— Юджин де Кок, иногда его называют Кох, — зачитал Леонид Степанович. — Вот его фотография, — архивист протянул фотографию Олегу. На ней довольно симпатичный мужчина, шатен, в больших очках, с умными чуть прищуренными глазами, с гладко выбритым тяжелым подбородком. — Прозвали его в ЮАР «верховным злом» — Prime Evil, — продолжил Леонид Степанович. — Белый южноафриканец. Полковник полиции. Был арестован в 1994 году в 45 лет. В 1996 году приговорили к двум пожизненным заключениям и двести двенадцати годам тюрьмы по обвинению в убийствах, попытках совершения убийств, похищениях и мошенничестве. Отбывает наказание в особо охраняемой части тюрьмы Претории. В 1996 году де Кок принял участие в слушаниях КВСП — комиссия по восстановлению справедливости и примирению. Была такая комиссия, где рассматривались преступления совершенные властями апартеида в разные года. Он стал палачом для многих крупных оппозиционных деятелей. Ему приписывали восемьдесят девять преступлений. Он возглавлял армейское спецподразделение, группу особого назначения С-10, в 1979 году принимавшую участие в войне на территории Родезии и Намибии. После этого подразделение превратилось в «эскадрон смерти», преследовавший противников Национальной правящей партии, как правило членов АНК. Его в тюрьме навещали родственники убитых им активистов АНК. Он просил прощения. Некоторые простили его, так как он показался им искренним. Так же его посещала психолог, написала книгу о нем. Выходит, что он сам во многом жертва режима. С детства робкий парень, заикающийся, закомплексованный. На войне в Намибии ему, как сейчас говорят, крышу сорвало. Убивали там партизан, забавляясь, упиваясь кровью и страданиями. Считается, что у него был посттравматический синдром. Думаю, это в самом деле так. Леонид Степанович умолк. — Занимательный персонаж, — кивнул Олег, рассматривая фотографию. — Интересно, не мог он использовать в своей кровавой работе наработки Бассона? Архивист пожал плечами. Он, похоже, не собирался озадачиваться проблемами Ермилова. Более того, он напомнил о запросе на Крэйса. — На Крэйса информация есть, но ее я выдать не могу. Только при особом допуске. Извините. Олег направился к Сорокину, расстроенный. — Как работать, Сергей Романович? Это нельзя, то нельзя. В деле Крэйса наверняка можно найти упоминания об анониме. — Ты что думаешь, там написано — аноним это Иван Иванович Иванов, проживающий по адресу такому-то. Ничего нам это не даст и дело никто не даст. Во всяком случае, на данном этапе на допуск не рассчитывай, — Сорокин помялся. — Николайчук — архивист, сказал мне важное для нас. Связь с разведчиком была утеряна в 1992 году, как раз тогда, когда он передал документы автору письма. Пять лет Крэйс не выходил на связь. Поисковые мероприятия не принесли никаких результатов. А если учесть, что они проводились в девяностые, сам понимаешь, особо тщательными они вряд ли были. Плохое финансирование, нехватка кадров… В прессе ЮАР не публиковались никакие компрометирующие нашего разведчика материалы, стало быть их спецслужбы не вышли на него. Поэтому наши сотрудники, занимавшиеся разведчиком Крэйсом, сделали вывод, что с ним произошел несчастный случай или естественная смерть. Чему, впрочем, тоже нет подтверждений. Дело закрыли и строго засекретили. Есть опасения, что он мог переметнуться на ту сторону. Но, как говорится, нет тела, нет дела. Пока не найдется он, живой или мертвый, с него не смыто подозрение в предательстве. Дело нам не дадут. Не сможем узнать ни биографических данных Крэйса, ни его подлинного имени, ни псевдонима, ни род деятельности, и его донесения нам пока не доступны. — Почему? — Странный вопрос, — сухо прокомментировал Сорокин. — Надо работать с тем, что есть. Докладывай, что еще нарыл. Ермилов с хмурым видом рассказал о репортаже Меркуловой. О Юджине де Коке, связав его с проектом «Берег». — Предполагаю существование уникальных документов, содержащих секретную информацию о проекте «Берег». Подтвердилось написанное в отчете голландца, что лаборатория называлась Роодеплат. Герман, судя по всему, работал именно там или находился в Роодеплате в тот момент, когда туда приехал Ван Дер Верф. Еще в проекте «Берег» участвовал «Дельта-Джи Сайнтифик» — исследовательский отдел, который возглавлял доктор Йохан Кёкемоэр. В состав этого отдела-фабрики входило пять лабораторий, оборудованных по последнему слову техники. Официально «Дельта-Джи» производила слезоточивый газ, все остальное было засекречено. Активно поддерживали работу над проектом спецслужбы Великобритании и США. — Вопрос с твоей поездкой в Лондон решен, — удовлетворенно кивнул Сорокин. — Если этот аноним решился бросить письмо, он в принципе намерен избавиться от документов. Будем его искать. — Иголка в стогу сена, — пробормотал Олег. — Не ворчи. Будем искать. Игра стоит свеч, — Сорокин ободряюще улыбнулся, но тут же, посерьезнев, продолжил: — Переговори с дипломатом и его женой, обнаружившим письмо, с Максимом Тепловым — это офицер безопасности, наведайся в тот отель, штамп которого на конверте. — Мы ведь обсуждали уже, что аноним мог просто зайти в отель и взять конверт. — Мог, — покладисто согласился Сергей Романович и замолчал, размышляя. Разговаривая с шефом, Олег частенько ощущал себя по меньшей мере слабоумным. — Мог, — повторил Сорокин. — Но проверить надо. Наша работа заключается в том, чтобы проверять, перепроверять, доверять своим глазам, но еще раз все равно проверять. Вдруг первое мнение ошибочное. Как например с Кройсом-Крэйсом. — Ну да, — виновато кивнул Ермилов. — Ты зря переживаешь. Проблемы перевода были не только у нас, но и у Теплова — офицера безопасности в Лондоне, и у полковника Мальцева из СВР. Все решили, что он Кройс, да и дело не в переводе, а в почерке автора… Думаю, дня три тебе хватит на осмотр достопримечательностей? — Надеюсь, — хмыкнул Олег, понимая, что времени на рекогносцировку в Лондоне будет в обрез и надо будет использовать его максимально эффективно. — Я разговаривал с полковником Мальцевым, чтобы Теплов оказал содействие. В отпуск он так и не уехал, как планировалось. Его руководство сочло необходимым в ситуации с этим письмом перенести отпуск. Теплов наверняка не обрадовался. Но я знаю, что он с твоим Руденко — однокашники, приятели. — Почему это Руденко мой? — смутился Ермилов. — Ты же с ним тесно общался, когда расследовал дело Дедова. Сам же говорил. Олег не помнил, чтобы рассказывал что-то Сорокину, об офицере безопасности из посольства РФ с Кипра, с которым у него и правда возникла взаимная симпатия. Но отмолчался. — Может, попросить все это сделать Теплова? — предложил Олег. — Можно было бы. Но Теплов и по горячим следам не стал действовать. Думаю, и сейчас не захочет проявлять усердие. Видимо СВР не восприняло всерьез анонимку. Или у них какие-то внутренние заморочки. Но не дать ход делу они не могли… А мне важнее твои личные впечатления от беседы с Тепловым и дипломатом. Ты опытный следователь, а значит неплохой психолог, и это нам сейчас как нельзя кстати. Детали, необходимы детали. У тебя еще срок загранпаспорта не закончился? Ну, того, который оформлял еще работая в Генпрокуратуре? — дождавшись кивка Ермилова, Сергей Романович продолжил: — Тогда полетишь по тому паспорту. Оформим командировку. «Пропишешься» там в посольстве. Так спокойнее. Сорокин имел в виду, чтобы по приезду Олег встал на консульский учет. Глава пятая Запах бекона и яичницы разбудил Олега. Он не сразу понял, где находится. Напротив кровати висело овальное зеркало в массивной золотистой оправе. Ермилов потянулся, припоминая, что вчера поздно вечером самолет с ним на борту приземлился в Хитроу. На кэбе он доехал до маленькой гостиницы, расположенной в центре Лондона, и сразу повалился спать. Номер в гостинице оказался крохотным, и высокий, довольно крупный Ермилов, разбирая сумку и одеваясь, стукался об углы кровати, тумбочки и комода, но был вполне доволен, поглядывая в узкое окно на шумную улицу с непривычным левосторонним движением и черными кэбами. В детстве он всегда хотел побывать в Лондоне, на родине Шерлока Холмса. Но никак не подозревал, что попадет сюда по служебной необходимости. Спустившись в маленький гостиничный ресторанчик, он позавтракал, разглядывая развешенные по стенам фотографии с Уимблдона. Тут были и черно-белые с чемпионами прошлых лет, и свежие, прошлогодние — Пит Сампрас и Венус Уильямс. Видно хозяин любитель большого тенниса. Олег тоже уважал этот вид спорта и сам любил играть и делал это весьма неплохо. Мать в детстве запихнула его учиться в английскую спецшколу и таскала на занятия теннисом. С возрастом он оценил ее самоотверженность. Английский сидел у него в подкорке. Причем к ним по обмену в школу приезжали английские подростки, и язык у него не был пассивным, Олег мог легко общаться. По дороге из своей гостиницы в посольство Олег решил зайти в отель St. Simeon, хотя это было нарушением инструкции о том, что первым делом надо идти регистрироваться. Ермилов обратил внимание на витрину магазинчика с шотландской символикой, где продавали вещи из шерсти и пледы. Он не собирался ничего покупать, его волновало, не следят ли за ним. Еще свежи были воспоминания годичной давности, когда на Кипре за ним принялись следить от аэропорта. Ермилов зашел внутрь и приблизился к витрине изнутри, рассматривая красно-черный плед, а заодно и улицу. Олег никого не заметил, но решил перестраховаться и спросил у продавщицы: — У вас есть выход на другую улицу? — А вы будете что-то покупать? — вопросом на вопрос ответила полноватая женщина, похожая на индианку. — Пожалуй, — Олег взял с витрины тот плед, который рассматривал и протянул продавщице. Он вспомнил стих Мандельштама, который любила читать Люська на вечерах в институте. Ему запомнилось и волновало его особенно одно четверостишье из этого сложного и атмосферного стихотворения: «Есть у нас паутинка шотландского старого пледа, — Ты меня им укроешь, как флагом военным, когда я умру. Выпьем, дружок, за наше ячменное горе, — Выпьем до дна!» Он расплатился за плед. И обрадованная продавщица выпустила его через черный ход. Ермилов быстро пересек улицу и свернул за угол. Остановил такси и поехал к гостинице Святого Симеона. С одной стороны улицы монолитно возвышались пятиэтажные дома, старые, кирпичные, коричневые с красным, с колоннами и белыми балюстрадами. С другой, где гостиница, дома были схожие по архитектуре, но превалировал белый цвет. Такая же маленькая гостиница, как та, в которой остановился Ермилов, удивила еще большей компактностью. В вестибюле ресепшн выглядел как киоск — окошко в стене, внутри миниатюрный офис с компьютером, жутко захламленный папками. Объявления и расценки хозяин вывешивал на раздвижных окошках этого офиса-киоска. Наверх, к номерам, вела крутая лестница с белоснежными перилами и синим ковролином на ступеньках и на площадках между этажами. В офисе сидел лохматый молодой парень с серьгой в ухе и с тощей шеей, увитой шнурками с талисманами и подвесками в виде скейта, роликов и всякой дребедени, которую странно было видеть на парне, а не на девчонке. — Мистер, собираетесь у нас остановиться? — Может быть, — Олег пристроил пакет с пледом на полированную стойку, за которой сидел хипповатый парень. — Не знаю, приятель рассказывал мне о вашем отеле. Да, вроде бы он здесь останавливался, — Ермилов огляделся. — У вас случайно не найдется конвертика? Парень пожал плечами, полез под стол и достал оттуда точно такой же конверт, в каком было запечатано послание, с фирменным штампом отеля. — У вас такие конверты, наверное, часто постояльцы просят, чтобы отправить открытку домой? — Да нет. Я бы не сказал. — А за последний месяц кто-то просил такой конверт? — Олег улыбнулся и повертел конверт в руке, но увидев, что парень напрягся и не собирается отвечать, Ермилов демонстративно достал десять фунтов и сунул их в конверт. Поскольку портье продолжал молчать, Олег добавил еще столько же и положил конверт на стойку. — Ах, да. Припоминаю, — портье придвинул конверт к себе. — Жил тут один чудик. Высокий, немолодой. Их тут много заехало. В Лондоне проходил съезд портовых работников из разных стран. У нас их тоже размещали. Перед глазами мелькали… А этот и запомнился только потому, что конверт попросил. — Как его звали? — Вы понимаете, сэр, — портье отодвинул конверт. — Тут у нас был большой переполох, не знаю, имею ли я право рассказывать… — Отчего же, мы ведь с вами просто сплетничаем, по-приятельски, — Олег добавил в конверт еще две купюры, надеясь, что это, что называется, в коня корм. Портье быстро смахнул конверт к себе на стол со стойки. И, подавшись вперед, упершись локтями в стойку, негромко заговорил, не особо заботясь, понимает ли Олег его торопливую английскую речь. Но Ермилов понял. Парень даже вспомнил точную дату, когда все случилось. Как раз в день подброса письма, и накануне того, когда Теплов пошел на несостоявшийся контакт. Днем вдруг улицу перекрыло несколько черных машин. В вестибюль вбежали человек пять представительных мужчин. Отчего-то у портье не возникло крамольного желания проверять у них документы, он не сомневался, что они из спецслужб. Разговаривали требовательно, надменно. В этот день как раз менялись постояльцы, съезжали одни, въезжали другие. Гостиница в туристический сезон не пустовала и пользовалась спросом из-за дешевизны. — Они тоже спросили про конверт, — парень криво улыбнулся. — Только я ни с полицией, ни с их спецслужбой дела иметь не намерен. Вы-то, я вижу, иностранец. Потому вам скажу. Олег подумал, что дело вовсе не в этом, а в деньгах. Парни из спецслужб чувствовали себя в своем праве и, конечно же, денег за правдивые ответы не предлагали. «К тому же, — подумал Ермилов, кивнув портье с благодарностью. — Он, похоже, араб. А наш эксперт-почерковед предположил, что аноним носитель арабского языка, английский ему не родной». — Вот, — портье протянул бумажку с именем и фамилией, и с адресом теперь уже не анонима. У Ермилова мурашки побежали по затылку от удивительного везения. Как легко получилось. — Он что съехал на тот момент? — Олег кивнул на имя на клочке бумаги. — Ну, когда по его душу пришли. — Нет, но в отеле его уже не было, — пожал плечами портье. — Когда у него заканчивалось время пребывания в вашей гостинице? — Только на следующий день к вечеру. Он правда расплатился накануне. Так что никаких претензий к нему у меня нет. А почему такая суета вокруг него? Немолодой человек, седой, тихий. Причем здесь конверт нашего отеля? — Думаю, это недоразумение, — уклончиво ответил Олег. — И вам не стоит никому рассказывать ни об этом седом господине, ни о нашем разговоре, — Олег прибавил еще одну купюру к остальным, чем заметно порадовал портье. — А что вы ответили тем людям насчет конверта? — Сказал, что конверт мог взять любой постоялец, они же не в сейфе лежат. Подходи и бери. — Но вы же их достали откуда-то из-под стола, — недоверчиво заметил Ермилов. Ему вдруг в голову пришло, не водит ли его портье за нос, и портье ли он? Может, сотрудник СИС и просто морочит недалекому русскому голову. — Это я потом убрал! — рассмеялся парень. — Раз на конверты такой спрос. Вы не думайте, я никому не скажу. Я — араб и тот человек тоже. А мы своих англичанам не сдаем.