— Да нет, похоже, просто сегодня объявлен банный день. Пленники сели в воду. И сидели так три часа. Совмещая помывку с пассивной постиркой. Пассивной, потому что руки были заняты. Колодками… — Ну, значит, свадьба, раз помыли… — Встать! Встали. — Пошли! Пошли. Но уже не под навес. Дальше. На окраину деревни. — Сесть! Не хотелось садиться в мокрых штанах в пыль, но пришлось. Сели. И сидели чуть не полдня. Мимо то и дело пробегали хаотичные толпы вооруженных автоматами и карабинами вьетнамцев. В том числе вооруженных автоматами «ППШ» и «ППС». Интересно, откуда они умудрились раздобыть это архаичное, времен второй мировой войны, оружие? Из каких таких арсеналов? Вся эта суета, с беготней, криками, озабоченными лицами, перетаскиванием каких-то ящиков из конца в конец деревни, а потом обратно, с «ППШ» и «ППС», висящими поперек животов, напоминала, если не обращать внимания на разрез глаз, обмундирование и окружающую флору, сбор поднятого по тревоге партизанского отряда. Где-нибудь в районе белорусского Полесья. Вот только непонятно, кому здесь назначено играть роль оккупантов? И где они раздобудут поезда, которые надо пускать под откос? — Встали! Ну, встали. — Пошли! Ладно, пошли… — Остановились! Спорить не будем, остановимся. — Сесть! Во всю ту же, чуть не по колено, пыль… Хорошо, сядем. Отказывать хозяевам в их доме неэтично. Они лучше знают, кто из гостей где должен сидеть. Сели. Рядом, разбрызгивая в стороны пылевые лужи, прошла колонна военных грузовиков. Штук двадцать И свернула за хижины. К ним со всех сторон устремились цепочки военных. Если считать, что каждый грузовик может взять на борт два отделения, а худосочных вьетнамцев, пожалуй что, и вдвое больше, то, выходит, наблюдаемая операция имеет по меньшей мере полковые масштабы. У них что, на околице война началась? Грузовики один за другим прошли обратным маршрутом. Вдоль бортов густо торчали головы в соломенных панамах. Нет, пожалуй что, и втрое! Вместимость у них, как у селедок в бочке… Последняя машина затормозила. — Встать! Встали. Кивок автомата в сторону грузовика. — Забирайтесь! Что забираться — это очень хорошо! Хорошо, что не навалом. Как уже однажды грузили. Поддерживая и подталкивая друг друга, пленники взобрались на борт. И легли на пол. Рядом, на скамейках, расселся конвой. Поехали. Ехали долго. Часто поворачивая, резко тормозя, останавливаясь, обгоняя и поджидая машины. Ехали так, как обычно ездит плохо организованная воинская колонна по не освоенной водителями местности. Рывок. Остановка. Объезд. Новый рывок. Рев двигателей. Крики и гудки клаксонов. Ругань. Еще один рывок. И тут же тормоз… Куда они едут? По солнцу — на север. Только куда на север? — Может, они нас на своих обменивать везут? — На каких своих? — На тех самых! На мартышек. Которых наши командиры по российским зоопаркам насобирали. Из расчета одну голову за одну морду… Поворот. И еще одна остановка. Теперь уже надолго. Теперь уже окончательно… Голоса, отдающие команды. Хлопки автомобильных дверей. Топот. Стук инструмента о дерево и о металл… Переправу, что ли, мостят? Или лагерь ставят? Похоже, лагерь. Бесконечно долгое ожидание… — Выходи! Точно, лагерь. Навесы из листьев. Места под костровища. И даже несколько палаток. Брезентовых. Зеленых. На пяти кольях. В точности как дома на полевых сборах. Они что, вместе с «ППС» шли? Одним комплектом? — Прямо! Неужели опять в яму? Ну точно! Только не в такую глубокую, как раньше. Всего метра два с небольшим. Но из которой, один черт, в колодках не выбраться. Даже без решетки. Конвой ткнул автоматами в сторону ямы. Знаем. Ученые уже. Разом отталкиваясь от земли — попрыгали вниз. А если не разом, если один из пары прыгнет чуть раньше или чуть позже — можно запросто вывихнуть руки. Рычаг-то у колодок не маленький. Сели на влажный земляной пол. Стали ждать. Чего ждать? Чего еще можно ожидать от этой уже фактически закончившейся жизни? Разве только новых страданий… Сверху опустили ведро с водой. Из которого можно было пить, стоя на коленях. И плошку риса. Для употребления из того же положения. Судя по всему — дневная пайка. И на том спасибо, добрые хозяева. И снова повилять отсутствующим хвостом… Ночью в яме было прохладно. Потому что мокро. Свежевзрытая земля еще не успела высохнуть. Еще сочилась каплями. Словно плакала. Утром сверху прозвучала незнакомая команда. — Подъем! А может, не «подъем», может, «выходи строиться», или «на подъем национального вьетнамского флага стоять смирно!», или «кто в туалет хочет по большому?». В принципе — не суть важно. Главное, что пленники проснулись. Потому что все равно не спали. — У-у! — грозно рявкнул сверху часовой и сделал ложный выпад автоматом. Нет, значит, все-таки «на флаг смирно!». Колодники поднялись. На срезе ямы появился главный вьетнамец. Который проводил допросы. — Сейчас вы все отправитесь в джунгли и постараетесь узнать те места, где проходили в шестой и седьмой дни, — сказал по-английски вьетнамский чин. — А потом в восьмой и девятый. Переведите — Приглашает идти в лес, — перевели американцы. — Грибы собирать? — Искать места, где мы ходили. В шестой, седьмой, а потом в восьмой и девятый день. — Понятно. Чем дальше в джунгли, тем больше дров… Спроси его, а как мы пойдем, в колодках? — Так и пойдете. В колодках, — объяснил вьетнамец. — Убедил… Пленников вытащили из ямы и поставили в строй. Разобрав по раз и навсегда выбранным парам Колодки велели держать перед собой. — Пошли! Впереди вытянулся строй вьетнамских солдат. До двух рот численностью. И сзади тоже. Солдаты шли, пробивая в густолесье тропу, подминая и вытаптывая кусты, прорубая в местах сужений проходы.