– Постараюсь… Так, что бы еще придумать? Неживым чем-нибудь прикинуться? Плафоном люстры?… – Хоть самой люстрой, мне все равно. Это – твоя забота. Смотри только, о монтальватке среди прочего не забудь. Сбежать она не должна. – Помню, помню. Далеко не убежит, если что. – Будь осторожен, не убей ее ненароком. – И это помню. Убью – так дух вернется прямиком в Монтальват… – А ее разгневанные соратники мне пока ни к чему. Их время еще наступит. – Конечно. А с девицами что прикажете делать? – С какими девицами? – Ну, этими… как их там… актрисками из театра, которых неприкаянный дух привел. – А, с этими… Пауза. – Ничего. Пока – ничего. Это – ход судьбы… неожиданный, но забавный. Над которым я еще найду время поразмыслить. Мне они помешать не могут, скорее, будут путаться под ногами у капитана. Пусть остаются. – Понятно. А… – Что еще? – Неприкаянные духи вас не смущают? Смешок. – В твоих глазах они – какая-то сила? – Ну, не то чтобы… однако, когда их много… – Не волнуйся. Это – моя забота. Потребуется что-то предпринять, так я тебя призову. В гостинице капитан не сказал больше ничего важного? – Да нет вроде бы… и говорили они недолго… аркан пристал с расспросами, кто он да что он… брата, мол, покрываешь, поэтому хочешь сделать все один?… – И что он сказал? – Ничего. Ушел от ответа. Но отрицать, что покрывает брата, не стал. Смешок. – Что ж, все идет как надо. Как я и ожидал… Глава 11 Та же ночь, Земля, Петербург Настроение у Юргенса Хиббита было препаршивое. Работать не хотелось. Заказ, который еще вчера представлялся увлекательной головоломкой, сегодня отчего-то выглядел форменной нелепицей. От безделья рукодельем идиота-заказчика. И досадной помехой собственным делам мастера… Над ответом на вопрос «почему» долго ему ломать голову не пришлось. Он понял это ровно через полчаса после отъезда в ночь шамана Прохора с барышнями – поразглядывав уже сделанные чертежи и ничего достойного внимания в них так и не обнаружив. Да, конечно, Юргенс Хиббит вопросов не задает. Да, конечно, он ни во что не вмешивается. Не считая одного-единственного раза, много лет тому назад, за что наградой ему было всего лишь моральное удовлетворение. Он и сам не ждал иного, конечно, но… Обидно все-таки, когда девушка, которая тебе нравится, твоих благих порывов не замечает и уходит, как говорится, с другим. С тех пор обет невмешательства Юргенс соблюдал еще строже, благо, нарушать его и повода не случалось. Вплоть до сегодняшнего вечера. Покуда не явился младший брат, сам не свой по неназванной причине, и не огорошил требованием встречи со старшим. А потом он еще и горем убитую невестку привел, а потом… В общем, странностей и непонятностей этим вечером Юргенсу хватило. И понял он в конце концов лишь одно – что-то приключилось с Идали. Что-то настолько серьезное и, скорее всего, скверное, что прахом пошли все сложившиеся у них с Каролем за много лет отношения, а вернее сказать, полное их отсутствие… если может, конечно, отсутствие пойти прахом. Ведь такое еще вчера и представить себе было невозможно – чтобы Кароль вошел когда-нибудь в дом Идали… а уж вышел оттуда под ручку с Клементиной!.. Юргенс чертыхнулся, бросил чертежи на стол. Чуть не опрокинул так и стоявшие там до сих пор коньячные бокалы, ругнулся снова. Сгреб их и отправился мыть. И помянул нечистого в третий раз, когда заметил, что машинально составляет вымытые и вытертые полотенцем до блеска бокалы в сушилку. Вынул их, понес на место, в сервант. Не лень же Каролю – даже посуда у него должна, понимаешь ли, сверкать! Все не угомонится, балбес, все кому-то что-то доказывает. И умный-то он, и ловкий, и умелый-то, и крутой… Не поймет никак, что доказательства эти никому уже давно не нужны. В том числе и старшенькому, который, в общем-то, всегда знал ему цену и обзывал ничтожеством исключительно из желания разозлить… Ой, да ладно, пусть себе доказывает! Юргенс с силой хлопнул дверцей серванта, аж стекла задребезжали. Только что прикажете делать среднему брату – когда со старшим что-то стряслось, а младший в который раз собрался прыгнуть выше собственной головы? Не задавать вопросов? Дома отсиживаться? Ждать – авось разберутся без него? Не та ситуация, пожалуй. Если вдруг разберутся неудачно, бездействия он себе не простит. А заказ вполне может подождать. Юргенс глянул на часы – маловероятно, чтобы там уже спали, – и решительно шагнул к телефону. * * * Звонок раздался, когда Катти спросила наконец: – Пиви, что случилось? Поинтересоваться этим следовало на самом деле давно, когда они еще были у Юргенса, но тогда ей собственная догадка помешала – о том, что Прохор может быть знаком с Каролем, а потом… События развивались так быстро, столько информации сыпалось на голову и столько возникало новых загадок, что, конечно, было не до расспросов. С подругой же явно происходило что-то неладное, теперь уж сомнений в этом не было, и Катти поспешила воспользоваться моментом, пока хозяйка дома провожала Кароля и невесть откуда взявшегося тут цыгана. Но ответить Пиви не успела. Зазвонил телефон, в комнату вбежала Клементина. – Алло! – с надеждой в голосе воскликнула она, схватив трубку. – А, это ты… Надежда незамедлительно растворилась в печали. – Нет, только что ушел, – вздохнула Клементина. – Вернется утром, не знаю, во сколько… Тоже подъедешь? Хорошо, до завтра. Закончив разговор, она смущенно улыбнулась обеим гостьям. Вернулась за стол. И задала вдруг тот же вопрос: – Пиви, что с тобой происходит? Катти взглянула на волшебную деву с благодарностью. И с немалым облегченьем в придачу… Хоть та и выглядела теперь совсем по-другому, но осталась прежней Фиалкой. Той самой милой, чуткой и внимательной к нуждам окружающих девушкой, которая зачем-то изображала актрису в театре Папаши Муница. Ах да, там ведь лицедействовал еще и муж ее, Аглюс Ворон…