Я решила не расстраиваться и подождать, когда за Аниными вещами придет ее мать, чтобы с ней поговорить. Увы, мне и это не удалось — Викторию Алексеевну сопровождала медсестра, и, пока та собирала вещи дочери, Любовь Романовна внимательно следила за этим. Я сидела молча, потому как знала: медсестра запретит мне разговаривать с матерью Ани, и лучше не пытаться завести беседу. Виктория Алексеевна забрала все вещи дочери, а потом сказала, что хочет поговорить с Аниным врачом. Я поняла, что девушку так и не нашли. В туалете молча мыла полы пожилая санитарка. Я и раньше ее видела, но не заговаривала с ней. А сейчас внезапно проговорила: — Простите, а вы дежурите в больнице каждый день? Анна Викторовна подняла голову и пристально посмотрела на меня. Ее лицо казалось измученным, глаза ввалились, а кожа имела землистый цвет. Может, конечно, все дело в освещении, однако мне показалось, что уборщица очень устала и работа ей в тягость. — Нет, не каждый, — покачала головой Анна Викторовна. — По графику, конечно… А что? — А позавчера ночью вы не видели что-то странное? — поинтересовалась я. Санитарка подозрительно посмотрела на меня. — Чего не спится-то? — буркнула она недовольно и склонилась над ведром, в котором полоскала тряпку. — Спать идите, нечего по ночам бродить. — Позавчера пропала моя соседка по палате, — не унималась я. — Вы не видели ее? Может, ночью кто-то выходил в коридор? Вы же тут каждую ночь полы моете… — И откуда ты такая любопытная тут взялась? — проворчала Анна Викторовна. — Спать иди, чего работать мешаешь? Соседка у нее пропала… Поменьше фильмов смотреть надо, вот что! Иди в первую кабинку, я там вымыла. Только туалетную бумагу в унитаз не бросай, засорится. Похоже, от Анны Викторовны ничего не добьешься, уныло подумала я про себя. Эх, и почему у меня нет «жучков»? Ведь я всегда ношу их в кармане, да только моя верхняя одежда неизвестно где. Надеюсь, никто не проверял содержимое моих карманов. Вспомнить бы, во что я была одета. Но очнулась я в больнице уже в этой нелепой пижаме, в которой не то что «жучков», а и карманов нет. Я зашла в кабинку, слушая, как монотонно возюкает тряпкой уборщица. Спустила воду в унитазе и задумалась. Раз уж я здесь оказалась, надо проверить все до конца. Предположим, Аня все-таки сбежала. То есть она миновала медсестру и санитарку (могла, как и я, сказать, что ей нужно в туалет), а потом выбралась из клиники. Мне надо повторить ее путь, то есть спуститься по лестнице и пройти по коридору до выхода. Насколько я знаю, входная дверь клиники находится недалеко от столовой. Что ж, проверим, верны ли мои предположения… Я открыла кабинку и вышла в коридор. Анна Викторовна, увлеченная своим занятием, даже не посмотрела в мою сторону. Выходит, если дежурила она, то не обратила внимания, куда идет Аня. Я огляделась по сторонам, но медсестру не увидела. Видимо, она обходит палаты, а значит, я могу выскользнуть на лестницу. Получается, сбежать из больницы не так трудно, как казалось. Вроде как персонал есть, но пристально за больными никто не следит. А говорите, «невозможно сбежать из лечебницы»… Я беспрепятственно вышла к лестнице и быстро, стараясь двигаться бесшумно, спустилась вниз. Прошла к столовой, дверь в которую была закрыта. Коридор заворачивал вправо, и я спешно миновала расстояние, которое прежде не проходила. Впереди я увидела большую черную дверь, а рядом с ней — стол, за которым сидел грузный мужчина лет сорока пяти — пятидесяти. На нем была надета свободная темно-синяя куртка с надписью «Охрана». Весьма красноречиво, что тут скажешь… Я полагала, что мужчина задремал на посту и я смогу беспрепятственно пройти к двери и проверить, открывается ли она изнутри. Однако я ошибалась — не успела я и шага сделать, как охранник резко повернулся и встал со стула. Я чертыхнулась про себя. Придется как-то выкручиваться… — Что такое? Что вы тут делаете? — грозно спросил меня мужчина. Он был очень высокого роста и внушительной комплекции, и вкупе с суровым лицом производил впечатление человека сердитого и бескомпромиссного. С таким договариваться — гиблое дело. — Кто такая? — наседал на меня охранник. — Здесь ходить запрещено! — А? — Я придала лицу невинный и растерянный вид. — Кто вы? Где я? Главное — не переиграть, думала я про себя. Если перегну палку, изображая из себя беспомощную больную, мужик может и не поверить. — Ты чего, без памяти, что ли? Психбольная, да? — сочувственно спросил охранник. Я продолжала ломать комедию: — Я… нет-нет, я нормальная… просто по ночам иногда хожу… знаете, а потом оказываюсь где-то и не понимаю, где я… Это место мне незнакомо, где я нахожусь? — Эх, беда ты, беда! — вздохнул мужчина. — Лунатик, да? Я бы отвел тебя наверх, но пост покидать нельзя. Давай я медсестру вызову, она тебя проводит! Так, только Любови Романовны мне тут и не хватает, с ужасом пронеслась в голове мысль. Она-то знает, что никакой я не лунатик, надо отговорить охранника вызывать персонал во что бы то ни стало! — Нет-нет, не надо! — быстро заговорила я. — Я сама дойду, честно-честно! Я поняла, тут столовая, да? Вот, а от нее надо по лестнице наверх, и там будет палата. — Ну-ну, мыслишь правильно, — отметил тот. — Сама дойдешь? Не упадешь в обморок по пути? — Нет, у меня такое не раз было, — заявила я. — Во сне иду куда-то, потом просыпаюсь, и если мне говорят, где я, то сразу нахожу дорогу в палату. Вы не пугайтесь, у меня такая же соседка… Аня, знаете ее? — Да ты что, смеешься? Как я всех больных упомню? Да и не надо мне это. Вы тут поступаете, лечитесь и выписываетесь, каждый день разные… Аня, Ваня, Саня… Это медсестры и врачи должны вас наизусть помнить, моя задача — смотреть, чтобы никто не выходил и не входил без разрешения… — Как же, — изобразила я святую невинность. — Аня позавчера тут ходила, она мне сама рассказывала… Ведь вы дежурили позавчера, да? — Ну, я, — угрюмо буркнул тот. — Только никакой Ани или еще кого здесь не бродило. Ты что-то путаешь. — Нет, точно не путаю! — заверила я его. — Аня сама вас видела, она рассказывала! Да вспомните, она молоденькая, у нее пижама с Микки-Маусами! Вы должны были запомнить ее! — Да не было тут никаких Микки-Маусов, иди в палату! — потерял терпение охранник. — Давай, а то медсестру вызову, чтоб она тебя проводила. Похоже, надо убираться отсюда, подумала я про себя. Дальнейшие расспросы только разозлят его, но я хотя бы узнала, что в день исчезновения Ани дежурил именно этот охранник. Надо бы ухитриться расспросить медсестру, которая работала в ту смену. То есть Наталью Владимировну. А она дежурит по графику «сутки через трое». Любовь Романовну спрашивать бесполезно, ее в тот день в клинике не было. — Я пойду, — кивнула я, чтобы охранник успокоился. — Не надо никого вызывать. Мужчина смотрел мне вслед, когда я послушно завернула по коридору в сторону лестницы. Я прямо-таки чувствовала его пристальный, недоверчивый взгляд на своей спине. Видимо, человек он весьма подозрительный и уж точно бы заметил пытающуюся сбежать пациентку. Глава 5 Остаток ночи я провела в безуспешных попытках заснуть, которые соседствовали с одновременным нежеланием проваливаться в зыбкие объятия Морфея. Я боялась очередного ночного кошмара. Вероятно, поэтому я всякий раз просыпалась, стоило мне хотя бы на мгновение погрузиться в дремоту. Я пыталась занять свои мысли предположениями, как Ане удалось покинуть лечебницу, но ничего путного в голову не приходило. В конце концов мне надоели эти мучения, я взяла книгу со стихами Есенина и вышла в коридор. На часах было четыре утра. Хотя ночь выдалась не из лучших, чувствовала я себя относительно неплохо: голова не болела и не кружилась, координация движений не была нарушена. Несмотря на то что я раздумывала над побегом своей соседки по палате, почему-то мои мысли неизменно возвращались к Андрею. Я вспоминала нашу шахматную партию, которая характеризовала моего нового знакомого самым лучшим образом. Я ценю в людях ум и сообразительность, и то, как Андрей вел игру, мне очень понравилось. Глупо, конечно, но я не могла ничего с собой сделать и наконец оставила безуспешные попытки не думать об Анином брате. Про себя надеялась, что стихи отвлекут меня одновременно и от нелепых предположений по поводу Аниного бегства, и от воспоминаний об Андрее, присутствие которых в моей голове совершенно мне не нравилось. Я должна думать только о расследовании, а воспоминания о шахматной партии никоим образом не связаны с ним! Нельзя позволять себе мысли, которые не относятся к делу. Мой мозг должен исправно функционировать, я не могу позволить себе распыляться на ненужные воспоминания. Не понимаю, что со мной творится в последнее время — взять хотя бы эти постоянные кошмары. Сны снятся впечатлительным людям, а когда Женя Охотникова позволяла себе ненужные эмоции? Нет, это совершенно на меня не похоже. Это не я, а кто-то другой, это неправильно, так не должно быть… Медсестры в коридоре не было. Зато за столом сидел… Андрей. Молодой человек почему-то тоже не спал, он задумчиво созерцал противоположную стену, подперев руками голову. Вероятно, парень был погружен в свои мысли, потому что заметил меня, только когда я села за стол напротив него. — Женя, доброе утро! — Он улыбнулся, но на сей раз его улыбка показалась мне не такой жизнерадостной, как раньше. — Снова со стихами? Тебе не спится, как и мне… — Есть такое, — кивнула я. — Не ожидала увидеть тебя в четыре утра в общей гостиной. — Аналогично, — снова улыбнулся он, уже бодрее. — Разные мысли, вот и сна нет. Даже таблетки не помогают — полагаю, на ночь всех кормят снотворным. — Наверно, — согласилась я. Мы замолчали. Возникшую паузу прервал Андрей. — Знаешь, я все думаю про Аню… Почему она сбежала из больницы? Но пока ничего толком придумать не могу. Все мысли только это и занимает. — Да? — Я постаралась, чтобы в моем голосе не слышались нотки разочарования. — Я тоже думаю об Ане… Наверно, поэтому не могу заснуть. Андрей посмотрел на меня как-то по-другому, но я не поняла, какие именно эмоции проскользнули в его взгляде. Я машинально опустила глаза и постаралась улыбнуться, но вышло весьма неестественно. — Женя, знаешь… — тихо проговорил Андрей. — Еще я думаю о другом человеке. Не о своей сестре. Странно, правда? Не понимаю, что со мной происходит… Я пожала плечами с деланым равнодушием. — Почему нельзя думать о ком-то еще? — сказала я. — Это вполне логично, человек может думать о разных вещах одновременно. Ничего странного в этом нет. — Считаешь? — Он снова пристально посмотрел на меня. — Честно говоря, я… я думал о тебе, Женя. Извини, если это неприятно тебе, но я… я еще не встречал такого человека, как ты. Ты… ты очень необычная. Очень… красивая. Красивая? Когда в последний раз мне говорили комплимент по поводу моей внешности? Нет, я не утверждаю, что я непривлекательная женщина — как раз наоборот, но… Почему-то слова Андрея заставили меня смутиться, словно я была тринадцатилетней девчонкой, а не двадцатисемилетней Женей Охотниковой, профессиональным телохранителем, который… которая сейчас глупо покраснела, точно наивная простушка. — Ну, ты тоже не урод! — постаралась отшутиться я. Вышло не смешно. Андрей не улыбнулся, говорил по-прежнему серьезно. — Я… я никогда не думал, что в таком месте, как больница, встречу такую девушку, как ты. Знаешь, если бы не автокатастрофа и не твой несчастный случай, мы бы никогда не встретились. Странно, правда? Такая вот шутка судьбы… — Шутка… — эхом повторила я. Мы, не сговариваясь, совершенно синхронно, опустили глаза на мою книжку. Поэзия Сергея Есенина… Этот пыл не называй судьбою, Легкоумна вспыльчивая связь, — Как случайно встретился с тобою, Улыбнусь, спокойно разойдясь… После завтрака произошло еще одно событие. Я не успела зайти в палату, как хмурая Вера Алексеевна, дежурившая сегодня медсестра, сказала, что пора идти на массаж. Я едва не заснула во время сеанса — дала знать о себе бессонная ночь, а монотонные движения рук врача-массажиста как-то расслабляли и убаюкивали. Я позволила своим мыслям течь свободно и бессвязно, не сосредотачивалась ни на одной из них. Поэтому даже не заметила, как процедура закончилась — врач сообщил мне, что я могу возвращаться в палату, и я вознамерилась хотя бы часок поспать. Но моим планам не суждено было воплотиться в жизнь. Едва я вошла в «свою» комнату, как увидела, что произошли перемены: кровать, ранее убранная, была расстелена, на ней лежала женщина лет сорока, которая никак не прореагировала на мое появление в палате. Я постаралась не рассматривать свою новую соседку слишком пристально, чтобы не доставлять ей беспокойства. Однако скоро убедилась, что женщину совсем не волнует, что происходит вокруг нее: она безучастно лежала на кровати и смотрела на противоположную стену, как будто там происходило нечто увлекательное и интересное. Я оглядела женщину более внимательно. На первый взгляд серьезных травм у нее не было, только кисть правой руки была забинтована. Никаких переломанных конечностей, никаких повязок на шее. Интересно, что с ней случилось? Авария, автокатастрофа? Несчастный случай? Если даму перевели в общую палату, значит, она идет на поправку. Только, на мой взгляд, ее проблема не в травмах, а что-то не так с головой. Может, она память потеряла? Я еще раз посмотрела на лицо своей новой соседки. Оно могло бы быть красивым — в принципе, у нее весьма выразительные глаза, правильная форма носа и губ. Все портили только тяжелые морщины вокруг рта женщины, которые придавали лицу страдальческий, едва ли не старушечий вид. Из-за этого женщина казалась гораздо старше своих лет, они сильно уродовали ее и, как мне показалось, появились не так давно. Что все-таки с ней произошло? Может, она тронулась умом? Одета женщина была в такую же больничную униформу, какая была на мне. У нее практически не было личных вещей, я заметила только зубную пасту и щетку в пластмассовом стаканчике, тоже больничном. Никаких книг, никаких тетрадок или чего-то подобного на прикроватной тумбочке новенькой не было. Спать мне совершенно расхотелось — я стала придумывать различные гипотезы того несчастья, что заставило женщину лечь в клинику. Но пока мои теории не были подкреплены ни одним фактом. — С вами все в порядке? — рискнула я завести беседу. На ответ не надеялась и в принципе не ошиблась. Женщина словно не слышала меня. Прямо не человек, а зомби, окрестила я ее про себя. Даже у медсестры не спросишь, что с моей соседкой, — Вера Алексеевна не из тех людей, что спокойно разговаривают с пациентами. В отличие от других медсестер, она самая строгая и необщительная, и спрашивать ее о чем бы то ни было — бестолковое дело.