– А что говорить-то? – ответил Илья. – Мне приехать? – Необязательно. – Но… – Во всяком случае, не сейчас. – Хорошо, я приеду завтра, – проговорил Андрей и отключился. – Это Андрей звонил, – пояснил Илья жене. – Я поняла, – отозвалась Ариадна. – Он волнуется за тебя. – Спасибо. – Завтра приедет. – Хорошо. А сейчас идём спать. Мне завтра рано вставать. Несмотря на случившееся Ариадна Борисовна продолжала работать. Она даже была уверена, что её дело помогает ей справиться с переживаниями, не давая душе остаться с ними один на один. А ещё Незвецкая никогда не страдала от бессонницы. Положив голову на подушку, она сразу засыпала. В отличие от Екатерины Гусаровой, метавшейся всю ночь по квартире, которая без Бориса казалась ей пустой, как клетка на необитаемом острове. В ней была только она. И за окном – сочащаяся розовым светом луна. Катя специально не закрывала шторы, чтобы видеть хотя бы луну. Слёз у неё уже не было, она все их выплакала в первые часы после осознания того, что Борис уже никогда не будет с ней. И теперь только тихо подвывала от отчаяния. Её родители жили на Сахалине, и она даже звонить им не стала. Ведь помочь ей они ничем не могут, так зачем же заставлять страдать ещё и их. Подруг у неё, как верно заметил Илья, не было. На работу после окончания вуза она так и не устроилась, потому что Борис был против. Катя очень надеялась, что у них будут дети, но они так и не появились. И вот теперь она совсем одна. Правда, у неё хорошие отношения с дочерью Бориса Ариадной. Но звонить сейчас Ариадне и изливать ей своё горе, по мнению Кати, было бы просто кощунственно. Ведь Ариадна сама страдает не меньше её. Вот и выходило, что жаловаться на судьбу Катя могла только луне, которая, по-видимому, прониклась сочувствием к ней, вон как приникла к окну. Кажется, и не оторвать. Мирослава распланировала с вечера, куда ей нужно поехать и с кем поговорить. Мориса она предупредила, что поставила капкан на Лиса. Так они между собой иногда называли Наполеонова. А Миндаугасу предстояло приготовить приманку в виде пирожков с ливером, картошкой и яблоками. – В одно прекрасное время, – сказал Морис, – наш Шура растолстеет, как Винни Пух, и застрянет в дверях. – Ничего, – утешила его Мирослава, – подождём, пока он похудеет. – А в период ожидания не будем кормить? – Естественно, – рассмеялась она. – Вы меня утешили, хоть какая-то экономия времени и продуктов. – У меня для тебя на завтра задание, – сказала она уже серьёзно. – Какое? – Постарайся выудить из Интернета всё, что можно, о Борисе Аввакумовиче Гусарове, о его жене Екатерине Гусаровой, о дочери Ариадне Борисовне Незвецкой и зяте Илье Маратовиче Незвецком. – Это всё? – Пока да. Хотя, возможно, потом меня заинтересуют и другие лица, задействованные в этой истории. – Я видел несколько живописных полотен Незвецкого… – И как? – Мне они понравились. Есть в них что-то очень реалистичное и в тоже время душевное. Сейчас так пишут немногие. – Пожалуй. Ты видел его картины в Интернете? – Нет, в галерее. В Интернете не то. Но вам стоит взглянуть на них хотя бы в Интернете. – Хорошо. Завтра вечером. – Завтра так завтра, – согласился Миндаугас. На следующий день утром Мирослава отправилась в вуз, где в течение 21 года преподавал Борис Аввакумович Гусаров. Хотя она сразу предупредила, что является частным детективом и беседовать может только с теми, кто согласится на это, ей никто не отказал – ни коллеги Гусарова, ни ректор, ни студенты. Было видно, что, несмотря на свой сложный характер, о чём ей сказал один из студентов, Борис Аввакумович пользовался уважением. Другой студент охарактеризовал Гусарова как въедливого, но справедливого препода. Студентки же, как показалось Мирославе, вообще чуть ли не боготворили его. Беседуя с сослуживцами, Волгина спросила и о вечеринке, после возвращения с которой Гусаров и был убит. Коллеги подтвердили, что отмечали защиту диссертации в сугубо профессиональном кругу. На вопрос, были ли там дамы, ответили: конечно, были, Галина Ивановна Нурмухаметова, старейший профессор вуза, и Маргарита Витальевна Наумова, преподаватель английского языка. За Нурмухаметовой приехал сын, а за Наумовой муж, все остальные отправились домой на такси, в том числе и Гусаров. Но номера такси никто не заметил. Однако Галина Ивановна подтвердила слова его жены, сказанные следователю, о том, что Борис Аввакумович всегда вызывал такси одной и той же компании. – Вы не помните, какой именно? – спросила Мирослава, не надеясь получить ответ. И неожиданно услышала: – Почему же не помню, мне до ста ещё восемнадцать лет, – рассмеялась профессор, – компания называется «Олений бег». – «Олений бег»? – переспросила Мирослава. – Да, именно так, и в справочнике есть номер их телефона. – Спасибо большое. – Не за что. Мы все тут хотим, чтобы убийца был найден. Поверьте мне, Гусаров был стоящим педагогом. К тому же ладил со студентами, что даётся далеко не каждому. Да и вообще неплохой он был мужик, – вздохнула женщина. Мирославе хотелось бы узнать что-нибудь о личной жизни Гусарова, но на свои деликатные попытки вывести хоть кого-то из преподавателей на скользкую дорожку откровенности получала один и тот же ответ: – У Бориса Аввакумовича была молодая жена, чего вы ещё хотите? – Правды, – мягко замечала она. Но в ответ ей только качали головами и укоризненно щёлкали языками, точно застали её за кражей грязного белья из их корзины. «Молчат как партизаны», – вздохнула про себя Мирослава. Ей казалось, что коллеги Бориса Аввакумовича о чём-то недоговаривают. Но дальнейшие расспросы она отложила, боясь настроить людей против себя. Надо будет придумать другой ход. А пока… Глава 6 Пока она решила отправиться по месту жительства Гусарова и поговорить с соседями и, если получится, с его женой. Въехав во двор и затормозив у края дворовой автостоянки, она услышала громкие причитания, а потом не менее громкое мяуканье кошки. Выбравшись из машины, Мирослава увидела мечущуюся вокруг дерева старушку. Платок сбился с головы женщины, седые волосы растрепались, по морщинистым щекам ручьём текли слёзы, которые она время от времени вытирала фартуком. Почти на самой вершине тополя сидела кошка и плакала не менее жалобно, чем её хозяйка. Выбежавший из подъезда пузатый мужичонка задрал голову и закричал: – Слезай немедленно, шалава! А то сейчас запущу камнем! – Я тебе запущу! – набросилась на него с кулаками старушка и так треснула мужика по спине кулаком, что он аж подпрыгнул на месте. – Ты чё, сдурела, Петровна?! Я же только пугаю её! Испугается и слезет! – Она и так напугана! Из подъезда вышел ещё один мужчина, на этот раз молодой. Он тоже задрал голову и посмотрел наверх. – Гена! – кинулась к нему старушка. – Сними мою Нюсю! Я за тебя свечку в церкви поставлю! – Не, тётя Люба! Высоко больно, а я высоты боюсь. Старушка снова залилась слезами. Кошка же закричала так дико, что у присутствующих кровь в жилах застыла. – МЧС вызывать надо, – заявил мужичонка. – У неё пенсии не хватит за вызов расплатиться, – хмыкнул молодой мужчина. Из окна третьего этажа высунулась женская голова в бигуди. – Что тут за ор? – Да вон, – пояснил мужичонка, – кошка Петровны залезла на дерево и боится спускаться. – Следить надо за кошкой, – пробормотала женщина и скрылась из виду. Мирослава уже прикинула, что ни с балкона, ни с крыши до кошки не дотянуться. Придётся лезть на дерево. Высоты она не боялась, и, решив вспомнить детство, стала забираться на дерево. Вокруг заохали, мужчины стали давать ей советы, как ловчее залезть. Серая мраморная кошка сидела почти на самой вершине. Мирослава подумала, что у дерева крепкий ствол, а до ветки она дотянется. Главное, чтобы кошка не испугалась ещё больше и не сиганула вниз. Поэтому, добравшись до верха, она стала нежно разговаривать с кошкой, называя её по имени: – Нюся, Нюсенька, не бойся, лапонька. Иди ко мне, малышка.