– Значит, ваша сестра воспитывала сына одна? – Получается, что одна. Хотя мы с мужем всегда ей помогали по мере наших возможностей. Мы и сами не шиковали. Но если покупали что-то своим детям, то и Борю не обделяли. А летом ехали всей оравой в Крым на двадцать четыре дня. – Семыкина посмотрела на Мирославу, видимо прикидывая её возраст, и сказала неуверенно: – Вы и сами, поди, помните, как это раньше было. Мирослава согласно кивнула, хотя в силу своего возраста помнила далеко не всё. – Боря хорошо учился, – сказала Тамара Ивановна, – понимал, что матери тяжело и проталкивать его по жизни некому, вот и старался. Один раз только Зину огорчил. – Женщина неожиданно замолчала. – Чем же? – тихо спросила Мирослава. – Женился рано, и почти сразу у них с женой дочка родилась. Ариадночка. Но девочка была такой миленькой, что Зина скоро растаяла. Да недолго ей, бедняжке, пришлось радоваться внучке. – Ариадна тоже вас навещает? – Не то слово! – всплеснула руками женщина. – Она не только навещает нас, ещё и денег нам с мужем подкидывает. Мы ей поначалу говорили – не надо. Вроде как неудобно нам. А она и слышать ничего не хочет. Говорит, не возьмёте, баба Тамара, так я на вас обижусь. Хорошая девочка, – искренне похвалила Семыкина внучатую племянницу, – добрая. Только очень серьёзная, – Семыкина поджала губы и вздохнула. – Да и как ей не быть серьёзной, если в семье она вместо мужика. – То есть? – удивилась Мирослава. – Деньги-то Ариадна зарабатывает. А мужик её рисует. – Илья Маратович Незвецкий довольно известный художник, – осторожно возразила Мирослава, – и думаю, тоже зарабатывает продажей своих картин. – Много ли можно на картинах-то заработать, – покачала головой Семыкина, – поди, не деньги, а так, кошачьи слёзы. Все и тратит их на свои краски да холсты. – Это вам сама Ариадна сказала? – улыбнулась Мирослава. – Как же, скажет она, – отмахнулась женщина, – это я сама своим умом допетрила. Допетривание тётки было явно ошибочным, но Мирослава не сочла нужным разубеждать женщину. Пусть родственники сами между собой разбираются. – А вы вот, наверное, не знаете, – тем временем продолжила Семыкина, – что и Ирмочка не одобряла выбора дочери. – Это мама Ариадны? – Она самая. Ирма Иннокентьевна и была той самой девушкой, на которой Боренька женился. А потом они разошлись. Я очень жалела об этом. – Почему? – Мне Ирма нравилась. Да и сейчас мы с ней в хороших отношениях. – Она ведь вышла замуж после развода с вашим племянником? – И скорёхонько, – вздохнула Семыкина, – думаю, что она уже была знакома с Георгием, когда подавала на развод. – А почему Ирма ушла от вашего племянника? – Чего уж тут греха таить, – снова вздохнула женщина, – погуливал от неё Борис. А Ирма была женщина гордая. Цену она себе всегда знала. Вот и сменила моего племянника на Тактолызина. Живёт с ним и горя не знает. – А общих детей у них нет? – Нет. У Ирмы одна Ариадна. И Георгий был ей как второй отец. – Ваш племянник, наверное, тоже недолго один оставался? – Как же, останется такой один. Он через полгодика, наверное, на Соне женился. Вот только и с ней недолго прожил. Соня тоже с ним развелась и за другого вышла. Живёт сейчас в Германии. – Как я поняла, ни одна из жён зла на вашего племянника не затаила. – Не затаила, – согласилась Тамара Ивановна, – хорошие женщины Борьке попадались. – А что вы скажете о Кате? – Да что о ней можно сказать? Молоденькая она, глупенькая. Борька как женился на ней, так сразу её под себя стал строить. – И что, построил? – улыбнулась Мирослава. – Вроде бы, – неуверенно проговорила Семыкина, – первое-то время она была по уши в него влюблена. Только и слышно от неё было – Боренька то, Боренька сё. – А потом? – А потом, – Тамара Ивановна задумалась, – трудно сказать, я их дел не знаю. Могу только догадываться. – И какие же у вас догадки? – Между Борей и Катей пробежала кошка. – Какая? – Вот этого я не знаю. Вроде всё по-прежнему, но Борис поскучнел. Может, просто снова ему приелась семейная жизнь, а может, Катя перестала постоянно идти у него на поводу. – Поэтому на банкет Борис Аввакумович пошёл один? – Нет, на эти банкеты вузовские он всегда один ходил. Не знаю, почему у них так заведено. – Тамара Ивановна, извините, если мой вопрос вам покажется дерзким… – Чего уж там, спрашивайте. – Может, у вашего племянника появилась новая возлюбленная? – Чего не знаю, того не знаю. Но мне кажется, что от Кати Боря не гулял. – А она от него? – Скажете тоже, – рассмеялась Семыкина. – А какие отношения были у вашего племянника с мужем дочери? – С Ильёй у него как раз отношения были хорошие. А вот брата его он недолюбливал. – За что? – Может быть, за то, что Андрей такой же гулёна, как Боря в молодости. – Вам об этом сказал племянник? – Нет, зачем же, Ариадна. – И что ещё вы можете сказать о брате мужа Ариадны? – Да ничего больше не могу сказать. Он человек холостой, пусть гуляет, если хочется, пока ярмо на шею не надел. – Под ярмом вы имеете в виду женитьбу? – улыбнулась Мирослава. – Её самую. – А у Ариадны с деверем хорошие отношения? – Я думаю, что да, раз она ему детей своих доверяет. – В смысле? – В самом прямом. Они с Ильёй ещё люди молодые, сходить куда-нибудь хочется, вот и просят Андрея с детьми посидеть. – Типа усатого няня. – Типа. – А что же няни у них нет? – Есть, но только дневная. Она у них не ночует. Да и, потом, лучше уж с родным дядей вечером оставить детишек, чем с чужой тётей, хоть и под наблюдением камер. – Видя, что Мирослава размышляет над её словами, Тамара Ивановна сочла необходимым добавить, – дети-то Андрея обожают. Он с ними возится больше, чем родной отец. Илью, мне кажется, кроме его малеванья, мало что интересует. – Вы имеете в виду живопись? – Её самую. Я порой даже удивляюсь, как это он решил жениться на Ариадне. Хотя, – женщина задумалась, – раньше вот говорили выйти замуж и жить за мужем. А теперь многие мужики женятся и живут за женой. – По-разному бывает, – сказала Мирослава.