Генерал на секунду задумался, тряхнул головою в задумчивости. – Так, теперь мне надо переодеться, найти фуражку и папиросы! Процесс надевания липкой от крови униформы занял несколько минут: туго затянув на животе ремень с кобурой – все же несколько располнел в свои солидные годы, – генерал открыл кожаный клапан, вытащил, к немалому удивлению, «браунинг». Довольно хмыкнул – теперь он вооружен, а значит, есть шанс обрести свободу. Нахлобучив фуражку и сунув в карман галифе пачку папирос, Манштейн аккуратно свернул германскую униформу в сверток, решив, что «фельдграу» ему еще пригодится. Затем в несколько сильных толчков выломал широкое отверстие в разбитой крыше и, извиваясь как ящерица, вскоре выполз из вагона наружу. – Шайзе готт!!! Близкий разрыв бомбы оглушил генерала, бросил тело на что-то мягкое – однако сознания Эрих теперь не потерял. Чуть привстав, он огляделся по сторонам и выругался – картина происходившей бомбежки впечатляла. Длинный состав из двух десятков пассажирских вагонов и теплушек полностью свалился с насыпи, а сам паровоз превращен в груду дымящегося искореженного железа. Везде разбросаны человеческие тела, сам он угодил на окровавленный безногий обрубок в искромсанной одежде. В горле тут же подкатила тошнота, но генерал справился с рвотным позывом и затравленно, как дикий зверь, бросил взгляд в конец эшелона. Там бегали люди, что-то кричали, послышалась стрельба из винтовок. Звуки выстрелов придали сил, и генерал рванулся к кустам, за которыми стояла темная стена густого ельника. Продравшись сквозь жесткую листву и прутья, Манштейн поднырнул под колючие лапы ели. И побежал, натыкаясь на ветки, проваливаясь сапогами в чавкающий под ногами мох. Бежал, покуда были силы… – Я свободен! Нужно уйти как можно дальше! Эрих негромко отдал приказ самому себе, прекрасно понимая – теперь все зависит от него самого и от фарта. Да-да, именно от удачи – без везения добраться до своих частей, к реке Великой, практически невозможное дело. Ведь пройти почти три сотни километров по враждебной территории, без проводника или карты, без запасов продовольствия, с одним пистолетом, да еще в его далеко не молодом возрасте – эпический подвиг, достойный только диверсантов полка «Бранденбург 800», что помогли 56‐му корпусу захватить целыми мосты через Двину. Манштейн отдышался, все же такие пробежки и треволнения судьбы пагубно сказываются на здоровье. Прислушался – бомбежка перегона уже прекратилась, не слышался гул авиамоторов. Зато вдалеке гремели выстрелы, довольно вяло, спорадически. Видимо, кроме него, удалось бежать и другим заключенным разбитого тюремного поезда, в этом генерал не сомневался – он видел решетки на окнах многих вагонов. Теперь пришедшая в себя после бомбежки охрана, несомненно, занялась поиском и отстрелом беглецов. Даже хуже для него – начала преследование, выстрелы явно приближались к нему, доносились все громче. – Надо бежать дальше, – решил про себя генерал, затравленно озираясь в ночных сумерках. И старческой трусцою, но достаточно резвой, прижимая к груди сверток, побежал среди деревьев. Под сапогами хлюпало – болото, несмотря на жаркое лето, отнюдь не пересохло. Ветки хлестали по лицу, но он почти не уклонялся от них. Пот заливал глаза, отдышка давила на грудь, но генерал продолжал бежать, как заведенный механизм, практически ничего не видя перед собою. И лишь машинально шарахнулся в сторону от звонкого крика, в котором причудливо смешались воедино дикая ярость, липкий страх и несказанное удивление. – Атас, кореша! Легавый! Манштейн остолбенел – сквозь заливающий глаза пот он увидел семь человек, небритых, коротко стриженных, в черных робах. Они были похожи друг на друга, как горошины из одного стручка. Но кто это?! – Бля буду! Он же без волыны!!! – Кончай вертухая! – На перо ставь! Кричали, несомненно, по-русски, вот только генерал не понял из диких воплей ни единого слова. Он попятился под ель, со смертельным холодком в душе понимая, что попал, как говорят славянские унтерменши, «из огня да в полымя». Его явно хотели убить – видимо, один вид униформы сотрудников «гэпэу» вызывал у этих людей звериную ярость. Что делать?! Этот извечный русский вопрос, как он знал из литературы, за какое-то мгновение натолкнул на единственно правильное решение в такой ситуации. Что-либо объяснять бессмысленно – его сейчас будут убивать, и не просто резать, а рвать на куски. Он не понимал слов, но всем нутром ощутил злобу, что шла от этих странных русских. – На свою ж…у прибежал, п…р!!! Кровь в жилах забурлила, словно вернулась лейтенантская молодость, когда он ходил в атаки со своими гренадерами на спешившихся казаков под Ковно. В одно мгновение Эрих выронил из правой руки сверток со своим генеральским кителем и бриджами и тут же выхватил из кармана «браунинг». И успел нажать на спусковой крючок (к счастью, патрон был заблаговременно дослан в ствол), когда один из русских уже дышал в его лицо запахом гнилых зубов. Выстрел не остановил первого из нападавших, но сбил его натиск. Манштейн ткнул в лицо врага кулаком и сделал шаг назад, вскинул пистолет на уровень плеча, словно был в тире. Он понимал одно – каждая пуля должна попасть точно в цель, врагов у него слишком много, любой промах станет для генерала смертным приговором, ему уже просто не дадут перезарядить «браунинг», вставить запасную обойму. – Порву падлу… Второй выстрел прямо в лицо отбросил напавшего, и генерал тут же выстрелил в грудь еще одного, что пытался ударить его коротким железным прутом в живот. Русский взвыл и, схватившись за грудь, рухнул прямо под ноги немецкого генерала. – Он со шпалером, братва! Крик, полный ярости и утробного страха, подхлестнул Эриха и он тут же выстрелил еще три раза, сразив трех напавших, и следом еще дважды в здорового верзилу, что чуть не ударил его по лбу суковатой палкой. И все – патроны кончились, перезаряжать бесполезно – двое оставшихся на ногах русских уже рядом, рычат от ярости, брызгая слюной. Придется драться, как раньше в рукопашной, используя «браунинг» в роли кастета. Генерал зарычал и выплюнул в лицо унтерменшам свои ругательства, с которыми четверть века тому назад сам ходил в яростные штурмовые атаки: – Руссиш швайне! Ферфлюхте!!! Он приготовился к последней в жизни схватке, готовясь грызть врагу горло, если то потребуется. Противников осталось двое – низенький урод с лицом дегенерата растопырил руки, покрытые синевой татуировок, второй, чуть повыше, внезапно остановился, с нескрываемым удивлением смотря на Манштейна. И лицом он был явно благообразней, интеллигентней, что ли, и на руках никаких синих отметин. – Что встал, Хрипатый?! Не бойсь! Пером эту падлу сразу режь, у него «маслята» кончились… Неожиданно для генерала второй русский сделал стремительный шаг в сторону, заходя за спину своего напарника и выбросив вперед руку – генерал сумел заметить, как сверкнуло лезвие ножа и вошло в шею подступившего к нему почти вплотную противника. Тот громко охнул, яростно сверкавшие глаза словно погасли, из горла вырвался судорожный всхлип – Эрих часто видел смерть на своей первой войне и мгновенно понял, что удар был точен. Очень выверен, настоящая профессиональная работа! Но почему его не стали убивать, а неожиданно спасли от неминуемой жестокой смерти?! Зачем этот непонятный русский, столь не похожий на своих татуированных напарников, вот так запросто убил подельника?!!! Неужели он понял, что перед ним не тот человек?! Эти мысли судорожно бились в его голове, пальцы лапали кармашек с запасной обоймой – но, как водится в сильном волнении, не могли вытащить из гнезда магазин. Русский медленно отступил на шаг и поклонился, весьма аристократически, словно встретился с ним в берлинском салоне. И произнес на отличном немецком, с чуть ощутимым померанским акцентом: – Нихт шиссен, герр генерал! Не стреляйте, господин генерал! В этом нет необходимости! Я вам не враг! Командующий 11‐й армией генерал-лейтенант Гловацкий Псков – Серьезная помощь флотилии, что тут скажешь, – Гловацкий хмыкнул, прижав полу бушлата рукою. Хоть на дворе и лето, но от реки шла ощутимая прохлада, так что на катере в одной тельняшке Николай Михайлович давно бы продрог и стучал зубами. – Катер типа «Ярославец», металлический, товарищ генерал. А родной КМ из дерева, – доложил старшина и довольно неуверенно произнес: – А вот второй явно бронирован, башни танковые, но тип не ведаю – видно, новый! В Гдове у нас один на флотилии такой есть, но малый, тип 1125, вроде так его нам назвали, а этот… – Сам вижу, что намного больше, – чуть слышно буркнул Гловацкий, не отводя глаз от бронекатера, массивный корпус которого явственно проступал сквозь густую туманную дымку. Приземистый, на носу и корме по танковой башне от Т‐28, причем не с КТ‐28, чей короткий ствол ехидно прозвали в РККА «окурком», а вполне длинноствольной пушкой, как на первых КВ, что сейчас в 23‐й танковой бригаде. Вроде Л‐10 именуется. Да сверху рубки еще высилась башенка с двумя стволами крупнокалиберных ДШК, такая спарка – вполне серьезная защита от снующих над озерами «мессершмиттов». Как такого исполина всего за несколько часов ухитрились спустить на воду с железнодорожной платформы, ветка которой близко подходила к пристани, Николай Михайлович уже догадался, благо на его глазах с помощью крана, что возвышался в речном порту, уже тянули следующий катер, помельче размерами, но все равно внушительный. Моряки соорудили что-то типа настила, ревел дизелем трактор, на реке дымила трубами парочка буксиров, от которых тянулись толстые тросы. По этому импровизированному слипу «Ярославец» осторожно тянули к родной водной стихии с помощью заковыристого ядреного мата, без применения которого не обходится ни одна осмысленная деятельность на русском флоте. Снующие по пристани матросы и командиры лихорадочно суетились, время от времени, по въевшейся уже привычке пристально поглядывая на небо. К великой радости всех собравшихся, скрытое сейчас облаками и туманом. А то вражеская авиация могла бы натворить изрядной беды. Но теперь уже поздно – на бронекатере дали малый ход, за кормой под закрутившимися винтами вскипела вода, и он медленно стал уходить вниз по течению реки. В устье Великой множество островов, поросших кустарником и лесом, среди которых легко затеряться, прикрывшись маскировочными сетками, переждать день, в ночь отправиться в Гдов, прямиком в главную базу Чудской флотилии, прикрытую зенитной артиллерией и эскадрильей И‐16 с местного аэродрома. «Сильно рисковали флотские, очень серьезно, – Гловацкий задумчиво посмотрел на творящийся аврал. – С Балтики эшелоном перевезти запросто, а вот дальше сплошные проблемы. В Нарве не спустишь на воду, да и пороги не дадут вверх по реке уйти, в Тарту уже немцы, перекрыли огнем Эмбах. Гдов от озера относительно далеко, так что Пскову альтернативы нет! Но все равно риск серьезный, не дай бог пикировщики вывалятся, от гитлеровцев чего угодно ожидать можно!» И тут Николай Михайлович вспомнил, где уже видел этот бронекатер – в Музее Вооруженных сил в Москве, вознесенный на высоченный постамент. Проходил под ним, мимо истребителя МиГ‐23. Правда, тогда на нем стояли башни от Т‐34, с трехдюймовой длинноствольной пушкой. Из таких орудий в 1943 году стреляли наши танкисты в «тигров» под Прохоровкой. Но и в этом варианте «речной танк» смотрелся внушительно – сообразили в Ленинграде, что флотилию нужно усиливать кардинально. Маленький КМ за это время подошел к пристани и аккуратно к ней притерся, даже не стукнувшись бортом. Молодой матрос лихо запрыгнул на настил и протянул руку генералу – Гловацкий от его помощи не отказался и спустя секунду оказался на дощатом помосте, придерживая рукою висящий на плече тяжелый «шмайсер». А вот Софью подняли куда более бережно и обходительно – курсанты явно симпатизировали молодой женщине еще с первых часов пребывания на безымянном острове, не сводя с обаятельного военврача четыре пары влюбленных глаз. – Что за расхристанный вид у тебя, краснофлотец?! Ты на кого похож, чучело?! Где фашистский автомат взял?! – Диверсантов порубил кусками да скормил крокодилам, – неожиданно для себя, совсем без привычной матерной терминологии, ответил Гловацкий. И стал медленно поворачиваться к командиру в морском черном кителе, с жиденькими нашивками капитан-лейтенанта на рукаве. – А бушлат на катере позаимствовал, больно холодно ночью было. Да и кого вы чучелом назвали, драгоценный мой?! И кто вы такой нагловатый, чтоб так дерзко к советскому генералу обращаться?! – Каким крокодилам?! Откуда… Моряк опешил, бросил растерянный взгляд на генеральское галифе с «рельсами», и лицо мигом побледнело. Но тут же замер, буквально застыл в положении «смирно» и четко доложил: – Виноват, товарищ генерал-лейтенант! Командир Псковского пункта базирования Чудской флотилии капитан-лейтенант Сирота! Прошу простить, товарищ командующий, не признал… – Отставить, капитан, вижу, что прониклись, – отмахнулся Гловацкий. – Молодцом, быстро управились с работами. Как раз до рассвета! А то бы под бомбы с утречка попали со всем вашим пунктом базирования. Да, вот еще – морская пехота в распоряжении имеется? – Так точно, товарищ командующий! Есть одна стрелковая рота, правда, неполного состава. – Вполне достаточно. По западному побережью Псковского озера враг выставил сеть наблюдательных постов! Группа из трех диверсантов мною ликвидирована с подходом катера, подробности узнаете вот у этого мичмана. – Николай Михайлович указал на стоящего рядом с ним старого моряка, что с немым вопросом в глазах изумленно посмотрел на него. – Представление из штаба сегодня же получишь, сейчас не до бюрократии. Давно служишь, еще при царе широкий боцманский галун имел, так что достоин быть мичманом советского флота! И благодарность всей команде КМ от лица командующего 11‐й армией! – Служу трудовому народу! – Вот так-то, – недовольно произнес Гловацкий и повернулся к Сироте – вот же фамилия, видно, беспризорничал в Гражданскую. – Вражеские посты выявить, высадить десанты и ликвидировать! Распоряжусь, чтобы комендант придал вам взвод из истребительного батальона, там местные уроженцы, все берега, острова и протоки знают. Да, вот еще – МБР‐2 затонул, его поднять возможно, там неглубоко, на мели лежит. Что-нибудь и сгодится для ремонта других наших гидропланов. Экипаж представлю к орденам, посмертно! А вот диверсантов уничтожить, там немцы с эстонцами, все их бумаги и карта у мичмана. И чтобы следующей ночью десанты высадили! Приказ ясен?! – Так точно, товарищ командующий! – Вижу, и хорошо. Только не тянитесь вы так передо мною, совсем ни к чему, – недовольно произнес Гловацкий, продолжая рассматривать трудовую вахту моряков, что практически спустили катер на воду. Они ни на секунду не прекратили работать, словно бы совершенно не замечая, как их командир тянется в струнку перед неизвестным. Вернее, слишком известным многим – Николай Михайлович успел уловить ветерок брошенных между ними слов, на мгновения словно полотном накрывший причал. – Командарм?! – Сам Гловацкий! – Везет ему как утопленнику… «Да уж, сравнение», – хмыкнул генерал, не держа зла на сердце – ведь по большому счету везло, так как ни одному утопленнику не снилось, пусть даже пассажиру самого пресловутого «Титаника». И тут взглядом он поймал камуфлированную знакомым замысловатым узором «эмку», подъехавшую к пристани. Задняя дверца откинулась назад, из автомобиля довольно шустро для своего возраста выскочил полковник Ивашкин. «На ловца и зверь бежит, он-то мне и нужен», – мысленно рассмеялся Гловацкий, а сам негромко произнес, сдернув с плеча ремень «шмайсера» и сунув в руки опешившего моряка: – Автомат своим морпехам отдай, пусть изучают вражеское оружие. А вот еще «вальтер» и два ножа с кинжалом. Подсумок с рожками. Гранат нет, даже «колотушек», тут пусть простят генерала. Вот еще что – обе «мосинки» я передал команде катера, так что не отбирайте у них, мало ли что случиться на озере может. А то только на тумбе один-единственный М‐1 «максимка» да старый «наган» у мичмана. А так хоть две винтовки будут. И сам запомни, и своим передай – когда гидросамолет из воды поднимать будут, пусть ваши морячки гранаты в воду не бросают и не стреляют, если там длинные туши увидят. Наши это крокодилы, советские, фашистов здорово схарчили. Может, из зоопарка сбежали, может, рептилии местные, но истреблять их не стоит, на развод нужно оставить. Все ли вы поняли, товарищ капитан-лейтенант? – Так точно, товарищ командующий! Оставим зверушек живыми, наши ведь. Прослежу сам и другим накажу – будет работа после войны ученым. Я и удивился сразу, потому что слышал про подобную чудь от стариков. – Вот и хорошо, а теперь займитесь приведением катера в боеспособное состояние, – произнес Гловацкий и повернулся к подходившему к нему чуть ли не бегом коменданту, при этом заметив, как моряк четко приложил ладонь к фуражке и устремился к спущенному на воду «ярославцу», на который уже спешно устанавливали счетверенную установку зенитных «максимов» на юте – а на баковой тумбе стоит тяжелый, с дульным тормозом ДШК. Серьезное вооружение, учитывая то обстоятельство, что крупнокалиберные пулеметы поступают на вооружение чуть ли не поштучно, слишком мало их в армии и на флоте. Видимо, в Кронштадте с каких-то кораблей или катеров снимают. – Здравия желаю, товарищ командующий! – И тебе того же, комендант! Рад тебя видеть, Сергей Алексеевич. – Гловацкий с полковником обменялись крепкими рукопожатиями. – Вижу, не чаял ты меня в живых увидеть? – Сам на самолет ведь грузил, Николай Михайлович. – Ивашкин сразу же принял предложенный ему товарищеский тон, предусматривающий как бы отставить в сторону чинопочитание. – Тогда никакой вы были, я совсем перепугался, когда через полчаса доложили, что ваш МБР сбили. Простите! Здравствуйте, Софья Михайловна! Вижу, и вы спаслись… – Меня она спасла, иначе бы утонул. Вытащила тушку на берег. Так, началось опять. – Гловацкий прислушался, явственно различая далеко к югу от Пскова орудийную канонаду. Не менее двух корпусных артполков бьют из 122‐миллиметровых пушек и 152‐миллиметровых пушек-гаубиц. А это означает только одно – немцы прорвали Ново‐Псковский (Локновский) УР и сейчас идет контрнаступление из глубины наших позиций. Значит, в бой все же бросили резервную 90‐ю стрелковую дивизию и 23‐ю танковую бригаду. «Все, амба, на стол Марса бросили козыри – ой как плохо. Да сколько же их там лезет на нас?!» – Днем бомбят позиции, прорвали линию дотов прямо по центру, – тихо доложил Ивашкин. – Сейчас пытаемся отбить позиции. Там 90‐я дивизия и бригада Горленко. Давайте я вас отвезу в штаб, Николай Михайлович. Час назад туда прибыл комфронта. – В «эмку» твою поместимся? – Войдем, товарищ генерал. Со мною порученец. Софья Михайловна, прошу вас к машине!