— Что-то отец наш задерживается, — раздался сзади голос Веры Петровны. Я тут же отвернулся от окна и, чтобы она не догадалась о моих мыслях, стал внимательно разглядывать желтые обои на стенах. — Ты что это? — подозрительно спросила она. — Да обои у вас плохо приклеены, — как можно равнодушнее ответил я. — Мы дома с отцом лучше сделали. — Ты не мудри, не мудри! — строго предупредила Вера Петровна. — Не бежать ли надумал?! Я тебя знаю — чтоб без глупостей! Мне тут все слышно. — И она снова ушла на кухню. — Мне же к Алёшке надо!.. — вслух пожаловался я самому себе. За окном стояла ночь — самое лучшее время для жуликов, а я был в плену и не знал, как из него вырваться. Глава семнадцатая. ПОБЕГ Вырваться из плена мне помог Фимка. Правда, я его об этом не просил и вообще с ним не разговаривал. Когда мы остались в комнате одни, он подошел ко мне: — Пашк, а как там Алёша? — Предателям не отвечаю, — сказал я. — Может, его с чердака лучше к нам взять? — не отставал он от меня. — Маме сказать — она обрадуется… Я так посмотрел на него, что он сразу умолк. Не буду же я ему объяснять, что Алёшку нельзя сейчас показывать взрослым. Да и что ему объяснять, он все равно не поймет. Теперь я из-за него тоже предателем стану. Я же обещал Алёшке прийти, а сам… — Ладно… — вдруг сказал Фимка, закусил губу и уставился в одну точку на полу. Он долго так стоял и смотрел. Мне даже интересно стало, куда это он смотрит. Но на крашеном полу ничего интересного не было, только шляпка одного гвоздя чуть вылезла из доски, вот и все. — Если ты считаешь меня предателем, то… — начал он, но не договорил, а кивнул в сторону окна, — подожди. Я сейчас подсадной уткой стану. — Что? — вначале не понял я. — Ничего, сейчас поймешь, — грустно сказал он и вышел из комнаты. Почти сразу из кухни я услышал крик: — А-а-а! У-у-у-у!.. — это кричал Фимка. — Индейцы! Ирокезы!.. У-у-у! — Он топал ногами и прыгал так, что казалось, дом вот-вот обвалится. — Индейцы! Ирокезы! У-лю-лю-лю-лю-лю-у! — Серафим! Что с тобой?! — испуганно вскрикнула его мать, и что-то железное упало на пол. — Ты не маленький ребенок!.. Прекрати сейчас же! Но Фимка не прекращал, а прыгал и кричал еще сильнее: — У-лю-лю-лю-лю-у! Теперь я понял: он отвлекал Веру Петровну. Не теряя времени, я подбежал к подоконнику, со скрежетом открыл оконные крючки и распахнул рамы. Мать Фимки, наверное, разгадала наш маневр и почти вбежала в комнату, но я в это время был уже за окном. Меня никто бы теперь не догнал, так я рванул через сад к калитке. Правда, заминка вышла, в темноте моя дурацкая подошва за что-то зацепилась, и я здорово растянулся на мокрой земле. Но тут же вскочил и кинулся к выходу. У калитки было посветлее, но я все равно долго не мог открыть замок, руки у меня почему-то дрожали. — Паша! Вернись! — кричала из открытого окна Вера Петровна. — Вернись! Паша, это глупо. Я сейчас пойду к твоей маме! Слышишь?! Но я уже не слушал ее — я бежал по своей улице, на которой, к счастью, ни один фонарь не горел. В домах кое-где был зажжен свет, и вдалеке по шоссе изредка проезжали машины с яркими фарами. Подошва еле держалась, закручивалась под ботинок и совсем не давала бежать. А потом я нечаянно попал в лужу, и левая нога опять промокла насквозь. А когда я споткнулся еще один раз и подошва, треснув, вывернулась на другую сторону, мне пришлось остановиться. На одной ноге я допрыгал до ближайшего дерева и прислонился к нему. Оторвал подошву, чтоб не мешала, и сунул ее в карман куртки, может, пригодится. Бежать стало легче, но влажный носок неприятно холодил ногу, и я прихрамывал. На дороге попадались камушки, они остро кололи ступню. Ботинок без подошвы — это уже не ботинок, его можно натянуть хоть до самого колена, и все равно нога останется разутой. Хоть и холодно, и больно было бежать в одном носке, но не об этом я думал. Куда переселить Алёшку? С Фимкиным гаражом ничего не вышло. Конечно, завтра можно и пещеру вырыть, но сегодня ему надо где-то ночевать. Па чердак воры могут прийти. Вот если б к нам в сарай… «А что! — обрадовался я. — Точно, в сарай можно! Как это я сразу не догадался — там же диван стоит. Вот только мать Фимки может все испортить. И зачем ей ночью куда-то тащиться — людей беспокоить!..» Впереди показался мой дом, и, чтобы не встретить случайно кого-нибудь из родителей, я уже хотел перебежать на другую сторону улицы, но раздумал. Свет в доме, чего никогда не было, горел во всех комнатах сразу. «Может, у них что случилось? — остановился я. — Быстренько взгляну — и к Алёшке…» Подкравшись к своему палисаднику, я перемахнул через низкий заборчик и прильнул к первому окну. Занавеска все закрывала, да и трава в палисаднике была такая холоднющая, что мою разутую ногу даже немного свело. Я растер ее и осторожно перешел к среднему окну. За столом сидел отец. Он, когда с работы возвращается, первым делом моется и переодевается, потому что он работает машинистом на тепловозе и от него всегда пахнет соляркой. Но в этот раз отец не переоделся и сидел за столом в промасленной кожаной куртке. Я видел его широкие плечи, затылок и сцепленные за спинкой стула сильные руки. Одна рука была сжата в кулак. Наташка стояла перед ним растерянная и что-то говорила, а сзади нее ходила мать. Она прижала руки к вискам и покачивала головой — ну вроде бы успокаивала себя. Слов я не слышал, но сразу понял, что это все из-за меня. На столе лежала моя полевая сумка, а на ней Алешкины записки! Какой же я все-таки болван, что повесил ее на гвоздик в прихожей, когда прибегал за тайником! В сумке же нет дневника. Дневник — это еще ладно, но вот записки!.. Отец разжал руки и погрозил Наташке пальцем, а мать что-то быстро ей стала говорить. Моя сестра закрыла лицо руками и опустилась на стул. — Ну что вы к ней пристали! — шептал я в окно. — Она же ни в чем не виновата. Мне так захотелось подать им какой-нибудь знак, чтобы они не беспокоились обо мне! Но тут послышались шаги. Я нырнул вниз и затаился. По улице быстро шла Вера Петровна, держа над головой зонт. Когда она приблизилась и ее осветили окна нашего дома, я увидел и Фимку. Его тащили за руку, и он шел как привязанный. — Индейца вырастила на свою голову, — приговаривала Вера Петровна. — Я думала, у меня сын растет, а он индеец, оказывается. А ну проходи, ирокез!.. — пропустила она несчастного Фимку в наш двор. «Все, — подумал я, когда они постучали и вошли в дом. — Фимку теперь съедят. А мне вообще лучше не показываться…» А как было бы хорошо сейчас попасть в дом, в свою комнату, под теплое одеяло! Пусть меня будут ругать и даже пусть накажут, но я ведь не бездомный какой-нибудь. И родители, они же переживают за меня — все-таки я их сын. Вон мать как убивается, наверное, думает, что я в реке утонул или погиб. «Ох!.. — вздохнул я, растирая замерзшую ногу. — Нет, наверное, у меня тоже планида такая: что ни делаю, все как-то плохо получается…» Я так расстроился, что опять перелез через заборчик, забыл, что у нашего палисадника есть калитка. Нога совсем окоченела. На спине появились мурашки, я чувствовал под майкой мелкие пупырышки. А тут еще дождь, и куртка у меня промокла. «Ладно, Алёшке сейчас хуже, чем мне: он один на чердаке, увижу его, а там что-нибудь само придумается», — успокоил я сам себя и поспешил к старой фабрике. В поселке я ничего не боялся, и даже когда бежал темным переулком, там, где меня первый раз встретил Бяшик с Механиком, то ни о чем страшном и не думал. Старался только, чтоб не упасть. Дождик сыпал мелкий, но очень противный. Носок у меня разорвался, и голая нога здорово скользила по раскисшей земле. Нет, в поселке мне не было страшно, а вот когда я попал на территорию бывшей фабрики, то мне стало как-то не по себе. Дул ветер, и высокие липы над черной стеной разрушенного склада качались и скрипели. Внизу почти ничего не было видно из-за дождя. Только маленькое окошко сторожа тускло светилось в темноте, и недалеко от будки на высоком столбе висел яркий прожектор. Но там, куда мне надо было идти, стояла жуткая темень. Я дрожал, но не от страха — замерз очень. И как-то странно замерз, я весь горел, а все равно дрожал от холода. Да и потом, промок я с головы до ног. Конечно, боязно было, но я все-таки потихоньку, оглядываясь, продвигался к чердаку. Вдруг я увидел, как быстрая тень метнулась к будке сторожа. Кто-то заглянул в его окошко и тут же исчез. «Воры!..» — пронеслось у меня в голове. Я остановился. Дальше идти было опасно, но на чердаке сидел Алёшка, а я ему честное пионерское дал, что приду. И он ждет меня. Не мог я оставить его одного! Осторожно, прячась за стволами деревьев, я подкрался к складу. Прижимаясь к его мокрой кирпичной стене, потихоньку добрался до угла. Контора стояла недалеко. Но чердака почти не было видно в темноте, только бревенчатые стены как будто лоснились от дождя. Высунувшись подальше, я посмотрел за угол склада и чуть не умер от страха! Почти рядом со мной у стены притаился огромный человек. И этот человек глядел на меня!.. Я рванулся в сторону, но поскользнулся и упал прямо в грязь. А человек уже хватал меня сзади своими руками. Я хотел крикнуть, позвать на помощь!.. Но не успел: мне зажали рот. Глава восемнадцатая. ВОРЫ