— В гальюн? В гальюн можно. Самой воинской части капитаны так и не увидели. Только столовую, кубрик и гальюн. И та воинская часть капитанов тоже не увидела. Только снующий туда-сюда от ангара до казармы зашторенный автобус. Ночью группу подняли по тревоге. Их непосредственный начальник, подполковник Местечкин. — Пять минут на сборы, — приказал он. — И чтобы ни одной вещи в кубрике не осталось. — Почему нас перевозят исключительно ночами? И хоть бы раз утром, — удивился, натягивая штаны и потому подпрыгивая на одной ноге, Резо. — Потому что дело наше такое — чужих глаз не любящее. Ночное дело, — ответил Кудряшов. — Как у воров-домушников? — Точно! Только без прибыли, которая иногда обламывается им. — Выходи строиться! Снова: автобус, дорога, аэродром. Далекие прожектора, ослепляющие глаза. Неясная тень человека у борта. — Все? — Все. — Забирайтесь в машину. Отлет через сорок минут. — А чего ж не теперь? — Бортмеханик куда-то запропастился… Ну авиация! Ну бардак! Еще можно было сорок минут сны смотреть! Вылетели через час двадцать. Без бортмеханика. Самолет снова мотало, как получившего и уже успевшего потратить аванс алкоголика. Капитаны сидели в пустом и гулком салоне самолета и гадали об ожидавшем их скором будущем. Хотя чего гадать — время придет, командование скажет. Сели. Перегрузились в машину. И в ней же зависли. Без возможности даже высунуть нос наружу. — Ну ничего, сынки, немного осталось, — подбадривал сонную команду подполковник. — Выгорит дело — можете дырки на кителях под ордена вертеть. — А если не выгорит? Подполковник не ответил. Может быть, не расслышал вопроса. Прошел час. — Ну что они там? О чем думают? — Они не думают. Они спят. В отличие от нас. Послышался топот. И голоса. Раздраженные подполковника и майора Кондратьева и чей-то еще. — Сколько? — Минут десять. Максимум пятнадцать. — Мы уже полтора часа ждем. На колесах. Личный состав не имеет возможности нормально отдохнуть! А им, между прочим, завтра в дело идти. Я буду вынужден доложить вашему командованию… — Мы можем предоставить в ваше распоряжение кубрики. Постели. И насчет ужина распорядиться. — Не получится насчет кубрика. Личный состав будет находиться в машине. До самого момента транспортировки. Согласно существующему приказу. — Там же душно. — Это вас не касается. Вы лучше отправку поторопите. — Конечно, конечно. Через двадцать минут. В самом крайнем случае через сорок. Но это в самом крайнем… — Значит, не меньше двух часов, — прикинул в уме Кудряшов. — Вы как хотите, а я ложусь спать. — И сполз на тюки со снаряжением. Команду на погрузку дали только к утру. Машину подогнали к одинокому пирсу, отгороженному от остальной территории порта высоким забором. — Выходи по одному! Капитаны стали выгружать снаряжение. — А я что поделаю, если мне горючку вовремя не подвезли? Я что — министр обороны? Или Господь Бог, чтобы морскую воду в дизтопливо превращать! — кричали в стороне голоса. — Ну и жалуйтесь! Раз у вас других дел нет… — Опять подполковник собачится, — заметил Кузнецов. — …Только не надо меня пугать! Не надо! Я не такими, как вы, чинами пуганный! Меня все равно дальше этой лодки не пошлют. И глубже, чем она может, нырнуть не заставят… — Но вы сорвали контрольные сроки… — Да не я сорвал. Не я! Заправщики сорвали! С них и спрос. С ними вы и разбирайтесь. А мое дело маленькое… В общем, нормальный флотский разговор. Травля. На повышенных тонах. — Бардак! — все еще кипел и возмущался появившийся со стороны пирса подполковник. — Никто ни за что не отвечает. Никто ничего не боится! Все на всех положили, с прибором… Доложу по команде, разнесу эту богадельню в пух и прах… — Эй! Ну вы скоро там? — крикнул с лодки в мегафон капитан. — Мы же не можем вечно тут стоять. Под парами. Поторапливайтесь давайте. Если мы куда-нибудь еще идем. — Сейчас! — ответил мгновенно взявший себя в руки и успокоившийся подполковник. — Нам нужно еще три минуты. Дальше психовать было нельзя. Потому что убыточно. Дальше начиналось дело. — Три минуты, ладно. Три минуты подождем. Слышь, подполковник, я там тебе ребятишек своих послал в помощь. Так ты их задействуй. Чтобы побыстрее, — примирительно крикнул капитан. — Добро! Торопясь, подбежали несколько матросов. — Товарищ подполковник… — Хватайте вещи. Да не так. А вот так. И осторожно, малой скоростью, как с полным блюдцем водки… И не дай вам бог споткнуться… Команды строиться не было. Капитаны и так стояли кому где положено. — Ну что, сынки. Пробил ваш час. Не все, конечно, было у нас гладко, и со временем тоже… но в целом, считаю, что подготовиться мы сумели. Вы сами-то как думаете? — Так точно! Успели! — Ну вот видите. Хочу надеяться, что через две недели вот так же всех целыми и невредимыми увижу обратно. Просто уверен, что увижу. «Хорошо бы», — подумали капитаны. Но сказать ничего не сказали. — Последний раз: вопросы, пожелания, отказы есть? — Никак нет! — Тогда все. Ах да, документы, письма, фотографии, награды, личные вещи?.. — Сдали в особый отдел, — отрапортовал командир группы. — Ну тогда, как говорится, ни пуха… — К черту! Товарищ подполковник! — Командуйте, майор. — Есть! Отряд, приготовиться к погрузке… На пирсе спецназовцев поджидали вставшие по обе стороны сходней матросы. — Ну все, загружайтесь. Сколько можно ждать, — крикнул капитан. По мосткам бойцы поднялись на лодку и тут же нырнули в ее дыхнувшее смешанным запахом масла, человеческих тел и металла нутро. — Отдать носовой! Отдать кормовой! Лодка качнулась, отвалила от стенки, развернулась носом в море и пошла своим, не известным никому, кроме капитана, штурмана и этих вот посторонних бойцов в камуфляжной форме, курсом. — Задраиваемся, — сказал капитан. — И через десять минут готовиться к погружению. Спустя тридцать часов лодка легла на дно. — Почему стоим? — поинтересовался командир спецназовцев. — Не стоим, а лежим, — поправил капитан подлодки, — на грунте. — А зачем лежим?