Она подумала о великом урагане, о башнях богачей, опрокинутых циклоном. О поэзии посреди мрачной спасательной работы. Быть может, однажды я вернусь туда. А пока у нее был Ашапур. Он медленно рос. Союз древнего и современного, округлые здания с толстыми стенами, построенные из грязи, соломы и рисовой шелухи, внутренние дорожки для людей и велосипедов, внешние – для автобусов, для связи с большим городом. Здесь нашлось место для рощ джамболана и нима, для садов на стенах и крышах домов. Каждое жилище вмещало семьи, связанные кровными и духовными узами, до пятидесяти человек, которые готовили вместе на больших общих кухнях. "Сенсорнет" объединяла здания друг с другом, и, надев "раковину" или визор, человек мог подключиться к потоку данных: узнать скорость фиксации углерода зелеными коридорами и флуктуации индекса биоразнообразия, подслушать переговоры между домами и энергосистемой. Городские власти выделили это место, потому что раньше здесь, на берегу гибнущей Джамны, располагалась свалка, и басти должен был заменить выросшие на этой свалке трущобы. Махуа сдержала обещание, пригласив обитателей трущоб стать первыми жителями Ашапура. Это были беженцы из прибрежных районов Бангладеш, Бенгалии и Одиши, спасавшиеся от жестокости и нужды, а также от подступающего моря и засоления пахотных земель. Они подарили проекту свои навыки выживания, свои традиции и культуру, свою находчивость и желание учиться. Теперь они стали первыми жителями басти. Когда они с бабушкой уже почти и не надеялись вновь увидеть Рагху – к тому времени он несколько лет путешествовал по стране, и от него не было ни звонков, ни сообщений, – он появился у них на пороге так же внезапно, как исчез. За обильным обедом он рассказал, как жил с отрядами повстанцев, следил за корпоративной мафией, жил в племенах, что обитали в уцелевших лесах, участвовал в попытке эксцентричного ученого освободить загнанную под город реку. Когда бабушка Махуа укорила его за долгое молчание, он смутился. – Бабуля, с этого момента я буду вести себя лучше. Сначала попрошу у вас прощения, а затем совершу преступление! – Что за шалость ты задумал на этот раз, безрассудный мальчишка? – Я собираюсь в еще более великое путешествие, бабуля! Через весь мир, в Бразилию! Он пригласил Махуа в бар и объяснил: – Махуа, ты проделала здесь, в Ашапуре, фантастическую работу. Но, путешествуя, я продолжал думать: осталась пропасть, которую мы еще не перепрыгнули, между "Сенсорнет" и самой паутиной жизни. Потом, в гондской деревне в Мадхья-Прадеш, мне в голову пришла идея. Я хочу сенсоризовать целый лес. Не просто вживить в деревья датчики, регистрирующие фиксацию углерода, а начинить весь лес датчиками, измеряющими сотни показателей. Самый большой из оставшихся на Земле лесов – лучшее место, чтобы начать. Вот почему я отправляюсь на Амазонку. Она ошеломленно уставилась на него. Он ухмыльнулся в ответ. – Суть в том, что сторонники гипотезы Геи – я имею в виду старое представление о Земле как о живом организме, а не чертову "Гайякорп", – так вот, сторонники этой гипотезы давно утверждали, что Земля подобна сверхорганизму. Что грибная сеть, посредством которой общаются между собой деревья – и которую ты предлагала сенсоризовать в Ашапуре на прошлой неделе, – может привести к появлению стихийного крупномасштабного разума, мыслящего леса, который мы не можем распознать, поскольку у нас нет подходящей концепции. Так вот, сидя в той гондской деревне, я подумал, что сенсоризовать лес – это лишь первый шаг. Возможно, правильным образом соединив датчики в сеть, мы сможем заставить лес осознать присутствие "Сенсорнет", вступить в контакт с ней – а следовательно, и с нами! – Его глаза сияли. – Только представь, Махуа: леса Сахьядри, Тераи, Амазонки – все они под угрозой из-за изменения климата. Наступают засухи, виды вымирают. Паутина жизни рвется. Если бы только мы смогли общаться с лесом! Он бы вовремя рассказал нам о том, что происходит, и мы бы успели его спасти… – Но мы и так можем это понять по показаниям датчиков, Рагху! И мы до сих пор не решили проблему масштабирования басти, и на мой взгляд, она сейчас важнее… Это была их последняя встреча. Она получила несколько писем из Рио-де-Жанейро и Манауса, но они приходили все реже, и в конце концов она перестала их ждать. Затем воцарилось молчание. Продлившееся более сорока лет. За это время она увидела, как большинство мегаполисов гибнет из-за экстремальных погодных условий и человеческой жадности. Она увидела, как на руинах возникают сотни Ашапуров, каждый из которых был приспособлен к местной экологии, но общался с другими посредством широкомасштабной "Сенсорнет". Она хотела сказать Рагху, что, несмотря на десятилетие убийственной аномальной жары в Дели, кластеры басти все же смогли поменять местный климат в нужную сторону. Быть может, мы предотвратили будущее, что ты видел в симуляторе. Она стольким хотела поделиться с ним! Субконтинент пережил длительный период хаоса; до сих пор случались массовый голод и кровавые конфликты, в городах и провинциях, где правила жестокая мафия, где жизнь была тяжелой. Но повсюду в других местах она видела плоды миллионов бунтов, экспериментов с альтернативными образами жизни и бытия, труда, пота и слез, что привели к Великому повороту. Она была благодарна за то, что прожила достаточно долго, чтобы увидеть перемены. То, что она являлась их частью, их катализатором, должно было принести ей чувство удовлетворения в старости. Но в последние годы она разочаровалась в своей работе. Нет, ее работа имела значение, но она была не удовлетворена, недовольна своими мыслями и идеями. Она смотрела на свои маленькие темные руки, разглядывала морщины на лице, ощущала боль в коленях – и ее наполняло изумление. Мускулы ее сердца, ее конечности и сухожилия безотказно служили ей на протяжении всего долгого жизненного пути. Теперь, этой болью и дрожью, этими морщинами и складками, тело пыталось что-то ей сказать. Напомнить о смертности – но не только. Некоторое время назад она перестала носить "раковину" и визор, чтобы беспрепятственно слушать негромкие речи своего тела. А сейчас у нее собирался взять интервью журналист, владевший "некой информацией" о ее старом друге, Рагху. Журналист, некий Рафаэл Силва, пришел и ушел. По прибытии господин Силва вручил ей резную деревянную шкатулку, в которой она сразу узнала свой подарок Рагху перед его отъездом в Бразилию. Шкатулка предназначалась для хранения всякой всячины, и в ней действительно лежала пара сломанных "раковин", небольшой деревянный штырек, абстрактный деревянный резной орнамент, несколько сенсорных ячеек и оптических проводов – и лист бумаги, исписанный почерком Рагху. А еще пятисантиметровая седая прядь с несколькими черными волосками, завернутая в древесный лист и перевязанная бечевкой. Господин Силва рассказал, что писал репортаж о встрече глав амазонских племен возле города Манаус. Недавняя засуха на Амазонке и переменчивые погодные условия вынудили племена собраться, чтобы поделиться знаниями. Журналист завел разговор со стариком из местного племени дессана. Услышав, что господин Силва много путешествует, старик достал шкатулку. Около года назад ее вручил ему член дальнего племени из глубин Амазонки и рассказал о чужаке-иностранце, что прожил с ними несколько лет. Чужак умер от огнестрельного ранения, которое получил во время рейда золотодобывающей компании около двух лет назад. Также погибло тринадцать членов племени. Перед смертью чужак попросил доставить шкатулку в город, чтобы кто-нибудь переслал ее его семье в далекую страну. На шкатулке было нацарапано имя Махуа и ее старый адрес в Ашапуре. Потребовалось два года, чтобы шкатулка из чащи тропического леса попала в город. Господин Силва был настолько заинтригован, что добавил Индию в список мест, которые собирался посетить в Юго-Восточной Азии. Он хотел лично доставить шкатулку. – Я вам очень благодарна, – сказала Махуа, когда господин Силва умолк. Она вытерла слезы. – Спасибо, что проделали такой путь. – Пожалуйста, – ответил Рафаэл Силва. После этого она с радостью ответила на его вопросы о ее жизни, работе и отношениях с Рагху. Община накормила его и выделила место для сна, а утром он уехал. Весь следующий день Махуа читала и перечитывала слова на листе бумаги, держала в руках сломанную "раковину", прядь его волос в обертке из листа и бечевки. Думала о том, как этот лист упал с какого-то огромного амазонского дерева, о руках, которые его подобрали. Гладила лист, темно-зеленый и вощеный. Дорогая Маху, Прости, я забыл, как общаться на этом языке. Я приехал на Амазонку с нашими технологиями, потому что хотел выучить язык листьев и животных. Хотел беседовать с самим лесом. Но за несколько лет я осознал, что датчики отвечают только на вопросы, которые тебе известны. Как узнать, сколько еще существует вопросов? Я жил в лесу с проводниками и спутниками и благодаря им понял, что за языком есть язык, на котором говорит Земля. Когда-то вдоль Амазонки были огромные поселения, цивилизации, помнившие о своих связях с целым, и они существовали тысячелетиями, не приходя в упадок… пока не явились европейцы. От этих уничтоженных цивилизаций осталось лишь несколько черепков, потому что все, что они делали, было взято у леса, и лес поглотил руины. Как им удавалось вести такой образ жизни без современных технологий? Чтобы узнать ответ на этот вопрос, я должен был узнать, что может сказать мне лес как простому человеку, как обитателю Земли. Я пришел, чтобы спасти лес, но вместо этого он спас меня. Теперь я возвращаю долг, отдавая себя Амазонке. Однако меня взрастили воздух, вода и почва моего первого дома, и потому часть меня должна вернуться туда. Ты можешь взять эту прядь волос и сжечь или закопать ее в ближайшем лесу? Прости, что я отсутствовал все эти годы. Надеюсь, бабуля прожила долгую жизнь. Я думал о вас каждый день. Теперь я обрел покой. Рагху Должно быть, ему стоило огромных усилий написать это письмо. Судя по форме букв, его пальцы дрожали. В одном углу листа виднелось выцветшее ржавое пятно. Вечером Махуа сказала семье: – Позовите Икрама. Завтра я хочу выйти наружу. Чувство ожидания чего-то, охватившее ее некоторое время назад, сменялось чувством неминуемого прибытия. Лодка Икрама пробирается от реки в море. Икрам – долговязый юноша с серьезным лицом, внук Мохсина. Махуа сидит в центре лодки под навесом, держа на коленях шкатулку Рагху. День пронизан серебристым светом, но солнце скрывают облака. Сегодня дождя не будет, однако завтра муссон может вернуться. Крутые, побитые ветром склоны архипелага Мумбаи покрыты призрачным пурпурным румянцем. Это начинает цвести стробилантес, в соответствии со своим восьмилетним циклом. Махуа кажется, будто Рагху рядом с ней, в этой лодке. Она показывает ему затопленный город, башни, напоминающие тонкие карандаши над кляксой старых, приземистых, низких зданий. Царит влажная жара. Посмотри, по морским дорогам снуют рыбачьи лодки и водные такси, что доставляют людей и товары с южного берега. Спереди и справа медленно кренится к воде небоскреб. Люди делают ставки, когда море поглотит его, однако море хранит свои секреты. Слева поднимаются холмы на пяти островах Мумбаи. Когда лодка сворачивает в канал, протянувшийся вдоль берега, Махуа видит святилище Баба Кхижра на крыше старого здания, всего в метре над водой. Его окружают лодки, переполненные людьми, которые ищут благословения. Отсюда ей виден даже склон, где когда-то располагался Квартал миллиардеров. Деревья, лианы и дикие животные захватили бетонные обломки, а на самой вершине стоит святилище Самудры Деви, богини океана. Это эпоха маленьких богов, говорит она Рагху. Местных божков, давно забытых пиров. Даже Рама теперь – Лесной Рама. Жилища, покрытые побегами с овощами и цветами, теснятся на холмах островов. У края воды покачиваются на привязи плоты и лодки. Они скользят по водным дорогам под приветствия волн и голосов, то и дело задерживаясь для беседы, потому что Махуа давным-давно не выбиралась наружу, а все знают ее и Икрама. Святилище Баба Кхижра, говорит она Рагху, держа на коленях резную шкатулку, стоит на том месте, где у Мохсина когда-то было видение. Старик, который шел по воде, стоя на рыбе, что несла его по городским каналам в открытое море. Мохсин слышал истории о Баба Кхижре от своего отца, беженца с устья реки Инд в Пакистане. Такие истории есть в столь отдаленных местах, как Бихар и Аравия, легенды о пире, который был хранителем вод, чьи ноги, касаясь земли, заставляли цветы распускаться. Лодка привязана, и Икрам помогает ей выбраться. Они уверенно поднимаются по склону, хотя каждые несколько минут ей приходится останавливаться, чтобы отдышаться. Каждым своим вдохом она обязана этой древней планете и ее великим биогеофизическим циклам, масштабы которых превосходят жалкую пару сотен тысяч лет человеческого существования и все границы государств и континентов. Она думает о пыли из Сахары, что приносит питательные вещества дождевым лесам Амазонки на западе и влияет на индийские муссоны на востоке. Ее тяжелое дыхание – свидетельство близкого единения с этой колоссальной непрерывной драмой. – Сегодня я чувствую благодарность, – говорит она Икраму, и тот улыбается. Наконец они оказываются на опушке леса. Воздух здесь прохладнее, ветерок шелестит листьями. Она слышит далекое журчание воды и похожий на звон колокольчика крик коэля из глубин леса. Грязная тропинка уходит в чащу. Икрам отвлекся на увешанный плодами джамболан. – Давай, добудь нам пару джамболанов, – говорит она. – Со мной ничего не случится. Я буду на поляне, где тропа разветвляется. Найдешь меня позже. – Ваш наручный монитор при вас? – спрашивает он. – Я ничего не взяла, – отвечает она. – Не волнуйся, я знаю эти места. Как странно, что река ее жизни, которая то текла параллельно реке Рагху, то расходилась с ней, привела их к одной и той же цели. Она идет через лес к месту слияния, месту встречи. Ему бы понравилась эта поляна, которую она запомнила по своему прошлому визиту пару лет назад. Она идет медленно. На поляне бледный солнечный свет сочится сквозь облака, озаряя цветы стробилантеса. Она смотрит на свою смуглую руку, сжимающую шкатулку, чувствует дневное тепло на коже. За языком есть язык, на котором говорит Земля, сказал Рагху. Да, отвечает она ему, и его можно выучить только посредством тела. Животное в лесу, вот кто она в это мгновение, уязвимая перед опасностью и смертью, но сейчас ее чувства ощущают все. Узор света и тени, гудение насекомого, воркование лесной горлицы, далекую перекличку стаи обезьян. Все в ней, от смуглой кожи до черт лица, возникло благодаря адаптации ее народа к окружающей среде: углу падения солнечных лучей, температуре воздуха. Она ощущает сокрушительную тяжесть столетий насилия и эксплуатации. Они здесь, в ДНК в ее клетках, в историях бабушки, в ранней смерти матери, в самоубийстве Калпаны Ди. Боль пронзает ее с такой силой, что она думает, что лишится чувств. Она прислоняется к стволу дерева и прижимает к груди шкатулку Рагху. Махуа открывает шкатулку и достает свернутый лист. Ставит шкатулку на ветку, развязывает бечевку, разворачивает лист и гладит прядь волос. Потом вновь завязывает сверток и ищет место, где земля мягкая после недавнего дождя. Палочкой из подлеска выкапывает маленькую ямку и кладет в нее сверток. Закрывает его землей. Будьте свободными, говорит она Рагху – и Калпане Ди. Медленно распрямляется. У нее болит спина, болят ноги. Лучше ей снова привыкнуть к подобным восхождениям. Быть может, пришла пора старой женщине усвоить новые уроки. Она не может праздновать победы народа ее бабушки – вновь сформированную провинцию Сантхал с ее идеалом преклонения перед паутиной жизни, с ее моделью общин, в которых управление осуществляется посредством согласия, – она не может праздновать торжество подобных вещей, не признав боль борьбы и жертв, что вписаны в само ее тело, в историю ее народа. И потому она наконец видит Землю так, как всегда видел ее народ: как тело, как мать. На краю поляны листья деревьев перешептываются на ветру. Она чувствует, как выходит за рамки собственного восприятия. Она – капля воды, дрожащая на листе, она – солнечный свет на ветке. Она знает лишь немногие из названий деревьев и птиц, но это придет позже. Сейчас она свободна, как парящая птица. Икрам зовет ее. Махуа прочищает горло, делает глубокий вдох и кричит в ответ: – Иду! Что за честь – существовать во вселенной, которая настолько динамична и сложна, что даже в преклонные семьдесят три года приходится продолжать учиться. Она сядет на опушке леса вместе с Икрамом и будет смотреть на море. Они будут есть джамболаны, пачкая губы и руки пурпурным соком, и она расскажет ему о других великих лесах, об Амазонке на той стороне мира. Она расскажет ему о Рагху. Е. Лили Ю[59] Е. Лили Ю (elilyyu.com) была признана в 2012 году лучшим начинающим писателем, а в 2017 стала обладательницей "Писательсткой премии Ласаля". Ее рассказы публиковались в различных антологиях и литературных журналах от "McSweeney’s" до "Uncanny" и девять раз были включены в антологии серии "Лучшее за год". Также писательница становилась финалисткой таких престижных литературных премий, как "Хьюго", "Небьюла", "Локус", "Премия Старджона" и "Всемирная премия фэнтези". В 2020 году вышел ее первый роман – On Fragile Waves ("На хрупких волнах"). Зеленое стекло: история любви