— Сколько раз я был на полу в этом раунде? — спросил я. — Почем я знаю, — раздраженно ответил Джо, выжимая кровь из полотенца. — Я не счетная машинка. — Все равно попытайся вести счет, ладно? — попросил я. — Это важно. Если ты будешь считать нокдауны в каждом раунде, я смогу узнать, сколько сил он потратил. Джо выронил полотенце, которое собирался выбросить на ринг в знак капитуляции. — Боже мой! Ты хочешь, чтобы эта бойня продолжалась? — Он не сможет весь вечер продолжать в том же темпе, — промычал я. — Посмотри, как Брелен выговаривает своему ягненочку! Эйс весьма красноречиво жестикулировал, а Кэйрн ворчал что-то в ответ и бросал в мою сторону свирепые взгляды, одновременно колотя одной перчаткой о другую, — видимо, представлял себе, что это моя физиономия. По-моему, Брелен объяснял Кэйрну, что наша схватка начинает выходить за рамки шутки, а мое упрямство может повредить его репутации, поэтому со мной надо побыстрее кончать. «Ха-ха, — мрачно подумал я, вытряхивая кровь из покореженного уха, — посмотрим, как быстро Король Кэйрн сумеет сделать то, что не удалось еще ни одному обладателю железных кулаков». Когда ударили в гонг, я все еще был как в тумане и из ссадин текла кровь, но для меня это — привычное дело. * * * Кэйрн, озверев от того, что меня никак не утихомирить, вылетел из своего угла и нанес мне пушечный удар правой, но я вовремя пригнулся. Его рука прошла чуть выше моей ключицы, но он с такой силой въехал мне плечом в шею, что мы вместе повалились на помост. Кэйрн, рыча, высвободился из моих объятий и с помощью нашего честнейшего судьи поднялся на ноги, мимоходом ударив меня по лицу. Я тоже встал и в раздражении от постоянного пребывания на полу саданул его левой. Я бы обязательно снес ему башку, если б попал в цель, но везение отвернулось от меня. Я поскользнулся на собственной крови, а мой замах был такой силы, что я с треском налетел на его правый кулак. Я повис на Кэйрне и прилип к нему, несмотря на мощнейший апперкот, расшатавший мне все нижние зубы. — Отцепись, бабуин ушастый! — рявкнул он, пыхтя от напряжения. — Насмехаешься надо мной, да? Хочешь меня дураком выставить, да? — Природа об этом уже позаботилась, танцор доморощенный, — хрипло парировал я. — Любая красотка может нанести больше увечий пуховкой для пудры, чем ты своими грабельками! — Ах, так! — заорал он и двинул мне со всего размаху в челюсть. Он вложил в удар всю мощь своего тела. Сделав полный оборот в воздухе и ободрав бок о канаты, я почувствовал, что куда-то проваливаюсь. Шмяк! Хорошо, что, приняв удар на себя, орущая толпа смягчила мое падение, иначе я наверняка свернул бы себе шею. Я открыл глаза и где-то очень высоко, как мне показалось, увидел склонившегося надо мной судью, который вел отсчет секунд. Я стал брыкаться и толкаться, пытаясь подняться. Множество рук и даже несколько ног в тяжеленных башмаках подняли меня над толпой болельщиков, я уцепился за канаты и подтянулся. Меня схватили за ремень, и я услышал голос какого-то парня: — Ты проиграл, дурак! Дай судье досчитать до конца. Или ты хочешь, чтобы тебя прикончили? — Пусти! — крикнул я, яростно вырываясь. — Я никогда не проигрываю! Мне удалось высвободиться, я прополз под канатами и встал на ринге в тот самый момент, когда судья занес руку, чтобы опустить ее на счет «десять». На этот раз Кэйрн не ринулся в атаку, как обычно. Он был мрачен, и я заметил, что по его лицу градом течет пот, а грудь тяжело вздымается. В толпе кто-то выкрикнул: — Прекратите бой! Но большинство зашумело в негодовании: — Теперь он твой, Билл. Кончай с ним! — Кэйрн примерился и сильно ударил меня по лицу правой. Я отлетел на канаты, верхний из них лопнул, но я устоял на ногах. Кэйрн выругался и замахнулся для нового удара, но в этот момент прозвучал гонг. Он помедлил в нерешительности, но потом все же нанес мне чудовищный удар, от которого я чуть не взлетел в воздух. Толпа радостными воплями приветствовала действия верзилы. Секунданты оттеснили его в сторону и стащили меня с канатов, а Кэйрн презрительно ухмыльнулся и медленно направился в свой угол. * * * Поддерживаемый секундантами, я сидел на табурете в своем углу и вдруг заметил, как Джо украдкой взял в руки полотенце. — Положи на место! А то, не дай Бог, выбросишь на ринг! — взревел я, и Джо, заметив недобрый блеск моих полузаплывших глаз, тут же бросил полотенце, словно это был раскаленный уголь. — Давай сюда нашатырь. Вылейте это ведро воды мне на голову. Похлопайте меня мокрым полотенцем по загривку. Продержусь еще раунд и сэкономлю пятьдесят баксов! Ругая меня на все лады, секунданты стали выполнять мои указания, и я почувствовал, что становлюсь сильней и бодрей с каждой секундой. Мои помощники не могли понять, как после такой мощнейшей трепки я способен продолжать бой. Но любой боец, который для достижения победы делает ставку на выносливость, меня поймет. Благодаря крайне напряженному образу жизни последних недель я был в такой отменной физической форме, что даже атлеты позавидовали бы. Прекрасная форма в сочетании с замечательной способностью быстро восстанавливаться делали меня практически непобедимым. Кэйрн мог исколотить меня вдоль и поперек, многократно посылать в нокдаун, доводить до полуобморочного состояния своими ударами (что он, в общем-то, и делал), но от этого запас моих жизненных сил и энергии не иссякал. Шататься от пропущенных ударов и быть слабым — это совершенно разные вещи. Кэйрну не удалось измотать меня окончательно. Как только от ледяной воды и нашатыря в голове прояснилось, я снова стал так же силен, как прежде. Во всяком случае, почти так же. К началу четвертого раунда я рвался в бой. У Кэйрна прежнего рвения уже не было. Похоже, он даже устал от своих трудов. Он вышел вперед и хлестко ударил меня в голову левой, но я не упал. Впервые я провел хороший удар и не промахнулся. Бац! Правой я врезал Кэйрну по уху, и его голова качнулась. С яростным воплем он нанес мне мощный ответный удар, от которого я всего лишь упал на колени, но тотчас поднялся. Айронвильский Кузнец начал выдыхаться! Его удары стали терять былую мощь! От такого открытия я почувствовал прилив свежих сил и бросился вперед, колошматя его обеими руками. Удар левой в лицо поколебал, но не остановил меня, и я тут же нанес ему отличный левый хук под сердце. Он захрипел и отступил назад. Я провел серию ударов в голову, у Кэйрна пошла кровь, и он с диким воплем двинул мне в живот правой. На секунду мне показалось, что сломался позвоночник. Я лежал, скорчившись на полу, и не мог вздохнуть. Подскочил судья и начал отсчет секунд, а я стал искать глазами Кэйрна, ожидая, как обычно, увидеть его рядом с собой, готового нанести удар, едва я встану. Но его рядом не было. Он стоял у канатов, опираясь на них одной рукой, а другой протирал глаза от пота и крови. Его мощная грудь тяжело вздымалась, мышцы ног дрожали, живот ходил ходуном. С волчьим оскалом я хватал ртом воздух и за секунду до счета «десять» поднялся. Кэйрн оттолкнулся от канатов и с размаху ударил левой, но я нырнул под удар и правой мощно врезал ему под сердце. Он закачался, как судно в хороший шторм, и я понял, что теперь он мой. В тот последний удар, от которого я свалился на помост, он вложил остатки сил. Я его полностью вымотал, как, впрочем, и многих до него. Главное, ребята, стратегия! Я бросился на Кэйрна, словно тигр на быка, а вокруг раздавались крики, ругательства и угрозы. Ошарашенные поначалу зрители теперь вскакивали со своих мест, потрясали в воздухе кулаками, крушили стулья и грозили мне лютой смертью и пытками, если я побью их героя. Но я уже вошел в раж. Попробуйте сами сперва выдержать трепку, какую выдержал я, а потом получить шанс расквитаться. Обеими руками я молотил Кэйрна по голове и животу, посылая его на канаты, с которых он съезжал, словно пьяный. * * * Гонг звенел как заведенный. Брелен оглушил судью-хронометражиста дубинкой и пытался спасти своего бойца. Рефери тоже цеплялся за меня, пытаясь оттолкнуть в сторону. Но я не обращал на все это внимания. От ударов левой и правой в сердце колени Кэйрна подогнулись, а прямой правый в висок ослепил его. Он покачнулся, а от страшного левого хука в челюсть, в который я вложил всю массу тела, свалился на помост. В этот момент, разорвав канаты, толпа хлынула на ринг. Я увидел, как Джо пустился наутек, нырнув под стенку палатки с криком: — Наших бьют! Затем меня с помощниками окружили. Ко мне потянулись полсотни готовых растерзать рук, полетели башмаки и стулья. Но я увернулся, сорвал перчатки и стал драться как сумасшедший. Я молотил кулаками словно кувалдами, круша ребра, носы и челюсти, и сквозь суматоху и свалку заметил, как Брелен с помощниками уносят с арены своего поверженного гладиатора. Он так и не шевелился. Когда разъяренная толпа за счет численного превосходства уже почти свалила меня с ног, в палатку, размахивая кольями и молотками, ворвалась группа цирковых грузчиков и рабочих. Таких потасовок мне еще видеть не доводилось. Боевой клич цирковой команды «Наших бьют!» смешался с кровожадными криками зрителей. Айронвильцев было больше, но мы все же выдали им сполна. За какие-то три секунды ринг разнесли в щепки, а гуща свалки переместилась к стенке палатки и снесла ее. Засверкали ножи, послышалось даже несколько выстрелов — по правде, я удивился, что никого не убили. Шатер для выступления атлетов был прямо-таки разодран в клочья, а драка с ожесточением продолжалась между другими палатками и будками. Вдруг раздался дикий крик: — Пожар! И все увидели багровое зарево. Загорелся купол главного шатра, а может быть, кто-то специально его поджег. Сильный ветер раздувал огонь, и тот стал быстро перекидываться с палатки на палатку. Драка мгновенно прекратилась. Поднялась страшная суматоха — все понеслись куда-то с дикими криками, рыдали дети, плакали женщины. Цирковые артисты и служащие бросились вытаскивать клетки и вагончики из зверинца, который уже занимался пламенем. Звери выли такими голосами, что волосы вставали дыбом. И тут я вспомнил, что запер Майка в клетке Освальда. Я сломя голову бросился туда, как вдруг раздался душераздирающий крик: — Звери на свободе! * * * Все дружно заорали, схватились за головы и бросились бежать, и тут… появились слоны. Трубя, будто настал Судный день, они лавиной пронеслись по вагончикам, клеткам и будкам и с грохотом умчались прочь. Никто так и не узнал, как они оказались на свободе. На пожаре и не такое может случиться. Но, убегая, слоны налетали на клетки, и некоторые из них открывались, выпуская на волю отнюдь не безобидных обитателей. И вот на людей с ревом понеслись тигр Султан и леопард Амир, оба людоеды. Мимо меня с плачем пробежала группа детей, а за ними по пятам следовал Султан — полосатый дьявол с горящими глазами. Я схватил тяжеленный кол, подпиравший палатку, и встал между тигром и детьми. Зверь с рычанием бросился на меня, растопырив в прыжке все свои когти, а я напряг ноги и встретил его в полете мощным ударом. От этого удара кол разлетелся в щепки, я сам чуть не слетел с ног, но Султан рухнул на землю с разбитым черепом. Почти в тот же миг жуткий крик толпы заставил меня оглянуться, и я увидел, что на меня несется Амир, похожий на черную тень с огненными глазами. Зверюга прыгнул, нацелившись мне в горло. У меня не было времени, чтобы предпринять хоть что-нибудь. Он с размаху ударил меня в грудь и, пока я падал, успел скользнуть по мне когтями. В тот же миг я ощутил еще один толчок, от которого зверь отлетел от меня в сторону. Я кое-как поднялся на ноги и увидел, как нечто белое и приземистое грызет и рвет бездыханное тело большой кошки. Майк снова спас мою драгоценную жизнь. Когда Амир набросился на меня, пес налетел на Амира и одним ударом железных челюстей сломал ему шею. Оказывается, Майк протиснулся сквозь прутья клетки Освальда и отправился на поиски хозяина. Майк высунул язык и откровенно ухмылялся, виляя обрубком хвоста. Вдруг меня позвал до боли знакомый голос. Оглядевшись по сторонам, я увидел, как из-под обломков одного из вагончиков вылезла знакомая помятая фигура. — Черт побери! — воскликнул я. — Старик! Что ты делал под этими обломками? — Я залез под вагончик, чтобы меня не раздавила толпа, — ответил он, ощупывая ноги и проверяя, нет ли переломов. — Идея была неплохой до тех пор, пока на нас не налетели слоны. Ей-богу, если я снова благополучно выйду в море, то больше никогда не стану подвергать себя опасностям, подстерегающим на суше. Это уж точно! — Ты видел, как я разделал Билла Кэйрна? — спросил я. — Я ничего не видел, кроме кучки идиотов, — огрызнулся он. — Я появился в самый разгар общей драки. Я не против хорошей потасовки, но, когда к ней в придачу полыхает пожар и носятся дикие звери, тут я сматываю удочки! И ты тоже хорош! — добавил он укоризненно. — Заставил меня тащиться в такую даль, тюлень ты моржовый! Я приехал аж из Сан-Франциско и думал, что нипочем не разыщу этот проклятый цирк! — А зачем ты его разыскивал? — хмуро поинтересовался я. — Стив, — сказал Старик. — Я был несправедлив к тебе! Это мальчишка-стюард подкинул мне в койку хорька, а я узнал об этом, только когда он удрал с судна. Стив, я прошу тебя, как чемпиона «Морячки», давай забудем это недоразумение. Что было, то прошло! Стив, нам не обойтись без твоих железных кулаков. Несколько недель назад в Сиэтле я взял на борт дьявола в человечьем обличье по имени Монахан. Так вот, он сразу же поставил себя главным задирой в носовом кубрике. Из-за нехватки рабочих рук мне даже пришлось зайти во Фриско. Представляешь, Мэг О'Доннел, Муши Хансен и Джек Линч по сей день стонут в койках от его обращения. Он избил и Билла О'Брайена, и Макси Хаймера, и Свена Ларсена. Он грозился повесить меня за усы на моем собственном бушприте! Я не мог уволить его, потому что боялся за свою жизнь. Стив! — Голос Старика задрожал от волнения. — Прошу тебя, прости и забудь! Возвращайся на «Морячку» и в знак вечного людского братства вышиби дух из этого дьявола Монахана прежде, чем он всех нас угробит! Покажи этому чудовищу, кто чемпион на борту! — Ну что ж, — сказал я. — Мне причитаются кое-какие деньги от Ларни, ну да ладно! Они ему самому понадобятся для ремонта заведения. Монахан из Сиэтла! Ха! Три года назад я разделал его под орех в бильярдной Тони Вителло. Значит, он называет себя чемпионом «Морячки», да? Ну что ж, когда я скину его избитую тушу на причал, он узнает, кто на судне чемпион. На «Морячке» был, есть и будет только один чемпион — матрос Стив Костиган! Пошли! Все равно сухопутная жизнь не для меня!