– Эннари, открой! – проговорил из коридора Калеб и добавил через паузу, видимо, рассчитывая, что вежливость прибавит мне сговорчивости: – Пожалуйста! Конечно, ближе к ночи я просеку, что любовный дурман заставлял меня искать нелепые причины, чтобы оказаться рядом с предметом вожделения. Да хоть бы постоять рядышком! Но в тот момент я еще не понимала, что близко находилась не к Калебу Грэму, а к провалу всех планов, кроме матримониальных, и открыла дверь. Жених стоял за порогом. По сердитым глазам было видно, что пришел с лекцией о хороших манерах. К счастью, полностью одетый. Комментарий об этом я мудро проглотила, неожиданно вспомнив, какими словами меня саму встретил несчастный Хардинг. Честное слово, после того, как нас с мэром обоих отпустит, пришлю ему самый дорогой коньяк из замкового винного погреба! Бедный мужик реально заслужил. Если уж у меня от приворота настоящая душевная травма, то каково обычному человеку? Калеба, к слову, было не жалко. Может, он тоже страдал всеми страшными симптомами любовной лихорадки, перечисленными Брунгильдой, но что-то больным не выглядел. Ярость ему была к лицу: похорошел, посвежел и приготовился читать мораль о том, что приличные чародейки не душат галстуками собственных женихов. Особенно с помощью темной магии. – Что ты оставил в моей комнате? – резко спросила я, пока он не успел приступить к вступительному слову. – Я в твою комнату даже не заходил, – после паузы, явно пытаясь переварить неожиданный вопрос, ответил он. – Уверена, ты просто забыл. Идем! Поищем вместе! Я настойчиво открыла дверь шире. Пусть не стесняется и заходит! Но Калеб насторожился, видимо, злющая невеста для него была привычнее сговорчивой невесты, подозрительно зазывающей в гости. – Эннари… у тебя жар? Он протянул руку и положил прохладную ладонь мне на пылающий лоб. Прикосновение, как удар молнии, пробило до самого затылка, даже в ушах зашумело. – Однозначно у тебя жар, – поставил диагноз Калеб. – Скажи… – пробормотала я и, подавив желание, как кошка, потереться макушкой о его ладонь, отстранилась. – Брунгильда так же сказала: жар, бессонница, честность и все такое прочее. Аж бесит! – Кто такая Брунгильда? – Моя книга. – Кажется, ты уже начинаешь бредить. – Да, похоже на то, – послушно согласилась я, пытаясь припомнить, имелись ли у Брунгильды упоминания по поводу горячечного любовного бреда. – Пойду приму порошки от бессонницы и просплю недели три. Глядишь, проснусь, а уже попустит. Я попыталась закрыть дверь, но гость, не размениваясь на магию, быстро подставил ногу. Запереться не удалось, а только от души прищемить Калебу туфлю. Он стоически проглотил ругательства, но глаза на секунду покруглели. Видимо, было больно. – Прости, Калеб! Святые демоны, я попросила прощения? – Ты попросила прощения?! – изумился он ничуть не меньше, возможно, больше меня самой и быстро убрал ногу, видимо, углядев угрозу. – Эннари, ты, похоже, совсем разболелась! Идем-ка, я уложу тебя в постельку… Это предложение только в моей туманной голове прозвучало так же волнительно, как в откровенном романе, возвращенном Холту? – В чью? – зачем-то спросила я. – Варианта два, но, боюсь, второй тебе не понравится, – хмыкнул Калеб, не догадываясь, что строптивая невеста одурманила себя любовным зельем и все, что «второй вариант», не просто ей нравилось, а вызывало неприличный восторг. Он ловко потеснил меня вглубь гостиной и подхватил на руки, как пушинку. Не то чтобы кто-то сопротивлялся объятиям. Не будь дурой, я крепко схватила его за шею и прижалась покрепче. Пусть не думает, будто сможет меня уронить на полпути к кровати! Донесет как миленький, коль взялся помогать измученной любовной лихорадкой невесте. – Мне нечем дышать, – пробормотал он. – Терпи, – буркнула я. До постели добрались оба в целости и сохранности. Ни один не задохнулся и не сверзился на пол. Калеб аккуратно уложил меня на кровать и заметил босые ноги. К слову, прилично заледеневшие на местных холодных полах. – Где твои домашние туфли? – Засыпаны золой, – туманно пояснила я. – Это не фигура речи, поэтому я уже отомстила. – Кто-то проклят? – Не сказала бы, что кто-то проклят, но на приглашение пошалить непременно стоит отвечать. Чтобы неповадно было. Если вдруг в замке поднимется всеобщая истерика, то знай: они начали первыми. Он накрыл меня пледом, лежавшим в изножье кровати. – Поспи немного. Может, стоит вызвать знахаря? К сожалению, приворот лечился или временем, или магией. Чем тут знахарь поможет? Разве что профилактические розги выпишет на случай проявления какого-нибудь нового симптома. – Ты будешь хорошим мужем, Калеб. Заботливым и наверняка справедливым, – озвучила я неожиданно возникшую в голове мысль, словно вновь страдала несдерживаемой честностью. – Я тебе теперь нравлюсь? – По-прежнему нет, – скривилась я, чуть не ляпнула, что влюблена в него, и прикрыла глаза, делая вид, будто пытаюсь заснуть. Некоторое время в комнате висело странное молчание. Калеб не двигался с места и облегчать мне симптомы любовной лихорадки, самоустранившись за дверь, что-то не торопился. – Почему ты еще здесь? – Я приоткрыла один глаз и посмотрела недобро. Конечно, если можно недобро смотреть с одноглазым прищуром. – Хотел кое-что обсудить, но не сейчас, – ответил он. – Ты хотел обсудить утро в торговой лавке с Люсиль? – пробубнила в подушку я. Следовало радоваться, но меня почему-то бесила мысль, что план удался. – Люсиль фигурирует в этом разговоре, – туманно отозвался он. – Отдыхай, Эннари. – Как тебе тот галстук? – спросила у Калеба, когда он практически вышел из комнаты. Вообще-то стоило промолчать, но не хватило силы воли проглотить обидные слова, не дав им, так сказать, несвоевременного выхода. Он обернулся с ленивой улыбкой на устах: – Я его купил. Наконец источник вожделения, губительный для всех моих принципов, покинул покои. Немедленно поднявшись с кровати, целых пятнадцать минут я терзала заклятие поиска. Ничего не нашлось: ни запонок Калеба, ни пуговички, ни ниточки, ни даже волоска (абсолютно все сварила), а именно на них я делала мысленную ставку. Но всем известно, что тот, кто ищет, тот обязательно находит! Вооружившись этим оптимистичным правилом последних неудачников, я незамысловато обшарила комнаты и нашла золотую сережку, видимо, принадлежащую какой-то из подружек Эбигейл. Плохая находка тоже находка, в сторону девицы отправилось заклятие, превращающее волосы в воронье гнездо. Пусть в следующий раз думает, как портить вещи темной чародейки. Но я не теряла оптимизма. В конце концов, от каждой болезни есть снадобье, и от любовной лихорадки тоже. Да в нашем мире – некроманты не дадут соврать – даже смерть не приговор! – Брунгильда, – пробудив магическую книгу, вновь обратилась я к верной наперснице, – найди рецепт отворотного зелья. Гримуар послушно зашуршал страницами, остановился на главе с серыми страничками. Я пробежала глазами по рецепту, пару раз прочитала ингредиенты… В общем, от любой болезни (даже от дурости), конечно, есть снадобья, и смерть в магическом мире весьма относительное понятие, но… как бы… не хотелось пить зелье, которое вполне может приблизить это самое «относительное понятие». Мало что запутанное, так еще и для здоровья опасное. Гадость, в общем, а не магия! Неожиданно в голову пришла новая идея: нужно притушить симптомы любовной лихорадки и потерпеть! Ведь когда-нибудь действие приворотного зелья закончится. Конечно, хотелось бы, чтобы это пресловутое «когда-нибудь» случилось раньше, чем позже, но я умею ждать, и сила воли у меня натренированная! – Брунгильда, что притупляет действие любовного дурмана? Она мгновенно открыла разворот, где черным по белому умный темный маг из семьи деканессы Торстен написал, что мне следует принимать самые банальные валерьяновые капли. – Прекрасно! – обрадовалась я и вспомнила, что флакон с каплями был бездарно уничтожен. – А может, не очень… Не мудрствуя лукаво, я вытащила из запасов успокоительную настойку, в состав которой входила валерьянка. От большого глотка, сделанного прямо из горлышка, перехватило дыхание. Казалось, что изо рта, как у дракона, вырвется огненное дыхание. – Святые демоны! – сиплым шепотом выдохнула я и сунула в рот мятный леденец от кашля. Не сказать чтобы сильно помогло потушить пожар, но, по крайней мере, расхотелось плеваться пламенем. Я ждала ошеломительного эффекта целых пять минут, гипнотизируя недовольным взглядом настольные часы, и решительно поднялась с кресла. Пришло время проверить опытным путем, насколько полезен совет Брунгильды. Для чистоты эксперимента хлебнула еще настойки, разжевала леденец и с самым целеустремленным видом, надев туфли с испорченным каблуком, направилась в соседние покои. – Тебе стало легче, – резюмировал Калеб, когда открыл на категоричный стук, взбудораживший гостевую башню. – Потрогай мой лоб! – приказала я и даже указала пальцем, что именно ему следовало потрогать. Рассчитывала, что он сначала предупредит, мол, приготовься, Эннари, морально, сейчас я к тебе прикоснусь, но Калеб просто плюхнул ладонь мне на лоб. И никаких: «На счет три стартуем!» Почему-то бесцеремонность меня ошеломила. Я уставилась на него так, как мышь на удава. Сердце в груди бухало и пыталось проломить ребра. – Ты горишь, – резюмировал он, убирая руку. – Угу. – И покраснела, – добавил он. Я развернулась на каблуках и пошагала обратно в комнату. Видимо, двух глотков было мало, следовало сделать четыре. Не стала мелочиться и отпила побольше, сунула в рот горсть леденцов от кашля. От переизбытка перечной мяты чуть не вылезли на лоб глаза. Калеб открыл во второй раз и спросил, уже не пытаясь скрыть иронии: – Снова проверить жар? – Действуй! – махнула я рукой. Ладонь легла мне на лоб. Сердце отдалось тремя тяжелыми ударами. – Ты по-прежнему горячая, – изучая пристальным взглядом мое пылающее лицо, объявил Калеб. – Угу, – согласилась я, отводя его руку, и вернулась в покои.