— Спасибо! — склонил набок голову Ермилов. — Удружил. А нет кого-нибудь потрадиционней? — Не будь ретроградом! Приедешь домой, будет что вспомнить. Лондон, знаешь ли, разноплановый, пестрый. Надо тут все посмотреть, попробовать, чтобы понять город и страну. — Не очень-то и хотелось. Я родину люблю. — Ладно, ладно, — расхохотался Теплов. — Но к парикмахеру-то пойдешь? — Куда я денусь? Тем более, мастер хороший. Так они трепались обо всякой ерунде, пока уборщица, торопливо моющая пол, не ретировалась с ведрами и тряпками в коридор. — Вот и поглядим, — подытожил офицер безопасности. — Так, а ты направишься вот по этому адресу, — он протянул Олегу клочок бумаги. — Там кафешка, я иногда пару раз через нее уходил от наружки. Есть черный ход за стойкой. Дверь рядом с туалетом. Сразу на соседнюю улицу. В любом случае провернешь этот маневр, не повредит. — Что значит «в любом случае»? — Если насчет уборщицы мы не ошиблись и она передаст наш разговор своим хозяевам, то наружка не станет таскаться за тобой по городу, вызывая еще большие подозрения у тебя, а ей есть смысл встретить тебя около парикмахерской. Постучавшись, заглянул дежурный посольства. — Ну, — поторопил его Теплов. — Говори, здесь все свои. — Она действительно подошла позвонить. Я разрешил, как вы и просили. Она сказала по телефону, что бабушка пойдет сегодня в половине одиннадцатого на площадь Патерностер, в парикмахерскую, накрутить бигуди. Макс непроизвольно фыркнул, Олег возмущенно покрутил головой, пригладив свои не слишком густые волосы. — И что ее надо будет встретить и проводить, — смущенный реакцией добавил дежурный. — Так как бабуля совсем слаба стала, сама не дойдет. Теперь засмеялся и Ермилов. — Ничего, ничего, — вытирая слезы, выступившие от смеха, успокоил дежурного Максим. — Валентин, не обращай внимания. Это мы о своем. Спасибо, ты все правильно сделал. Когда дежурный ушел, Теплов посерьезнел: — С уборщицей ясно. Кто-то ее «зарядил», чтобы все подслушанное и связанное так или иначе с тобой она передавала куда следует. Поезжай в кафе, как договорились. Потом к Дахаку. Если он там, если отдаст тебе документы, сразу бери такси и живо сюда. Минимум риска. Отправим их диппочтой в Центр и умоем сисовцев. — Заманчивая перспектива, — Олег с волнением прошелся по кабинету. — Иди, иди, бабулька, — хмыкнул Теплов и постучал по наручным часам. — Надеюсь, что они тебя ждут в парикмахерской, а не под воротами посольства. Я к сожалению, тебе не помощник. За мной ходят еще настойчивее. От меня только проблемы будут. Теплов сразу после ухода Ермилова направился к консулу с неприятным разговором по поводу увольнения уборщицы. * * * Это был южный район Лондона, в который не рекомендовалось ходить туристам. Дешевое жилье, а потому слишком большое скопление эмигрантов — черные, желтые, белые — всех оттенков и разных наклонностей, как правило, не благонамеренных. Однако тут обитали и трудяги из тех же эмигрантов. Работали прислугой, грузчиками, рабочими, разносчиками, официантами, в порту. Среди этих людей жил и дальний родственник Дахака, эмигрировавший из Алжира и работавший тальманом в порту. Мрачноватая улица, дома с разрисованными графити стенами, да еще небо заволокло тучами, что усилило впечатление убогости и безысходности. Олег поднялся на четвертый этаж, указанного женой Дахака дома, постучал в дверь, так как не обнаружил нигде звонка. Из-за двери спросили что-то неразборчиво, кажется, на арабском, не торопясь отпирать. Ермилов замешкался и сказал по-английски: — Мне нужен Рафаэль Дахак. По важному делу. — Кто вы? — раздался другой тоже мужской голос. — Вам лучше открыть, не буду же я объяснять через дверь. — Кто вы? — настойчиво повторил незнакомец. — Я из посольства, — решился разъяснить Олег. Эта была та полуправда, которая не повредила бы ему, в случае, если в доме не Дахак, и помогла бы Рафаэлю понять, что это по-поводу письма. Дверь приоткрылась. Из щели на него смотрели прищуренные напряженные темные глаза на узком смуглом лице. Седые волосы были чуть встрепаны, видно, Олег своим приходом поднял его с постели. — Вы Дахак? — уточнил Олег, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди. — Допустим. А вы русский? Из посольства? — Да. Мы могли бы поговорить? Рафаэль заглянул за спину Ермилова, но, не заметив ничего подозрительного, кивнул. Они протиснулись по узкому, заваленному коробками коридору к светлому дверному проему. В комнате было на удивление пусто и светло. Большое окно во всю стену, без штор, смотрело на южную сторону и даже отсутствие солнца в пасмурный день, не скрадывало свет. В центре стоял диван, как-то не у места, под потолком покачивалась от сквозняка лампа странной формы, напоминавшая кокон гусеницы. Застарело пахло табаком. — Садитесь, — произнес Дахак, и это прозвучало как команда. Чуть позже Олег понял, что Рафаэль просто плохо говорит по-английски, очень плохо. Пришлось переспрашивать, уточнять в ходе разговора. Дахак сбивался то на арабский, то на французский. А поскольку Ермилов ни того, ни другого не знал, он чувствовал себя неуютно. Подумывал было даже позвонить Теплову (вдруг тот знает французский), но Максим стал бы плохим помощником, если бы привел хвост. — Документы с вами? — сразу приступил к делу Олег. — Какие документы? — Я здесь из-за вашего письма в посольство. Вообще-то я не сотрудник посольства. — Вы разведчик? — заинтересовался Дахак. — Не совсем. Но имею непосредственное отношение к той организации, с которой сотрудничал Крэйс. — Как вы на меня вышли? — с подозрением взглянул на него араб. — Портье в гостинице, где вы останавливались, дал мне ваш домашний адрес, сотрудник нашего посольства в Тунисе съездил к вашей жене, и она дала уже этот адрес, — Олег говорил медленно, чтобы Рафаэль все понял и предельно откровенно, чтобы не испугался и не отказался сотрудничать. — Вы знаете, что вас искали сотрудники MI5? Вот это действительно опасно для вас. — Я не знал, кто они, но догадался. Поэтому я здесь. Я не рискнул пойти на встречу к Биг Бену. Побоялся, что за мной следят, и это повредит сотрудникам посольства. То, что письмо попало по назначению, я убедился еще тогда, в подземном гараже. Видел, что ваш дипломат взял его в руки. Поэтому и вам открыл, не опасаясь. Письмо может быть только у русских. — Вам обязательно надо уехать, но сперва лучше избавиться от документов, которые вы получили от Крэйса. Кстати, вы не знаете, где он сам? — Вам лучше знать, — пожал плечами Дахак. — Я не слышал о нем уже с 1990 года, когда он приезжал последний раз в Тунис. — Он тогда же передал вам документы? — удивился Олег. — Что же вы столько времени… — Нет-нет, у меня их и сейчас нет. «Здрасьте, приехали! — со злостью подумал Ермилов, представляя, какими глазами посмотрит на него Сорокин, когда он вернется не солоно хлебавши. — Дурак он, что ли, этот Рафаэль? Гонять людей попусту». — Документы и тогда, и сейчас находятся у Таназар. Я подозревал, что Герман увез ее с собой из Бензерты[14]. Но наверняка не знал. В прошлом году она связалась со мной, попросила приехать в ЮАР. Она там живет под Йоханнесбургом, — Дахак быстро нацарапал шариковой ручкой что-то на краешке газеты, лежащей на подоконнике. Ручка у него то и дело переставала писать, и он тряс ее раздраженно. — Вот адрес. Это все, что я могу сделать для вас. Таназар очень своенравная. Она бы не обратилась ко мне за помощью. Но у нее в прошлом году был инфаркт, и она, по-моему, испугалась, что не выполнит просьбу Германа. — Кто она? — Олег с трудом разобрал каракули Рафаэля. — Любовница, — пренебрежительно пояснил он. — Берберка. Окрутила его. Он так и не женился из-за нее, детей не завел. А она, наверное, бесплодная. — Так она — жена, раз он жил с ней и ни на ком больше не женился? — Любовница, — настаивал Дахак. — Не были они женаты, насколько я знаю. А Герман — мой друг детства. Уж мне бы он сказал. — Вы его знали с детства? — Олег едва не вскочил с дивана. — Герман Крэйс — это его настоящее имя? — Вообще-то нет, но вы сами должны знать. Он просил никому не говорить. — Мы утратили с ним связь в 1992 году, он считается без вести пропавшим, и это плохо для него. Чтобы его реабилитировать, необходимо найти не только документы по проекту, но и самого Крэйса, живого или мертвого. Если вас волнует его честное имя, вы должны помочь. Я с вами предельно откровенен. Дахак все время разговора стоял, но сейчас сел, облокотившись о свои острые колени. Задумался. — Если его нет в живых, я ему не причиню вреда, — рассудил он. — Александр Кедров — его настоящее имя. Но когда он приехал ко мне и попросил называть его Герман Крэйс, я догадался, чем он занимается. Хотя он врач, как и его отец, так просто имя не меняют и не прячутся от старых знакомых А он долгие годы не появлялся в Бензерте. — Вы знали его отца? — Ермилов подался вперед, глядя на Рафаэля, как на фокусника. Он даже не обратил внимания, как странно Дахак назвал Бизерту. — Конечно, и мать. А отца — Ивана Кедрова, я похоронил по-русскому обычаю, с отпеванием, как просил Алекс. Он не смог приехать. Хоть я и мусульманин, но пошел говорить с вашим имамом, ради друга… — Священником, — машинально поправил его Олег. — Кедровы жили в Тунисе? — Ну да, в Бензерте. До второй мировой войны, а потом уезжали, но вернулись. Доктор Кедров — отец Алекса работал в госпитале, главным хирургом. Писал научные труды. Он сам мне об этом говорил, показывал свои книги. — Погодите, а что они делали в Тунисе, я имею ввиду Кедровых? — У нас же стояла эскадра русских, которые сбежали из России. Большевики их прогнали. У нас была французская военно-морская база, вот они и разрешили русским там стоять с их кораблями. — Дахак замолчал, опустив голову. — Алекс мне больше чем друг, он мне как брат. И я не понимаю, куда он пропал. Но если вы его отыщете, спросите, не забыл ли он Рафу и что я буду помнить его до гробовой доски. Жена до сих пор ходит убираться в их доме. Там все так же, как при жизни доктора Кедрова. Ермилов поднялся, понимая, что Рафаэль больше ничего не знает.