Округлый силуэт приблизился к ней, увеличиваясь, закрывая звезды. По мере приближения его движение замедлилось, словно Айша смотрела на самую большую в мире фрисби, подходившую к верхней точке своей траектории. Когда силуэт начал удаляться, Айша остановила воспроизведение. Судя по размеру, высота примерно соответствовала ожидаемой, однако праща была метров на шесть смещена относительно центра. Придется разобрать башню и собрать вновь в правильном месте. Она не стала торопиться и пытаться закончить все за одно прохождение орбиты; если башня рухнет, и багги опрокинется, это будет конец. За работой она мурлыкала для Нури; пение было бы лучше, но от него слишком пересыхало в горле. Пять часов спустя она все сделала и сидела, пристегнувшись, в багги высоко над скалой. Она велела хабу включить электромагнит пращи и запрограммировала время выключения с точностью до миллисекунды. Теперь весь процесс зависел не от нее. Нури спала. – Мы увидим дедушку, – прошептала Айша. – Очень скоро. Она сидела и следила за обратным отсчетом, красные цифры которого отображались на лицевой пластине. За две секунды до расчетного времени Айша готова была поверить, что ничего не произойдет, и она останется здесь навечно. Через две секунды после расчетного времени чувство, будто половина земного веса вжимает ее в сиденье, из шока превратилось в восторг. Ландшафт стремительно уходил из-под ног, однако багги еще не наклонился на ощутимый угол, а хаб находился на недосягаемой высоте. Нури проснулась, но, похоже, ее все устраивало. Быть может, ей понравилось, что ее сильнее прижимало к матери. Быть может, она всегда знала, что ей нужно больше веса, больше силы, больше трения, чтобы жить счастливо. Айша говорила с ней, объясняя, что происходит, потом мурлыкала, пока Нури ела. Через десять минут подъема поверхность Луны оказалась слева, отвесная стена серого камня, напоминавшая далекую скалу. Однако в багги низ по-прежнему был низом; центробежная сила превосходила лунную гравитацию. Скала медленно отступила и наклонилась, став невероятной крышей над темной пластиной магнита, и Айша наконец вновь увидела мир, где пребывала в заточении, как простой диск в небесах. Что бы ни случилось дальше, по крайней мере она оттуда выбралась. За несколько градусов до полного переворота магнит отключился, и багги упал в пустоту. Айша вцепилась в сиденье и приборную панель, но затем невесомость перестала казаться опасной, а когда магнит скрылся из виду, больше ничто не говорило о том, что они движутся. Нури похныкала без особого энтузиазма, затихла и стала обдумывать перемену. – Теперь мы астронавты, – сказала ей Айша. – Круто, да? 7 Они покинули Луну со скоростью, превышавшей скорость большинства ракет, и голубая планета росла быстрее, чем уменьшалась во время первого путешествия. Багги медленно вращался, на один оборот у него уходило несколько часов, и всякий раз, когда Земля поднималась над приборной панелью, Айша могла оценить ее рост по отношению к приборам. Для скафандра не было разницы между лунной поверхностью и открытым космосом; он продолжал очищать воздух и поддерживать приемлемую температуру. Жидкая пища утратила свою характерную непривлекательность и слилась с общим фоном зуда и грязи. Живот Айши раздулся, словно от голода, но она не голодала. Через два дня после того, как их отпустила праща, Земля заполнила почти полнеба. Какие бы ошибки Айша ни совершила в своих расчетах, по крайней мере она не отправила багги прямиком на Солнце. Она смотрела на Африку и с надеждой видела, как при наступлении ночи зажигаются огни в городах. Она боялась, что слишком рано лишится солнечной энергии, но, следуя за раскинувшимся внизу континентом в ночь, принялась разворачивать кремниевое полотно и накрывать им багги. В этой странной палатке она с трудом различала окружающие предметы при свете лампочек панели управления. Они должны были пройти сквозь слои воздуха, достаточно плотные, чтобы багги замедлился и попал в поле действия притяжения Земли, но не настолько плотные, чтобы расплавился импровизированный теплозащитный экран. Они с Цзинъи объединили свои знания и как можно тщательнее провели компьютерное моделирование, но на базе не было справочников по профилям атмосферных плотностей, и даже знай они предмет в совершенстве, им бы не удалось учесть мезосферные капризы. Айша почувствовала первые свидетельства нагрева через перчатки, коснувшись рамы багги. Она отдернула руки, и ей на помощь пришла сила сопротивления, оттолкнув ее от сиденья и заставив повиснуть на ремне, словно пассажира в опрокинувшейся после аварии машине. Полотно перед ней начало испускать тускло-красный свет, тепловое излучение ударило в лицевую пластину; скафандр лихорадочно поглощал тепловую энергию сплавом с фазовым переходом, но этого надолго не хватит. Нури забеспокоилась, но не испугалась. Айша еще не испытывала боли, однако вспомнила холодные ночи, когда ложилась слишком близко к электрообогревателю, и изначально уютное тепло начинало казаться опасным. Сила ослабела; свечение угасло. Айша проверила показания акселерометра багги. Все прохождение заняло четыре минуты, меньше, чем предсказывали расчеты. Она ввела данные в свою модель. Багги достаточно сбросил скорость, чтобы Земля его притянула, однако он достигнет апогея примерно в ста тысячах километрах отсюда. И хотя затем он вновь приблизится к Земле, на этот раз его скорость будет меньше, а значит, и сопротивление окажется ниже. Модель показывала кошмарную последовательность поступательных изменений: потребуется шестьдесят три оборота, на которые уйдет почти пятьдесят дней, прежде чем они опустятся достаточно низко, чтобы раскрыть парашют. Оставаться на Центральной базе в ожидании спасения было невыносимо. Любой риск казался оправданным, даже если узкая дорожка домой пройдет между гибелью в огне и медленной смертью от голода. Но теперь Айша понимала выбор Цзинъи: больше всего та боялась, что ей придется наблюдать, как ее подруга и ребенок, которому она помогла появиться на свет, умирают рядом, когда кончается пища, высыхает вода и воздух становится непригодным для дыхания. Айша осторожно приподняла полотно, чтобы дать скафандру возможность избавиться от избытка тепла. Быть может, в модели были какие-то скрытые ошибки, и ситуация еще обернется в ее пользу. Она почувствовала, как Нури шевельнулась и прижалась к ней шершавой от сыпи теплой щекой. Случай их не спасет. Если предоставить дело случаю, они погибнут. Айша смотрела, как планета медленно удаляется. Теперь их скорость и высоту при следующем вхождении в атмосферу нельзя изменить. Остается только… что? Торможение будет зависеть от их формы и площади, которую они подставят воздушному потоку. Полотно было намного больше рамы багги, поскольку ему предстояло стать парашютом, но если Айша попробует сейчас прицепить его сзади, беззащитный багги сгорит. Если бы она захватила половину стоек с башни, ей бы, возможно, удалось бы растянуть полотно и сделать щит побольше, но все стойки остались на дальней стороне Луны. Нури спала и просыпалась, ела и испражнялась, ни о чем не догадываясь. Айша не могла смириться с тем, что ее дочь умрет в три года от несчастного случая, или подростком, когда механизмы Центральной базы начнут отказывать, или, если машины будут работать безукоризненно, самым одиноким долгожителем в истории. Но с этим она тоже не могла смириться. Она закрыла глаза и представила чудесное полотно, которое они так долго ткали вместе с Цзинъи, как оно трепещет над головой, а багги медленно планирует к зеленому полю или спокойному морю. Полотно, натянутое благодаря аэродинамической силе. Но когда они коснутся непригодной для дыхания, разреженной мезосферы… какое давление изнутри понадобится, чтобы надуть "палатку", превратив ее в шар? Не слишком высокое. Айша открыла глаза и провела вычисления. Это было возможно. Она полагала, что может так сделать и остаться в живых. Она дождалась, чтобы до перигея оставался всего час, давая батареям зарядиться. Потом раскинула полотно вокруг багги и как можно крепче привязала шнуры к отверстию сзади. Шар не будет герметичным, но ему придется удерживать содержимое всего несколько минут. Она проверила время и велела скафандру начать выпускать воздух. Полотно осталось обвисшим и смятым. – Выпускай больше, – приказала она. – При этом резерв упадет ниже безопасного уровня, – сообщил скафандр. Айша взялась руками в перчатках за шлем и повернула его. Скафандр попытался ее отговорить, но Цзинъи доказала, что это можно сделать. Герметичность нарушилась, воздух со свистом вышел, полотно натянулось в вакууме. Айша повернула шлем в обратную сторону. Сделала вдох. Воздуха не хватало. Вдохнула глубже; у нее закружилась голова, но она не начала задыхаться. Кремниевый шар начал съеживаться под воздействием стремительного потока разреженного воздуха снаружи. Айша лицом ощутила нарастающий жар, пробившийся сквозь дурноту. Торможение швырнуло ее вперед; чуть слабее, чем в прошлый раз, но намного сильнее, чем предсказывали ее поспешные расчеты. Она следила, как идет время, пока вновь не почувствовала невесомость. Три минуты. Айша сверилась с акселерометром. Еще шесть орбит – и они по спирали направятся к Земле. Нури радостно залопотала, издавая звуки, которых Айша никогда прежде не слышала. Она позволила себе всплакнуть – из-за Джанни, из-за Цзинъи, из-за хаоса, который мог ждать ее внизу. Потом она взяла себя в руки и принялась тихо напевать дочери в ожидании того момента, когда они смогут вновь посмотреть друг другу в глаза. Чинело Онвуалу Чинело Онвуалу (chineloonwualu.wixsite.com/author) – нигерийская писательница и редактор, проживающая в Торонто. Она является соосновательницей "Оменана" – журнала африканской фантастики, а также в прошлом была пресс-секретарем "Африканского общества фантастики". В 2014 году Онвуалу как обладательница стипендии Октавии Э. Батлер посетила писательские курсы на Кларионском фестивале для молодых писателей-фантастов. Ее рассказы публиковались в журналах "Slate", "Uncanny", "Strange Horizons", "The Kalahari Review", и "Brittle Paper", а также в литературных антологиях "Новые солнца" и "Союз матерей: Истории в жанре афрофутуризма и не только". Что сказал мертвец Думаю, можно сказать, что все началось с грозы. За тридцать лет я не видела ничего подобного. С тех самых пор, как переехала из Ткаронто[67], который находится в Северной туземной зоне Острова Черепахи, и который поселенцы-колонисты до сих пор упрямо называют "Северной Америкой". Я уже забыла, какой необузданной и могучей бывает стихия: угрюмые грозовые облака черными кляксами закрыли солнце, так что полдень в мгновение ока сменился вечером, а затем начался дождь, да такой свирепый, словно небеса стремились причинить людям зло. Я сидела в пустом пассажирском терминале в гавани реки Нигер, ожидая автобуса, и смотрела, как дождевая вода серебристыми струйками стекала по мостовой, устремляясь в узкие впадины между выложенной солнечными панелями дорогой и канавами. Паром давно уплыл вверх по реке в самое сердце земли Игбо, оставив меня одну в этом чужом для меня мире. На мониторе с противоположной стороны улицы крутили какую-то голографическую рекламу средства от бесплодия. Из-за дождя изображение казалось нечетким, но я смогла разглядеть полную и невероятно счастливую женщину в новой красной геле[68]. Ее кожа, которая была подсвечена лучами солнца, созданного с помощью компьютера, отливала золотом, она прижимала к себе только что родившегося младенца и танцующей походкой направлялась к семейному храму. Женщину окружали радостные члены семьи, но она остановилась перед величественной пожилой четой и показала им ребенка. Старик с ласковой улыбкой взял его на руки, а женщина протянула руки к молодой матери, которая опустилась перед ними на колени, ожидая благословения. В финале ролика появился крупный план лица улыбающейся матери, а в углу замерцал логотип компании, лечащей бесплодие. Я отвернулась, прежде чем мои глазные импланты успели синхронизироваться со звуковым рядом рекламного ролика, однако мне удалось уловить смысл слогана: "Не позволим жизни в Биафре[69] угаснуть". Мой искусственный интеллект оповестил меня о прибытии автобуса. Когда я покинула Нигерию и оказалась в Новой Биафре, мой интерфейс автоматически переключился на язык игбо. Английский и анишинаабский языки здесь не распознавались. Я уже несколько десятилетий не говорила на игбо, но в его музыкальности слышалось нечто нежное и родное, как будто все это время он просто ждал, когда ему наконец-то удастся оказаться в поле моего внимания. Я не сразу обратила внимание на звуковые сигналы, так как мне хотелось еще немного полюбоваться дождем. Я будто надеялась, что он сейчас смоет всю эту реальность и я смогу вернуться к той тихой жизни, которую построила для себя по другую сторону Атлантики. "Нельзя откладывать это вечно". Я нахмурила брови и вздохнула. Мертвец был прав. Это похоже на процесс модификации тела. Ты испытываешь ужасную боль, но в итоге становишься совершенно новым человеком. Я накинула на голову капюшон моего плаща-дождевика, надела на плечи рюкзак и вышла навстречу грозе. Однако на самом деле все началось с сообщения, которое я получила двумя днями ранее. Мой отец скончался – по крайней мере мне так об этом сообщили. Но все это казалось мне нереальным. Во всяком случае, в тот момент. Реальность для меня заключалась в том, что я вернулась в Оничу – мой родной город. И хотя я все свое детство бродила по его узким красным улочкам, это место показалось мне чужим, пока я проезжала по нему, ссутулившись в пассажирском салоне автоматического микроавтобуса. Как я могла забыть, каким все здесь было компактным, как будто этот город построили для того, чтобы разместить в нем как можно больше людей, которых давно уже нет на этом свете? Бабушка с дедушкой рассказывали мне, что столетие назад на этих не тронутых цивилизацией улицах проживало более полумиллиона человек. Сейчас же от них не осталось и половины… Микроавтобус плавно ехал по Нигерийской авеню, время от времени останавливался, чтобы высадить пассажиров или пропустить пешеходов, переходивших дорогу. Когда мы проезжали Фегдже, я увидела старинные дома, в которых жили семьи этого района: постройки из бетона, приземистые строения с жестяными крышами, они теснились друг подле друга, как хмурые детишки. Пересекая Центральный рынок с его мастерскими и магазинчиками и направляясь в сторону тихих улочек жилой части Американского квартала, я заметила ребятишек в чистой форме, которые шли, взявшись за руки, на учебу. Дети были большой редкостью в Ткаронто, и те немногие, кто мог позволить себе их родить, предпочитали не покидать свои городские коммуны, защищавшие их драгоценное потомство от всех жизненных неурядиц. На улицах невозможно было увидеть детей, за исключением больших праздников вроде Дня освобождения. Всю свою поездку я видела, как на горизонте мерцали огни моста через реку Нигер. Мне хотелось бы прогуляться по нему, как обычной туристке, и разослать всем моим западным друзьям из соцсетей фотографии могучей реки. Но с собой из вещей я взяла лишь одну смену одежды и туалетные принадлежности. Похоронная церемония должна была начаться этим вечером с поминального обряда, который продлится всю ночь, а закончится на следующий вечер церемонией "вторых похорон". Я не планировала задерживаться после этого. Можно было вести бесконечные дискуссии о том, что если бы не Катастрофа – тот ужасный период между 2020-ми и 2060-ми годами, когда половина планеты была выжжена дотла, а другая половина – затоплена, – то никогда бы не возникло такое государство, как Новая Биафра. На пороге XXII столетия, когда люди продолжали бежать внутрь континента, спасаясь от постоянно повышающегося уровня моря, группа сепаратистов, говоривших на языке игбо, воспользовалась этой возможностью и заявила о своей независимости от развалившегося на куски колониального образования под названием Нигерия. Новое государство призвало обратно в диаспору всех своих детей, и мои бабушки и дедушки, – инженеры, с трудом зарабатывавшие себе на жизнь на берегах Старого Нью-Йорка, – оказались в числе тысяч других, которые откликнулись на призыв и расселились в таких местных городах, как Онича, Нневи, Авка и Аба.