Теперь мы ехали по проселочной дороге, которая оказалась отнюдь не такой ровной и гладкой, как шоссе. Здесь тоже прошел дождь, песок и щебенку размыло, вдобавок ко всему мы постоянно подпрыгивали на ухабах и въезжали в ямы, которые из-за темноты не было видно. Дождь полил еще сильнее, и теперь я слышала только брань водителя, в основном нецензурную. Таксист постоянно возмущался, переживал о сохранности своих колес и ругал на чем свет стоит людей, которые среди ночи срываются невесть куда, и ладно бы на своих машинах, а пользуются услугами такси. В конце концов, я не выдержала и заявила: — Вы же не бесплатно работаете! Сами выбрали такую профессию! От вашего отборного мата меня уже тошнит! Тот молча проглотил мой упрек и дальше ехал без слов. Я подумала, что погорячилась — еще не хватало поссориться с водителем, чтобы тот высадил меня на этой жуткой дороге и оставил разыскивать Андрея самостоятельно. К счастью, таксист до этого не додумался, но я предпочла больше не раскрывать рот и ехать молча. Дорога свернула в сторону, и я увидела впереди лес. Я недоуменно посмотрела на водителя. — Нам в лес? — удивилась я. — Не в поселок? — Хотите в поселок — поедем в поселок, — пожал плечами мужчина. — Я следую по маршруту вашего этого сбежавшего друга. Но клиент вы — куда скажете, туда и поедем. — А он точно поехал туда? — Я кивнула на рощу, которая, по мере нашего продвижения, становилась все больше и мрачнее. — Может, произошла ошибка? — Сказано же было — пять километров шестьсот пятьдесят метров на юго-восток, — хмуро пояснил таксист. — Я туда и еду. Я снова замолчала. Мы въехали в лес, который казался диким и нелюдимым. Запоздалая тарасовская весна еще не спешила одеть корявые ветви в яркую сочную листву, и сейчас, ночью и при дожде лес казался пасмурно-осенним. Голые стволы местами выглядывали из колючих кустарников, местами по обочинам дороги лежал грязный, нерастаявший снег. Таксист не выдержал — снова начал ворчать, что по такой дороге угробит свою машину, и его упреки были адресованы прежде всего мне. Я уже не просила его помолчать — только думала про себя, зачем Андрею понадобилось ехать сюда. Единственный вариант — как я предполагала, Аня просила его помочь ей, может, написала, что она в лесу. Но я-то знаю, что девушка погибла! И Андрей знал — только не хотел в это верить. А что, если некто, завладевший Аниным телефоном, заманил ее брата в ловушку? И где искать машину с Андреем? Ведь должен был автомобиль въехать в этот лес, значит, скоро я увижу машину… Правда, пока ничего, помимо корявых деревьев, кустов и грязи, я не видела. — Вы можете связаться с водителем той машины? — спросила я таксиста. — По-моему, здесь какая-то ошибка, поблизости не видно автомобиля. Может, диспетчер что-то перепутала? Я думаю, вам надо позвонить ей и уточнить маршрут. Водитель сменил передачу, внезапно раздались неприятные звуки, как будто мы наехали на какое-то препятствие. Таксист смачно выругался и надавил на тормоз. Машина резко остановилась. — Вот и приехали! — заметил он с нескрываемым раздражением. — Похоже, колесо полетело… И какого лешего я вас согласился довезти? Кто мне теперь ремонт оплатит? Я пожала плечами. Мне было абсолютно плевать и на его колесо, и на машину — необходимо было найти Андрея, если он в этом лесу! Я решила оставить водителя вместе с его автомобилем, а сама пойти в лес поискать автомобиль, на котором уехал Анин брат. Времени разбираться с разгневанным таксистом у меня не было, я старалась не думать, как потом буду выбираться из леса. Главное — найти Андрея, убедиться, что с ним все в порядке. — Сидите здесь, надо поменять колесо. — Таксист, не глядя на меня, вышел из автомобиля и направился к багажнику. Я открыла дверцу и тоже вышла вслед за ним. Хотела подойти и сказать, что мой заказ отменяется, пускай чинит свое авто. Так и быть, перечислю ему деньги на карту, я привыкла платить за оказанные мне услуги. Он же отвез меня, куда я просила, вот за дорогу и заплачу. А колесо пусть меняет на свои деньги или на деньги фирмы. Я подошла к таксисту, когда тот открывал багажник, собираясь спросить номер его карты и сумму, которую нужно перевести. Однако водитель обернулся ко мне первый, попутно открывая крышку багажника. Я не успела ничего сказать — он опередил меня. — Что ж, Евгения Максимовна, — вкрадчиво проговорил он. Теперь в голосе его не слышалось ни злости, ни раздражения — напротив, я услышала торжествующие нотки. — Думаю, наш путь окончен — мы на месте. — Откуда… откуда вы знаете мое имя? — спросила я, толком ничего не понимая. — Я не говорила вам его… — Мне известно не только ваше имя, — усмехнулся таксист. — Вы даже не представляете себе, сколько я о вас всего знаю. И… думаю, вам нужно посмотреть сюда, чтобы вы окончательно все поняли. Водитель открыл багажник, я заглянула внутрь. Перед глазами у меня поплыло, я не смогла удержать вопль ужаса и удивления. Опрометью ринулась к багажнику, но не успела подбежать к Андрею. Таксист остановил меня. — Стоять на месте! — рявкнул он. Я обернулась — прямо на меня было направлено дуло пистолета. Я остановилась. Потом заторможенно, как в замедленной съемке, перевела взгляд на багажник, где лежал в скрюченном, неестественном положении человек, которого я искала. Человек, который еще недавно разговаривал со мной, с которым мы играли в шахматы, который… признавался мне в любви. Я бы ни за что не поверила в то, что это Андрей лежит в багажнике. Что на меня зияющей дырой уставилось кровожадное дуло пистолета. Что на лбу у Андрея — черное, неровное пятно, пролившееся уродливыми кляксами на его закрытые глаза, пятно, которому не место на красивом, когда-то живом лице Андрея… Это не может быть правдой. Это недоразумение, кошмарный сон, обман… — Андрей… — прошептала я, едва складывая слоги в одно-единственное слово. — Почему? — Вас мучают вопросы, правда? — усмехнулся водитель. Свободную руку он поднял к своему лицу, схватил себя за бороду, и та вдруг отделилась от его щек и подбородка. Следующим движением он стянул с себя уродливую кепку, закрывающую часть его головы. Вместе с кепкой он избавился и от парика — тех всклокоченных, отчаянно нуждающихся в парикмахере волос, на которые я сперва обратила внимание. Водитель странным образом преобразился. Теперь от бомжеватого таксиста осталась разве что нелепая куртка и свободные джинсы — ловкий прием, позволяющий скрыть угловатую, долговязую фигуру. Лицо без бороды и волос теперь вытянулось, стало худым и, я бы сказала, изможденным. Это лицо зияло белой маской в ночной тьме, и только лихорадочным блеском светились возбужденные, безумные глаза. Я знала этого человека. Очень хорошо знала и общалась с ним, и теперь не верила, что это он стоит с направленным на меня пистолетом, а в багажнике его машины — тело Андрея. Человека, которого… которого я разыскивала. Которого я впервые в жизни по-настоящему полюбила. Который сумел подобрать ключ к моей душе, который разбудил во мне скрытые под маской хладнокровия чувства, который доказал, что и у бесстрашной Жени Охотниковой в груди бьется сердце, а не лежит холодная галька… Который сейчас был просто бездыханным трупом. — Максим… Григорьевич… — прошептала я. — Вы?… — Рад, Евгения Максимовна, что вы не забыли моего имени, — усмехнулся психолог. — Да, это я, ваш покорный слуга, явился к вам, как волшебник из чудесной страны, в которую вы частенько погружались там, в больнице. Я хотел бы знать, что вы видели во снах? Скажите, это были кошмары? Правда? Я очень надеюсь на это. А что именно вы видели? Смерти, убийства? Может, покойников, которые благодаря вам отправились в мир иной? Вы доставите мне огромное удовольствие, если подтвердите мои предположения. Я старался положить вам в пузырек с вашей фамилией таблетки, которые оказывают самые сильные галлюциногенные эффекты. Благо я неплохой фармацевт и надеюсь, мое, так сказать, лечение пошло вам на пользу! Вы подумали о своей душе? Если нет, то задумайтесь о ней сейчас — ведь скоро вам предстоит держать ответ за все грехи, которыми запятнана ваша совесть. Евгения Максимовна, вы верите в загробный мир? Я молча смотрела на дуло пистолета, не произнося ни звука. В моей голове не укладывалось, как такое могло произойти. О чем он говорит? Таблетки? Я помню ту капсулу, которая была неизменной, капсулу, которую следовало выпить перед сном… Это… это он мне ее подсовывал? — Вы полагали, что лекарства назначал вам врач, — продолжал Максим Григорьевич с сумасшедшей ухмылкой. — Вы правы. Но мне не составляло труда несколько… изменять ваше лечение. Заменить одну таблетку на другую оказалось проще простого — намного проще, чем отправить вас именно в эту больницу. Я думаю, вы оцените мое мастерство и мои старания, которые оказались не напрасны. Ведь мы с вами вдвоем — ах, простите, втроем, — в таком чудесном, мрачном месте, разговариваем о жизни. Я рассказываю вам сказку — чудесную сказку, которая воплотилась в жизнь только благодаря мне, и вы — в ней главная героиня. Вам многое непонятно, правда? Но я готов вам рассказать все в мельчайших деталях — ведь вы должны узнать истину, прежде чем совершите свое последнее путешествие. — Это вы убили Аню? — спросила я, едва шевеля губами. Максим Григорьевич довольно кивнул. — Я готов вам поведать и эту историю, — проговорил он. — Аня перед сном получила немного другую таблетку — не такую, как вы, а охранник — снотворное. Игорь Федорович, который дежурил в ту ночь, обожает шоколад и шоколадные конфеты. Он всего лишь съел вкусную шоколадную конфету с глазурью и самой необыкновенной начинкой, которая только может быть. Начинку эту изготовил я собственноручно — от одной маленькой таблетки, помещенной в шоколад, человек засыпает крепким сном на шесть часов. А ему был необходим ночной отдых — еще бы, не спать сутки — вредно для здоровья. Бедный Игорь Федорович спокойно погрузился в чудесный мир грез, а Аня — в мир галлюцинаций. Жаль, я не знаю, что она видела, когда шла со мной по коридору, когда спускалась по лестнице, когда выходила в открытую дверь, которую я заботливо отворил для нее. Может, она путешествовала по сказочному миру фантазий, может, бродила по лабиринтам души, но она покорно следовала за мной, села в мою машину, и мы с ней отправились в необыкновенную поездку… Аня — хорошая девочка, она была очень хорошим человеком, но ее погубило то, что она стала общаться с вами, Евгения Максимовна. Из-за вас она лишилась жизни в столь юном возрасте. Но поверьте, она не чувствовала боли и не страдала. Я был милосерден к ней: сперва — пуля в лоб, а потом — некоторая трансформация посредством хирургического скальпеля и ножа для разделки туш. Аня тоже была в этом лесу, где сейчас мы с вами так мило беседуем, и если бы я обратил внимание на ее кулон, вряд ли бы ее кто-нибудь узнал… А потом, Женя, вы довели до смерти Олю. Ту женщину, у которой умер муж, помните? Вы вместе с ней посетили мой сеанс, я сам предложил вам поучаствовать в нем, так как вас мучили кошмары, о которых я, как вы теперь понимаете, прекрасно знал. После группового сеанса я немного побеседовал с Олей — о жизни и смерти. Она рассказала мне о том, как любила своего мужа и как страдает без него. Но смерть победить невозможно, нельзя воскресить мертвого. Зато можно отправиться вслед за ним, встретить любимого мужа в мире ином, где нет места скорби и страданиям, где нет болезней и смерти. Я всего лишь дал Оле ключ от волшебной двери в тот мир, где ждал ее супруг — этот ключ имел форму ножа, которым она умело воспользовалась. У меня — представляете — даже было послание для Оли от ее супруга. Женщина верила мне — я ведь показал ей письмо, и она не захотела заставлять мужа долго ее ждать. Оля все сделала правильно, и я рад, что наконец-то они воссоединились. Как, возможно, и вы воссоединитесь с ним. — Он кивнул на багажник. — Хотя мне бы хотелось, Женя, чтобы вы никогда не встретились с Андреем на том свете — ведь на небеса вы не попадете. Вы будете страдать — долго, вечно, вы будете испытывать самую сильную боль, страшнее которой вам и не снилось. Знаете, а ведь провиденье помогает мне — вы неожиданно познакомились с Андреем, я не ожидал этого. Насколько я знаю, вы, Женя, слишком хладнокровны, вам не свойственны такие чувства, как любовь. Но, вероятно, я ошибся. Скажите, неужели вы, такая неприступная, такая прагматичная, вдруг влюбились? Это странный поворот событий, неожиданный даже для меня… Он ждал ответа, но я молчала. И только ощутила, как глазам становится больно от сдерживаемых слез — они выступили против моей воли, я не хотела показывать свою слабость перед этим убийцей. — Да, Женя, ваша любовь оказалась для меня неожиданностью, — видя, что я не отвечаю, снова заговорил психолог. — Но я обрадовался этому — ведь любовь, как никакое иное чувство, способна принести страдания и боль. Вам она должна была принести их. У меня был мобильный Ани, с которого я посылал вам сообщения, был номер телефона Андрея, который я узнал по телефонной книге из мобильника его сестры. Андрей сам не понимал, кто ему пишет — он так и не узнал, зачем ему посылали те смс-сообщения, которые вы нашли в его телефоне. Женя, я всегда пристально за вами следил, это гораздо интереснее, чем смотреть фильм или читать книгу. Я читал вашу душу, как открытую книгу, и находил массу увлекательного. Помните, как говорилось у Лермонтова в «Герое нашего времени»? «История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа…» Для меня такой ничтожной душой была ваша, Женя, и я наблюдал, как в вас зарождается что-то человеческое, как спадает налет бесчувственности и равнодушия… Жаль, что раньше вы не стали такой, что раньше не осознали, какую мелочную жизнь вели до этого. Может, все сложилось бы иначе? Но вы сами выбрали это. Только вы виноваты в смертях тех несчастных, которые повинны лишь в том, что вы выбрали их для общения и разговоров. Через меня вершится суд — суд над вами, Женя, и вы ответите за все свои поступки, за все страдания, которые вы принесли другим людям. Вы хуже убийцы, хуже грязного извращенца, потому что действуете под маской справедливости. Вы выбрали для себя маску телохранителя, который спасает жизни другим людям, но вы повинны в том, что обрекаете людей на мучения. Кто вы такая, чтобы решать, кто прав, а кто виноват? Кто вы такая, чтобы осуждать других людей? Вы поплатитесь за все, Женя: сегодня наступил Судный день, когда вы ответите за все. — А вы вообразили себя Господом Богом? — Я постаралась вложить в эти слова как можно больше ярости и презрения, постаралась заглушить боль утраты и отчаяния. Но раз за разом в моих глазах возникал образ того ужаса, той жуткой картинки — багажник с трупом Андрея. Это было выше моих сил, и я не могла держаться. — А почему бы и нет? — усмехнулся Максим Григорьевич. — Кто-то ведь должен остановить вас, кто-то должен вам помешать творить зло под маской добра! Я не буду перечислять вам все ваши грехи, но за один из них вы сейчас и расплачиваетесь! Вы сами вынудили меня стрелять в вас. К слову сказать, я неплохой снайпер и многое смыслю в медицине. В частности, я могу выбрать точку на человеческом теле, повреждение которой не убьет, но заставит здорово помучиться. Мне пришлось хорошенько постараться, чтобы попасть именно в ту область вашего плеча, поражение которой надолго выводит из строя. Сперва я решил сделать вас калекой — вы ведь знаете, если б пуля прошла немного под другим углом, вы лишились бы руки. Но я решил действовать иначе. При падении вы сильно ударились головой, и это тоже было мне на руку. Я хотел лишить вас рассудка, но, увы, это не в моих силах. Если бы все шло по моему плану, я бы накормил вас такими препаратами, которые бы вызвали слабоумие. Но мне подобная идея потом не понравилась — вы бы лишились рассудка и никогда бы не узнали за что. А я хочу, чтобы вы поняли всю тяжесть своей вины, чтобы покаялись во всем. Но я не отпущу вам грехи — я отправлю вас туда, где над вами будет вершиться самый справедливый суд! — Так это вы стреляли в меня? — догадалась я. — Это вы ранили меня, да? Почему же тогда не убили? — Чего вы захотели! — рассмеялся Максим Григорьевич. — Смерть — это слишком легкая для вас участь, Женя! Мне нужны были ваши мучения, ваши страдания! Мне было очень жаль, что я не имел возможности добраться до вашей родственницы — вы ее называете тетей Милой и, кажется, привязаны к ней? Увы, ехать за ней в Австрию — слишком долго и накладно, потому что мне нужны были прежде всего вы. Поэтому пришлось оставить вашу тетю в живых. Но, думаю, она будет переживать, когда ее племянница окажется в гробу… Хотя мне ваша тетя глубоко безразлична. Я хотел увидеть ваши мучения — для этого и писал вам смс-сообщения якобы от Оли, потом смс на номер Андрея. Наблюдать за вашей ссорой с Андреем было для меня истинным удовольствием. Мне не составило труда проникнуть ночью в палату Андрея и пустить ему пулю в лоб, когда он спал. Никто не видел меня — ведь Андрей находился один в палате. Правда, пришлось прикончить и охранника — он оказался не слишком разумным, чтобы заснуть на рабочем посту. Парнишка ничего толком и не понял — а я вытащил тело вашего избранника на улицу вместе с трупом охранника и написал вам смс-сообщение с номера Андрея. Как видите, мой план превосходно сработал — вы оказались именно в той больнице, где я и работаю, благодаря моему искусству меткого стрелка и умного врача вы попались на все крючки, угодили во все капканы… И вот теперь вы здесь, и вы все знаете. И готовы к тому, чтоб понести ответственность за все совершенные вами грехи! — Но… почему вы так ненавидите меня? — спросила я тихо. — Что я вам такого сделала? — Моя фамилия — Артемьев, — проговорил психолог. — Это вам о чем-нибудь говорит? Напрягите память! Мне не нужно было долго вспоминать, чтобы понять, кто передо мной находится. Я прекрасно помнила это дело, во всех его деталях… Глава 9 Город был напуган, пребывая в страхе из-за серии жутких убийств. Погибали молодые девушки. Жертвы на первый взгляд не были связаны друг с другом — они проживали в разных районах Тарасова, не общались между собой, не имели ничего общего, кроме красивой внешности. Но и внешне они различались — среди жертв неуловимого преступника были и брюнетки, и блондинки, высокие и стройные и пухленькие красотки с аппетитными формами. Полиция находилась в тупике, не было ни единой зацепки. Свидетельские показания не позволяли сделать никакие предположения о личности убийцы. Меня наняла мать одной девушки, Кристины. Кристина училась в политехническом институте и часто поздно возвращалась домой после учебы. Девушка в последнее время вела себя крайне нервно. Мать сначала думала, что у Кристины проблемы с учебой, спрашивала у дочери, в чем дело. В конце концов, Кристина призналась, что боится. Девушка сказала, что ей кажется, будто за ней кто-то следит, но кто и зачем, Кристина не понимала. Мать, взволнованная рассказом девушки, решила прибегнуть к помощи телохранителя и наняла меня охранять Кристину. Я взялась за дело. Моя клиентка просила ничего не рассказывать дочери, так как та была бы против идеи матери нанимать телохранителя. Я следила за девушкой и выяснила, что за ней и правда следят. Не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что Кристину преследовал один молодой человек по имени Егор. Он недавно устроился лаборантом в тот самый университет, где училась девушка, и производил впечатление весьма скромного и стеснительного человека. Егор стеснялся своей внешности — он был очень худым и носил очки, — поэтому, вероятно, не решился познакомиться с Кристиной, а только издали следил за девушкой. Меня заинтересовала личность этого Егора, я навела справки… Мне удалось раскопать много фактов о нем, и фактов весьма неожиданных. У Егора имелось психическое расстройство, он наблюдался у психиатра. Парень страдал паническими атаками и вспышками агрессии. В детстве он получил психическую травму — на его глазах грабитель убил его мать, после чего у Егора начались проблемы с психикой. Егор Артемьев страдал комплексом неполноценности. У него никогда не было близких отношений с девушками, и свои чувства к прекрасному полу он выказывал весьма необычным образом. Егор выслеживал понравившуюся ему девушку, иногда даже знакомился с ней. Но все его романтические порывы заканчивались хладнокровными убийствами, и никто не мог предположить, что такой стеснительный и милый молодой человек на самом деле маньяк. Мне удалось спасти Кристину, а Егора сдать властям. Однако парень умудрился покончить с собой во время следствия. Я полагала, что на этом история тарасовского маньяка завершена, но, как выяснилось, глубоко ошибалась. У Егора был отец — Максим Григорьевич Артемьев, который и решил отомстить мне. Ведь, по его мнению, именно я была повинна в смерти его сына… Максим Григорьевич работал психологом, однако помочь своему сыну он так и не смог. Он знал об убийствах, совершенных Егором, но держал злодеяния сына в тайне, про себя жалея его и сочувствуя ему. Максим Григорьевич любил жену и считал, что Егор лишь жертва и он не повинен в том, что совершал убийства. Теперь только я поняла, почему взгляд психолога показался мне знакомым — именно такой безумный взгляд был и у Егора… И Максим Григорьевич вознамерился отомстить мне во что бы то ни стало. — Ваш сын получил по заслугам, — проговорила я. — Я всего лишь засадила его за решетку, а покончил жизнь самоубийством он сам, без моей помощи! Я не убиваю людей, я всего лишь охраняю жизни своих клиентов! — Если бы вы, Евгения, не взялись за это дело, Егор был бы жив! — дрогнувшим голосом проговорил психолог. — Это вы виноваты в его смерти, вы ответите за это. — А вы убили Аню, Олю и Андрея! — воскликнула я. — Вы — убийца, такой же ненормальный, как ваш сын! — Не грубите мне! — Максим Григорьевич приблизился ко мне с пистолетом в вытянутой руке. — У вас есть выбор: яд или пуля. Я предоставляю вам возможность самой выбрать свою смерть. Я оглянулась на автомобиль. Посмотрела на багажник с телом Андрея. Внезапно мне вспомнилось то последнее утро — в столовой, когда я нагрубила ему. Я всерьез полагала, что Андрей обманывает меня. Я больно уязвила его, но он не озлобился, не рассердился на меня, а сам попросил прощения, хотя извиняться должна была я! Его сообщение — «я люблю тебя»… Его слова, его жесты… Его милая, добрая улыбка и ласковый голос… Мы ведь собирались с ним встретиться и после выписки, продолжить наши отношения, у нас могло быть будущее… Я повернулась к Максиму Григорьевичу. Сжала руку в кулак, с яростью вытерла слезы. — Вы убили его, — проговорила я, борясь с горьким комком в горле, который вот-вот готов был превратиться в рыдания. — Вы… вы не человек, вы — убийца! Я опустилась на корточки, не обращая внимания на пистолет, закрыла лицо руками. Услышала злорадный смех психолога и его слова: — Итак, наша железная леди рыдает. Надо же, Женя, неужто вы умеете плакать? У вас есть слезы, правда? А я думал, что вы целиком из железа, как Железный Дровосек из сказки. Ради этого зрелища можно убить и десяток людей — только увидеть вас, такую жалкую, такую ничтожную и разбитую! Вы даже не представляете, какое наслаждение мне доставили! Итак, ваш выбор? — Да делайте что хотите! — вскрикнула я, продолжая рыдать. — Стреляйте, травите… Мне не нужна моя жизнь, вы сделаете большую милость, если убьете меня! Валяйте, что ждете? Кишка тонка, да? Не можете нажать на курок? Вы психопат, вы жалкий слабак, который даже простого действия сделать не может! Краем глаза я видела, что Максим Григорьевич с интересом и издевкой смотрит на меня. Он даже опустил пистолет, дуло направлено было не точно мне в голову, как раньше, а немного в сторону. Продолжая рыдать и заламывать руки, я вскочила на ноги и ринулась к багажнику машины с криком «Андрей, прости меня!» Мне хватило минутного замешательства врага, чтобы цепко обхватить его шею и заставить от неожиданности выронить оружие. Отчаяние, боль и слепая ярость придали мне силы, и могу поспорить, преступник даже не ожидал, что сломленная, измученная женщина способна на столь жесткий захват. Максим Григорьевич рухнул к моим ногам, я же схватила его пистолет и направила ему в голову. — Роли поменялись, — переводя дыхание, проговорила я, все еще возбужденная этой короткой, но яростной схваткой. — Ваша игра окончена. Вам предстоит долгий тюремный срок за убийства. Была бы моя воля — я бы пустила вам пулю в лоб, но знаете, это слишком мягкое наказание для вас. У вас будет время подумать о ваших грехах, долгое время, которое вы проведете за решеткой. И я вам желаю, чтобы каждую ночь к вам приходили в кошмарах те, кого вы лишили жизни, те, кто никогда не оставит вас в покое и до последних ваших дней будет преследовать вас. Эпилог