У причала покачивались четыре «Метеора». Три одинаковых, блестящих на солнце свежей краской, сияющие металлическими деталями на палубах так, что глазам больно. Вдоль бортов тянулась надпись красивым шрифтом с виньетками: «Любовь на вылет». Четвертый же был не столь впечатляющим. Выглядел он как пыльная дворняжка, которая забрела на выставку породистых собак. Видавший виды, давно не крашенный, с мутными стеклами, и даже швартовочный канат был явно потертым и очень старым. – Спорим, – спросила Алла, – что именно на нем поедет Иннокентий? – Точно, – поддержала Барби. – Почему? – Я правда не понимала. – Потому что он будет снимать нас по дороге туда. А что нужно делать для того, чтобы самая грязная посудина не попала в кадр? Правильно, поставить именно на ней камеру! – Главное, чтобы не особо командовал «посмотрите налево, посмотрите направо», – пробормотала я, натягивая куртку. К нам уже приближалась процессия с Игорем во главе. – Хочу по дороге любоваться видами, а не позировать. – Не докричится, – усмехнулась Алла. – Не бойся. Тут без тебя найдется куча желающих позировать. Будут томно опираться на перила, романтически смотреть вдаль и думать о том, что чем чаще светишься на экране, тем больше шансов дожить до финала. – Дожить до финала? – подозрительно спросила я. – Вылет из шоу как маленькая смерть, – торжественно проговорил злой эльф и потянул нас к ближайшему «Метеору». Организаторы шоу и операторы действительно оккупировали старую посудину. И, когда мы все загрузились, Игорь вооружился мегафоном и прогремел так, что вздрогнули не только мы, но и все прогуливающиеся рядом туристы: – Мы едем в Петергоф! Упс. Кому-то достанется туесок. Я достала телефон и стала писать Зинчику, слушая вполуха про красоту паркового комплекса и фонтаны, к которым нам нельзя будет подходить после того, как выдадут костюмы. Но едва сообщение было отправлено, как Игорь завершил свою речь на торжественной ноте: – Место действия – дворец Монплезир! Упс. Не тот дворец. Похоже, что один-один. Зелье очарования в обмен на волшебную корзиночку. Пока я писала Зинчику второе сообщение, «Метеоры» успели отойти от причала, медленно развернуться и полететь над водной гладью. Я с наслаждением закрыла глаза, чувствуя, как брызги целуют лицо. Виу! Мы плывем в Петергоф! Я буду танцевать на балу в настоящем замке! Чайки над моей головой весело кувыркались в воздухе, гоняясь друг за другом, солнце играло с облаками в пятнашки, и день обещал быть волшебным. Как и предсказывала Алла, Иннокентий метался туда-сюда вдоль борта своего кораблика, раздавал указания операторам и, казалось, успевал заснять все и вся. Изредка он хватал мегафон и громко просил всех принять изящные позы, но в целом это совсем не портило настроения. Алла стояла, закрыв глаза и раскинув руки, как будто пыталась обнять встречный ветер. По-русалочьи длинные волосы красиво развевались по воздуху, и, думаю, Иннокентий наконец сумел снять идеальные кадры. Без злого лица. Барби смотрела на воду и о чем-то думала. Потом тронула меня за локоть: – Как думаешь, небось Александр на машине туда приедет? – Если только Иннокентий тайком не пронес его в мешке на борт заранее и не погрузил в трюм. – Жаль, – она повела плечами. – Знаешь, странно, я ж давно в этом бизнесе и знаю, как что делается, а все равно жаль… Нам же к миллионеру толком подойти не дают. Ни познакомиться, ни узнать его получше. Я даже не говорю о чувствах… да просто перекинуться парой слов бы… А в итоге для зрителей это будет выглядеть совсем по-другому. Все смонтируют так, что на экране будет и романтика, и томные взгляды, и волнение… Только кого волнует, что чувств за ними нет? – Ага, – кивнула Алла, не открывая глаз. – Любовь-то где? – В сценарии, – ответила я. – Только нам его почитать не дадут. – А хотелось бы. Заранее бы знали, кто назначен главной героиней, кто ее подругой, а кто жертвой. Я повернула голову к Алле и посмотрела на ее профиль, сложенный из острых углов, будто вырезанный из белой бумаги. Хотелось бы знать, шутит она или серьезно. А Барби вздохнула и разжала кулак, отпуская в полет маленькую фиолетовую звездочку. – Что это? – Счастливый цветочек. Сирень. Думаю… пусть нам повезет. Сирень и вода. Семь мостов. Меня настигло острое чувство дежавю, и наш «Метеор» мягко подпрыгнул на волне и пошел широкой дугой, взрезая носом белые барашки пены. А впереди, на горизонте, светилась под брюхом серой тучи огромная радуга. Говорим «Петергоф» – подразумеваем фонтаны, говорим «фонтаны» – подразумеваем Петергоф. Так вот. Первое, что нам сказали, когда мы перебрались с «Метеоров» на твердую землю, – это «ни в коем случае к фонтанам не подходить!» Я даже удивилась, что никто громко не возмутился. – А для тех, кто собирается нарушить запрет, – желчно добавила Ангелина, глядя почему-то именно на меня, – у меня напоминание: загляните в свой договор и убедитесь, что порча казенного имущества облагается штрафом. Ааа! Вот реально, так и сказала. Порча казенного имущества. – Такое впечатление, – сказала Алла, вроде как ни к кому не обращаясь, но так звонко, что услышали все, – что мы беспризорницы, которых по капризу великого князя привезли с городских улиц на летнюю дачу. А прислуга перепугалась, что мы сейчас все розы повыдергаем и фонтанчики питьевые засорим, вот и бесится. – Не, вы реально боитесь? – поддержала я. – Что мы сломаем фонтаны, которые стоят уже многие десятилетия под напором тысяч туристов? – Не фонтаны, – закатила глаза Ангелина. – Не фонтаны. И молча повела нас к Монплезиру. Выглядела она при этом как утка-чайлдфри, на шею которой повесили всех утят, а утята ведут себя как хотят. Вместо того, чтобы послушно вышагивать следом и чинно покрякивать. Поэтому, заходя во дворец, я не могла не сказать: – Кря-кря! Сделала всего несколько шагов и застыла, улыбаясь. Этот маленький дворец был словно соткан из света и морского ветра. Панорамные окна выходили на залив, и синяя даль отражалась во всех зеркалах, начищенных канделябрах и лакированных портретах. Пол был выложен черно-белой шахматной плиткой, и мне тут же захотелось то ли прыгать по квадратикам на одной ноге, играя в классики, то ли ходить конем. Или слоном. Да кем угодно. Потому что дворец был живым, настоящим и будто сразу переносил своих гостей в сказочные, уютные, нездешние времена. Я даже не сразу поняла почему… – Обалдеть, какие у них связи, – проговорила Алла. – Ммм? – Все таблички и музейные шнуры убраны. – Даа, – Барби глядела по сторонам, приоткрыв рот от восхищения. – Или у них очень много денег. – Так миллионер же, – улыбнулась я. Действительно, без музейных работников-церберов, без расставленных в углах залов стульев, без канатов, запрещающих табличек и аудиогидов дворец оказался уютным, теплым, солнечным… каким-то донельзя настоящим. Я даже на миг забыла, что это все реалити-шоу и понарошку. Но мне быстро напомнили. Ангелина вышла в центр зала и прокричала: – Подходите по одной, тяните жребий! Потом по галерее направо, там несколько комнат выделили под гримерные. Вас переоденут и уложат волосы. Да, последнее точно не помешало бы после поездки на «Метеоре». Особенно если половину дороги вы на носу судна играли в постмодернистское переосмысление «Титаника». Самым трудным оказалось держать серьезное лицо, когда в него фигачит ветер, а ты такая в роли Леонардо ди Каприо, но не того, который юн и прекрасен, а того, который убил медведя за «Оскар» и теперь как бы с этим медведем в обнимку стоит. Короче, ржали мы так, что чуть не свалились за борт. Жребий прятался в записках, записки – в печеньке с предсказанием, а печеньки – в громадной черной шляпе. Наверняка распределяющей. – Скажите, – шепнула я шляпе, доверительно взяв ее за обвисшие поля. – Неужели в Хогвартсе так мало платят, что приходится брать халтурку внутрь себя? – Очередь не задерживайте, пожалуйста, – прошипела Ангелина, и я решила, что они со шляпой в доле, получили тут откат, обстряпали выгодное дельце и теперь боятся, что их раскроют. Пфф. Как будто у меня других дел мало. Я разломала свое печенье, развернула бумажку и увидела: «Англия, 1870». Если бы я получше разбиралась в истории моды, то уже в этот момент ощутила бы непреодолимое желание сбежать к фонтанам, покинув бал до его начала. А так я доверчиво пошла в руки костюмеров, еще не зная о своей тяжкой участи. – Ух ты! – восхитилась Барби. – Какой у тебя бант на попе! Даже стыдно как-то называть его просто «бант». Бантище в квадрате! – Да и попу эту хочется как-то поторжественнее обозначить… – присоединилась Алла. – Сколько там слоев драпировки? Три? Четыре? – Ха, – лаконично ответила я. Потому что длинными предложениями говорить не хотелось. Корсет был затянут настолько туго, что и дышать-то получалось через раз. Не то что вести содержательные разговоры. Из-за турнюра сзади я не чувствовала собственных габаритов и уже снесла на пол кисточки для макияжа (в гримерной), скатерть (со столика в коридоре) и чуть не свалила картину (со стены в зале). Трех приключений – в буквальном смысле приключений на свою попу – мне хватило, чтобы понять: надо держаться в центре комнаты и ни в коем случае не подходить к мебели и стенам. Иначе уроню какую-нибудь казенную вазу и получу такой штраф, что придется точно выигрывать, окольцовывать Александра и получать доступ к его деньгам. А то своих явно не хватит. Еще веселья добавляли длинные перчатки выше локтей на мелких жемчужных пуговках. Их постоянно хотелось стянуть, бесила невозможность прикоснуться голыми подушечками пальцев к перилам на террасе, к спинке стула, к руке подруги, да хотя бы к подолу самого платья! Оно было, безусловно, красиво. Молочно-золотистого цвета, из плотной шелковистой ткани, с роскошными кружевами и драпировками сзади. А кудри уложили так ловко, потратив несколько десятков шпилек и полбаллончика лака, что из зеркал теперь на меня глядела не озорная растрепанная девица, а настоящая викторианская красавица. Даже волосы будто потемнели и стали не рыжие, а каштаново-красные, донельзя благородного цвета. Но, несмотря на всю эту красоту и волшебное преображение, я просто задыхалась в футляре из ткани, тщательно упакованная и затянутая с ног до головы, отрезанная от обычного восприятия мира. Как же хорошо, что я живу сейчас, а не тогда! Алле и Барби повезло больше. Эльф щеголял в темно-зеленом суконном платье тринадцатого века. Очень длинные рукава и шлейф подметали пол, но больше никаких неудобств у Аллы не было. Причем этот костюм ей удивительно шел. Если я толком не узнавала себя в зеркале, то она, казалось, так вот и ходила всю жизнь… просто мы раньше не замечали. И еще очень, очень не хватало острых ушей! А Барби досталось «Чикаго, 1920» и переливающееся блестками золотисто-черное платье по колено. На голове – ленточка с пером, на подоле – позвякивающая бахрома из бусин, в руках – сигарета с длинным мундштуком. Ау, Голливуд, я уже иду тебя покорять! А еще длинные бусы в несколько рядов и чулки в сеточку. Идеальный образ для мюзикла. – Мы оба держались за пистолет, – промурлыкала Барби в такт моим мыслям, и я до ужаса отчетливо поняла, насколько сильно не хочу, чтобы кто-нибудь – или она, или Алла – играл против меня. Это было бы настолько несправедливо и обидно, что… – Охх, – перебила Барби мои дурацкие мысли, поднимая глаза. Я оглянулась и увидела, как в зал, наполненный красавицами из разных эпох и стран, торжественно заходят кавалеры. Все они были одеты по моде девятнадцатого века: бархатные и шелковые жилеты с вышивкой, узкие сюртуки и шейные платки, заколотые роскошными брошами, прямые темные брюки и остроносые блестящие туфли… – Нечестно, – прошептала Алла. – Почему они схалтурили? Не все века представлены! Я бы поглядела на господ в модных гульфиках или пышных шароварах. Но господа схитрили не только в этом. Все они были в черных бархатных масках, закрывающих половину лица. И понять, где тут у нас миллионер, не было решительно никакой возможности. Разве что по голосу… – Внимание-внимание! – В центр зала вышел блондин в маске, интонациями подозрительно напоминающий Игоря. – Сейчас будет играть музыка… Танцы разных эпох и стилей. Если вы готовы танцевать и хотите, чтобы вас пригласили, то остаетесь стоять ближе к центру. Если хотите отдохнуть или не знаете танца, отходите, пожалуйста, поближе к стене. Видите, очень простые правила! Очень, очень простые. С моим решением держаться от стен подальше я, похоже, буду плясать весь день напролет совсем без отдыха и возможности перевести дух. В корсете, угу. Осталось только понять, как это делать с такой огромной жо… то есть турнюром. И тут откуда-то из-под потолка полилась музыка. Первые аккорды венского вальса. Действительно, с какой еще мелодии начинать настоящий бал? Алла быстро подобрала подол и отступила к стене, Барби подхватил и закружил один из одинаковых красавчиков, а в мою попу разом врезались две пары танцующих.