, пока поверх не опустилась еще одна мужская ладонь, придавив своим весом… Когда пальцы темного и светлого чародея встретились в тесном объятии, в разные стороны полетели искры, озарившие алое платье. Мы коллективно замерли и с непроницаемыми лицами, стараясь не коситься друг на друга, следили за танцоркой, на высоте балкона выписывающей невообразимые фигуры. Вокруг нас танцевали тени от светящейся одежды. – Господа чародеи, я вам не мешаю? – дождавшись, когда в громкой музыке случится пауза, прошептала я. – Могу с кем-нибудь поменяться местами. Садитесь рядом и тискайтесь на здоровье. Они синхронно отдернули руки. Внезапно Холт бесшумно поднялся. Разрезав темноту бледным светом, открылась дверь, и он убрался с балкона. Недолго думая, я попыталась подняться следом, но Калеб прошептал мне на ухо: – До него наконец дошло, кто здесь лишний. Пусть идет. – Хорошо, – согласилась я и в противовес собственному слову направилась за лучшим другом. Оказалось, что он поджидал меня, прислонившись спиной к однотонной стене. – Так и знал, что ты выйдешь, святая Истван, – улыбнулся он, – быть хорошей для всех теперь твое новое кредо. – Ты ведешь себя как ревнивый подросток! Какая собака тебя покусала? – Хочешь поговорить об этом? – быстро спросил он. – О! Ты даже не представляешь насколько! – с раздражением бросила я. – С превеликим удовольствием, милая Энни, – промурлыкал он, – только найдем местечко потише. Он резко дернул меня за руку, заставляя влипнуть в его жилистое тело. Инстинктивно я ударила его заклятием, но под действием сильной портальной магии чары развеялись, не причинив ему никакого вреда, а нас перенесло в совершенно незнакомое место. Мы оказались на горбатом мостике, для красоты перекинутом через черный узкий ручей в каком-то парке… или чьем-то осеннем саду. На черном бархатном небе светилась огромная луна. Вокруг царила темнота, но не такая глубокая, как в театре теней. Физиономию худшего друга можно было рассмотреть. – Мы все еще в Сартаре? – процедила я сквозь зубы, и от дыхания в воздух вырвались облачка влажного пара. – И даже в столице… – Он развел руками и добавил: – Кажется.