Какие основные ошибки сегодня совершают родители? Немного волнуясь, я иду с этим вопросом в святая святых отечественной педиатрии – Национальный медицинский исследовательский центр здоровья детей Министерства здравоохранения Российской Федерации. Солидное белое здание начала 1960-х располагается на углу Ломоносовского проспекта и улицы Вавилова. Центру более 250 лет, его основала еще Екатерина Вторая. Изначально это была лечебница при Императорском Московском воспитательском доме, после революции заведение стало называться Домом охраны младенца, а несколько десятилетий спустя его преобразовали в научный центр. Сейчас это еще и многопрофильная клиника, куда везут лечить детей со всего бывшего СССР. Мне назначила встречу одна из местных гуру питания, профессор Светлана Геннадиевна Макарова, заведующая отделом профилактической педиатрии. Она диетолог с двадцатипятилетним стажем, специалист по пищевым аллергиям. Макарова принимает меня в зале для переговоров, за бесконечно длинным столом из красного дерева. Она начинает с плохой новости: в последние пару десятилетий здоровье детей в России имеет тенденцию к ухудшению. Причин несколько. Чрезвычайно активный рост промышленного производства, который негативно влияет на экологию. Это, в частности, провоцирует рост числа аллергиков. Плюс педагогические ошибки родителей. – Желание дать ребенку лучшее, этот естественный родительский инстинкт, в наше время часто реализуется не очень хорошо. Многие идут на поводу у рекламы. Людям очень трудно отличить, что правильно, а что нет, – говорит Макарова. – А что правильно? – уточняю я. – Помочь детям своевременно сформировать базовые социальные навыки, – отвечает профессор. – Научиться нормально есть – один из них. Особенно чреват осложнениями неправильный подход в первый год жизни ребенка: отголоски родительских ошибок могут потом всю жизнь давать о себе знать. И тут строгая визави интересуется, как обстоят дела с моим сыном. Она задает мне уточняющие вопросы. Когда я дала ребенку первый прикорм? Когда стала приучать его к твердой пище? Когда Боря начал есть сам? В каком возрасте пошел в детский сад? По критериям Научного центра здоровья детей я попадаю в категорию троечниц. Если не хуже. Потому что довольно долго – как минимум до полутора лет – боялась давать Боре кусочки твердой пищи и сильно измельчала еду. Это продолжала делать также и няня. Я, кстати, до сих пор варю в основном только крем-супы – это единственная форма, в какой мой сын готов есть овощи (при условии, что накидает в тарелку целую гору хлеба). Между тем, как выясняется, важнейший период в жизни малыша, который специалисты называют окном толерантности, – это возраст между четырьмя и шестью месяцами. Именно в это время российские и многие европейские педиатры рекомендуют вводить первый прикорм. – Чем дольше держать ребенка на одном типе питания, тем крепче формируется привычка и тем сложнее потом его отучить. И, скорее всего, у ребенка будет впоследствии избирательный аппетит, – объясняет профессор Макарова. Самое позднее в десять месяцев малышу необходимо начинать давать твердую пищу, в два года он должен уметь самостоятельно есть, а в три – сам себя обслуживать (умываться, чистить зубы, одеваться, пользоваться туалетом и т. п.). Поэтому в Научном центре единодушно выступают за раннюю социализацию: в детский сад ребенка следует отдавать не позднее чем в два года. По убеждению специалистов, пребывание в группе, под наблюдением профессиональных воспитателей, а не «недисциплинированных родителей», стимулирует у детей формирование социальных навыков, в том числе и адекватных пищевых привычек. Последнее утверждение, на мой взгляд, весьма спорно. Хотя бы потому, что от своих ровесников я всю жизнь слышу массу страшилок про «детсадовскую еду». Одна моя знакомая, например, несколько десятилетий спустя с ужасом вспоминает, как давилась в детском саду печенкой, потому что «нельзя ничего оставлять на тарелке». Если не удавалось выплюнуть ее в туалет, то она несла ненавистную печенку домой – за щекой (!!!). За что каждый раз получала от матери нагоняй. Стоит ли добавлять, что в сторону печенки эта женщина до сих пор просто смотреть не может? А эти бесконечные рассказы про второе, которое клали в остывшее первое, если ребенок его не доедал? И потом заставляли несчастных малышей давиться уже и тем и другим сразу. Что же касается социализации… Я сама не ходила в садик ни дня, но выросла стопроцентным экстравертом. Хотя не исключено, что, посещай я в свое время детский сад, в моих отношениях с едой, возможно, было бы чуть больше дисциплины (или наоборот). Я с детства почти не завтракаю (точнее, делаю это на итальянский манер: стакан воды, кофе и булочка). Люблю спонтанные перекусы и ем слишком быстро. Еще меня часто тянет на «вкусненькое». Что, впрочем, в наши дни далеко не редкость – у многих современных людей весьма инфантильные отношения с едой. В том смысле, что мы, когда вырастаем, часто продолжаем «сидеть» на любимых детских вкусах (а это далеко не всегда полезные продукты). По оценкам британских диетологов, каждый четвертый взрослый сегодня страдает пищевой неофобией, то есть боится пробовать новую еду и незнакомые блюда. Сама я неофобией не страдаю (хотя популярные в Италии телячьи мозги или тушеный говяжий желудок не буду пробовать, даже если мне за это заплатят), но моя любимая еда – она действительно родом из детства. Это упоминавшийся уже хлеб со щедрым слоем сливочного масла, посыпанного солью. Я даже картошку (второй продукт в рейтинге моих личных пищевых предпочтений) ем с хлебом. Опять двойка Почувствовав, что уровень тревоги у меня резко подскочил, звоню известному клиническому психологу Екатерине Блюхтеровой. Она специалист по отношениям между родителями и детьми и сама многодетная мама. Психолог соглашается, что количество детей, которые плохо едят, особенно в обеспеченных семьях, в России с каждым годом растет. Еще больше становится родителей, которые на этот счет страшно переживают. Что только усложняет ситуацию. Я задаю Екатерине все тот же вопрос: – Что мы, современные родители, делаем не так? Слишком уж много мы на себя всего берем: планируем, контролируем, слепо следуем абстрактным нормативам, считает Екатерина. В первую очередь в отношении такой естественной человеческой потребности, как еда. Чем выше уровень жизни и чем более развита наша цивилизация, тем больше мы теряем связь с природой, с самими собой – и с нашими детьми. – Важно научить ребенка тому, что еда, сон и питье – все это нужно ему самому, – объясняет Блюхтерова. – Именно ему, а не маме. А когда мама пытается тебя насильно накормить, напоить, уложить спать, ты теряешь связь с собственным телом, перестаешь слушать и осознавать его сигналы. То есть не понимаешь, когда голоден, а когда сыт. И чем сильнее родитель давит, тем больше ребенок может этим пользоваться – сопротивляться, манипулировать. Так дети способны даже довести себя до истощения: я в своей практике не раз с этим сталкивалась. Я хорошо понимаю, о чем говорит Екатерина. Я вижу нечто подобное у своего сына. Нет, об истощении, к счастью, речи нет, но я замечаю, что довольно часто он засовывает в рот еду и глотает ее, практически не пережевывая. Особенно то, что не очень любит. Или когда не голоден. Или чтобы поскорее перейти к чему-нибудь «вкусненькому». Муж называет это performance eating[7] – «ем, чтобы порадовать маму». (Или, точнее, «ем, чтобы мама поскорее отвязалась».) Недавно, пытаясь загладить вину за какой-то проступок, Боря заявил мне многообещающе: «Мама, зато я вечером съем целых две тарелки супа!» Почему и взрослые, и дети потеряли ориентиры? Как считает Блюхтерова, на переломе эпох одни социокультурные стереотипы наложились на другие. Никогда раньше родители не читали столько книжек по проблемам воспитания и не консультировались с таким количеством специалистов и посетителей интернет-форумов. Что, возможно, только сбивает с толку и культивирует наши комплексы и страхи. Кроме того, нарушилась иерархия в семье. Выстраивать отношения с детьми нам с каждым днем все сложнее. – Сейчас главным в семье становится ребенок, а не взрослый, – говорит Екатерина. – Дети разучились приспосабливаться к обстоятельствам. Родители находятся у них в услужении. Не устанавливаются и не соблюдаются правила, а ведь именно они создают стабильность и безопасность, готовят к выживанию в мире. Блюхтерова добавляет, что как минимум у четверти ее маленьких пациентов наблюдаются признаки различных расстройств пищевого поведения. А если речь идет о взрослых клиентах, то там эти расстройства присутствуют у каждого второго. Что же со всем этим делать? – Учиться (или переучиваться) слушать реальные потребности своего тела, – считает Екатерина. – И, если необходимо, стараться обучить этому и детей. Для многих из нас еда – это еще и форма досуга, и средство снятия стресса, – говорит психолог. – «Я устал – пойду поем». «Встретились с друзьями – давайте перекусим». «Мне плохо – надо подкрепиться». И так далее. Многим из нас нужно заново учиться выстраивать естественные отношения с едой, а не бездумно по пять раз в день закладывать в себя (или в ребенка) определенные порции еды только потому, что так положено. Кем положено? Все дети – разные. И едят, соответственно, по-разному. Сравнивать их друг с другом – абсурд. Например, мой младший сын – а детей у меня трое – в полтора года уже весил 20 кг, а сейчас, в восемь лет, он весит 43 кг при росте почти 150 см. Он может зараз съесть три тарелки супа. А старшая дочка в полтора года весила чуть больше 10 кг и всегда ела как птичка. А вообще не надо приучать ребенка много есть. Какая от этого польза? Никакой! Вокруг и так немало полных людей. Советы от доктора Блюхтеровой • Ребенок должен иметь право решать, что именно и сколько он хочет съесть из того, что имеется на общем столе. И ключевое слово здесь – «хочет». Только при соблюдении этого условия он рано или поздно научится есть «для себя» и в удовольствие. А еще уважать пищу, а заодно ваше время и труд. Мама не может без конца выбрасывать надкушенные яблоки и недоеденные бутерброды. Чем раньше ваше чадо поймет, что еду надо ценить, тем лучше. • Предоставляйте ребенку свободу выбора как можно раньше: желательно сделать это, как только у малыша проснется пищевой интерес. Обычно это происходит ближе к году. • С детьми постарше определите время, когда вам удобно приготовить завтрак (обед, ужин, чай), и просто позовите ребенка к столу. • Откажитесь от привычки повторять приглашение по многу раз, а потом отправляться на поиски ребенка с последующим усаживанием его за стол. Кто пришел – тот поел; кто пропустил еду и появился позже – узнает от мамы, когда будет обед (или следующий прием пищи). • Пару раз «прогуляв» обед, ребенок научится лучше слушать и слышать. А если поголодает – тоже ничего страшного. Наоборот, это даже полезно: так он, возможно, быстрее и лучше научится чувствовать сигналы своего организма (голод) и отвечать за последствия собственных действий (поймет, что бывает, когда отказываешься от еды). А вот что говорит про нынешнее «качество» родительской заботы Людмила Петрановская: «В нашей любви к детям, конечно, очень много созависимости. Она не то чтобы зрелая и гармоничная. В ней много того, что мы хотим дать нашим детям, – то, о чем мечтали когда-то и, может быть, не получали сами. Если он не очень хочет это брать, то нужно догнать и все равно дать. А будет упираться – объяснить, что он неправ. Мы склонны очень много вкладывать в отношения с детьми, ставить очень высокую планку. Есть даже такое понятие, как родительский невроз. Дети становятся сверхценностью… смыслом жизни, твоим главным проектом, твоей главной инвестицией»[8]. Причем эта тенденция характерна не только для постсоветской России, но и для многих западных стран. В США, например, не так давно появилось движение в защиту прав родителей. «Мы не устанавливаем необходимых границ, потому что боимся разочаровать своих детей. Мы хотим перманентно им нравиться, хотя для их же блага им стоит периодически нас ненавидеть», – пишет в книге «Слишком много хорошего: Как воспитать ребенка с характером в век потакания» (Too Much of a Good Thing: Raising Children of Character in an Indulgent Age) Дэн Киндлон, детский психолог, профессор Гарвардского университета. В числе причин такого абсурдного потакания психологи называют и резко возросший уровень жизни, и тот факт, что многие родители сегодня сутками пропадают на работе, а чувство вины заставляет их в те редкие моменты, которые они проводят с детьми, идти у последних на поводу. Ко всему прочему, сейчас мы рожаем гораздо меньше детей, чем раньше, а потому готовы сдувать с них пылинки. Охота на аппетит Вспоминаю собственное детство, когда я стала постарше и меня уже не кормили «под сказки». Я часами бегала во дворе, а потом сама разогревала себе обед и, смакуя каждый кусочек, съедала его (суп, правда, был самым нелюбимым блюдом), зачитываясь за столом Жюлем Верном. Жареная картошка с куском докторской колбасы, черным хлебом с маслом и квашеной капустой казались самыми вкусными вещами на свете! Я редко вижу, чтобы мой Боря ел с таким же аппетитом, с каким я сама часто ела в детстве, за исключением сладостей и нескольких блюд, которые он действительно любит. Или когда ему приходится, условно говоря, добывать еду. Например, мой муж, который в обычные дни никогда не ест между основными приемами пищи, по выходным устраивает себе перекус яичницей. Сына никто за стол не приглашает и уж тем более не заставляет есть. Но стоит ему в этот момент оказаться на кухне, мне приходится жарить две порции. Или, допустим, я беру себе яблоко и собираюсь начать его есть, не предлагая фрукт Боре. Обычно сын немедленно вырывает его у меня из рук и жадно надкусывает. И возвращает мне, съев как минимум половину. Я решаю обсудить проблему детского аппетита с доктором, у которого, как мне кажется, есть ответы на все вопросы. Евгений Олегович Комаровский, украинский педиатр, кандидат медицинских наук, ведущий телепередачи «Школа доктора Комаровского», как всегда, страшно занят, но соглашается поговорить со мной по телефону. Я знаю немало родителей, которые «живут по Комаровскому», и сама частенько прислушиваюсь к его рекомендациям. Как правило, они просты и понятны, хотя порой отдают максимализмом. Так, доктор, например, настаивает, что «приглашение к столу для ребенка должно быть праздником». И что лучшее лекарство для повышения аппетита – голод. А главные стимуляторы голода – физическая активность и родительская дисциплина. Вкупе с владением адекватной информацией. – Объем знаний у родителей не увеличивается, тогда как количество страшилок растет, – говорит Комаровский. – Сейчас доступно великое множество лекарств. Огромное число врачей-специалистов очень хотят что-то найти у вашего ребенка и непременно выписать вам рецепт. Комаровский убежден, что выход у родителей один – учиться, чтобы избавиться от вечной тревоги. Потому что тревожное состояние возникает только от дефицита информации. А вот что доктор пишет в очень познавательной и полезной статье «Я кушать не хочу»: «Оставьте в покое кастрюли, медицинские справочники и книги по детской кулинарии. Оторвитесь от телевизора. Идите гулять. Прыгайте, бегайте, дышите свежим воздухом – это и вам пойдет на пользу. Только, пожалуйста, не вспоминайте про еду. Ребенок сам вспомнит, можете не сомневаться. И все встанет на свои места. И ваше инстинктивное желание насытить дитя не будет противоречить естественным его потребностям. И это будет хорошо»[9]. Евгений Олегович категорически против того, чтобы в случае отказа ребенка от еды искать какой-либо альтернативный вариант: «Если вы, именно вы, решили, что ребенок на обед будет есть суп, а он не хочет, то самое мудрое решение – не ругать, не причитать, а мирно отпустить его нагуливать аппетит. Ибо единственное “лекарство”, в ста процентах случаев решающее проблему избирательного аппетита, – это чувство голода. Важно только, чтобы через два-три часа ребенку был предложен тот же самый суп. Не хочет? Значит, еще не нагулялся. Сложность этого лечения – состояние здоровья того, кто кормит. Сплошь и рядом, после двух подряд отказов от супа, кормящие мамы-бабушки нуждаются в неотложной психотерапевтической помощи и готовы согласиться на требуемую жареную картошку». Советы от доктора Комаровского • Если ваш малыш не хочет есть, это не его вина. Значит, время между приемами пищи было проведено неправильно: ребенок потратил недостаточное количество энергии. Проще говоря, не проголодался. Аппетит – это ведь не только желание есть, это отражение самой возможности, готовности организма к перевариванию пищи. Накопились желудочный и кишечный соки, управились с работой печень и поджелудочная железа, освободился от большей части съеденного тонкий кишечник – вот и аппетит появился. • Ни при каких обстоятельствах отказ от еды нельзя воспринимать как трагедию. Не волнуйтесь: человеческий организм биологически приспособлен к тому, чтобы не принимать пищу в течение нескольких дней. • В случае отсутствия у ребенка аппетита не надо меняться в лице, торговаться с малышом, ругать его или искать альтернативу. Просто сходите с ним погулять, а по возвращении вновь предложите ту же еду, от которой он отказался. • Не следует допускать перекусов в промежутках между основными приемами пищи. В противном случае будьте морально готовы к тому, что к обеду или ужину дети элементарно не успеют проголодаться. • Нельзя кормить ребенка только потому, что его родственники испытывают потребность кормить. Не стоит искать болезни. Не следует возводить тему еды в культ. Ребенок лучше, чем его родственники, знает, когда и сколько ему надо есть. • Помните, что, продолжая в принудительном порядке кормить ребенка, который отказывается есть, вы ему только вредите. Ведь еду нужно переварить и усвоить. Если ее слишком много, непереработанная пища подвергается в кишечнике процессам гниения. А желудок голодного ребенка переварит даже не слишком полезную еду.