Неужели все эти жертвы окажутся напрасными, упрекнул он себя. Если ты не найдешь то, что ищешь, значит ты убивал зря. Ты станешь просто гнусным убийцей и ничем более. Даже если я найду магию, разве это оправдает убийства? Нет, все это было неправильным. Какое бы уважение он ни старался оказать жертвам. Ничего не имело значения – даже то, что он делал это по велению богов. – Я – злодей, – рыдал он. – Ой, да ладно, – произнес знакомый голос с верха акведука. – Ты слуга Непознанного. – Оставь меня, Фиона. Ее силуэт на фоне пурпурного рассвета смотрелся благообразно и властно. Она была в длинной и широкой накидке для верховой езды, в юбках, которые хорошо сидели на ее фигуре. Ей разрешили остаться чистенькой. Она могла стоять над ним вот так – вся такая гладкая и безупречная, в то время как его одежда превратилась в лохмотья. Его белые одежды стали серыми и были покрыты похожими на ржавчину пятнами, свести которые невозможно. Руки покрыты волдырями, лицо небрито, а волосы свешивались на лицо грязными прядями – он уже несколько недель не собирал их в хвост. Он выглядел как идеальный сумасшедший и чувствовал себя так же. Почему убийства никак не отражались на Фионе? – Их уже три, Фиона. Я убил трех женщин, но так ничего и не… – Не заводи старую песню, – ответила она, легкомысленно махнув рукой. – Но ты прав, женщин, похоже, тоже недостаточно. – Никогда не будет достаточно. Я… – Я больше не верю. – Не думаю, что мы найдем какую-нибудь магию. Думаю, нам солгали. – Конечно, найдем, дорогой, – засмеялась она. – А как еще я могла бы создать это? – Она достала из-под плаща какой-то небольшой тонкий предмет и подняла его. Это была ручка-самописка кровью. – Вот от него-то я и узнала про пятый вид магии, – сказала она. – Вот поэтому-то Тало и пришел сначала ко мне в этот чертов дурдом. Ты, наверное, думал, что это недавнее творение, но я сделала его давным-давно. Тало хотел знать, есть ли у меня то, что нужно, чтобы изменить наш мир. Готова ли я делать то, о чем меня просит мой бог. Я всегда держу его под рукой, чтобы оно напоминало о моих открытиях и самоотверженности. Все, что мы знаем о магии, о чарах, спрятано и засекречено. Эти знания тщательно контролируются, чтобы мы тихо сидели – каждый на своем месте. И меня тоже посадили на место, где я должна была провести всю жизнь. Но я больше не собираюсь спрашивать разрешения на то, чтобы заниматься изобретательством. И ты это увидишь. Мне не нужны были нарисованные монстры, чтобы рассказывать мне то, что я уже знаю, и в твоих интересах… Из-за слов, которые она выбирала для своей речи, в глубине его сознания зазвенел тревожный звоночек. – … Он просто указал мне путь, по которому я должна идти. Способ рассказать всем о том, что я обнаружила самостоятельно. – Я не могу… не могу больше, – рыдал он. – Знаю, что обещал, но… В его внутреннем взоре возникли воспоминания о леднике. * * * – Почему я? – спросил он у трех марионеток, стоящих перед ним. Спустя несколько месяцев этот вопрос стал его личной мантрой: «Почему я?» Сколько раз они приходили к ним? Шесть? Семь? И каждый раз он говорил, что не станет убивать, что пусть они ищут другого. Ты – блестящий хирург, говорили они. Только тот, кто обладает твоими навыками, способен точно рассечь ткани, найти шрамы, определить, откуда извлекли магию. Доказать, что налог на время – это зло. Они много раз настойчиво повторяли, что магию извлекают именно так, но он не мог смириться с тем, что единственным способом обнаружить шрамы – это убийство. Время не было бесплатным – за него приходилось платить. Время было товаром – физическим предметом, которым можно торговать, как и всем остальным в мире. Вскоре после рождения ребенка на пороге свежеиспеченных родителей появлялся налоговый инспектор из правительства, готовый окрестить ребенка в коммерческую веру Аркензира. Для извлечения времени из младенца использовались большие магические шприцы, и это время использовалось для пополнения государственных запасов. Когда жизнь человека приближалась к концу, он или она могли либо оставить свое время другим, либо выкупить его и продлить себе жизнь. Богатые, как правило, жили долго. При средней продолжительности жизни человек покидал этот мир в возрасте около шестидесяти лет. Возраст в тридцать лет считался средним возрастом. Это было правильно, это было нормально. Богатые же могли прожить лет до девяноста. Иногда до ста. Это было неестественно. Человеческое тело не предназначено для столетней жизни. Действительно, может уже хватит творить зло? – Может, существует другой способ доказать, что магию забирают вместе с налогом на время? – спросил Шарбон. Ведь налоговики могли кого-нибудь случайно пропустить? Разве такой человек не заметил бы своей способности к новой магии? Может, в этом есть смысл? Давайте попробуем подойти к решению проблемы этим путем. Нам следует украсть несколько младенцев, уберечь их от налоговиков. Убедиться, что их магию можно продемонстрировать. Да, это могло бы сработать. Похищение было бы оправдано – потом детей можно будет вернуть. Никому не придется умирать. Никому. Нет, продолжил Тало. Мытари-налоговики никого не пропускают. Ваше правительство многое скрывает от вас, и конечно хранит в секрете, как мытари отыскивают новорожденных. Они находят всех. Поэтому ты не сможешь доказать существование магии, начав с рождения и двигаясь вперед. Нет, ты должен начать со смерти и двигаться назад. – Должен быть другой путь, – продолжал настаивать он. Ты вообразил себя более знающим, чем Непознанное? Ты действительно считаешь, что за эти последние месяцы ты думал об этом больше, чем твой бог за все века? Ты что считаешь, что ты – человек – гораздо лучше знаешь, как управлять миром? Ты что, возомнил себя выше божественного, как Абсолон? – Нет. Конечно, нет. Тогда покорись, воскликнули они. Покорись и выполняй, что приказывают. Не тебе решать, как и почему, тебе нужно просто выполнять задание и прокладывать путь для Непознанного. Многие были бы готовы убить, только чтобы заполучить это задание. Не будь неблагодарным. Не обрекай еще больше детей на смерть от высокомерия Абсолона. Твой сын был бы жив, если бы не этот обман, напомнили они. Где твое чувство отцовской справедливости? Разве ты не хочешь отомстить за зло, которое причинили твоей семье, твоему мальчику? Или ты настолько беспомощен, что тебе наплевать на тех, кто, как ты утверждаешь, тебе дорог? – Вы знаете, что это не так, – мрачно сказал он. Тогда покорись. Фиона подошла к Шарбону и мягко накрыла его руку своей. – Может, нам даже удастся вернуть магию туда, где она и должна быть. Отдать назад. Он, прищурившись, посмотрел на марионеток. – Что мне нужно делать? В точности то, что тебе говорят, улыбнулись они. * * * Когда воспоминание покинуло Шарбона, по его телу прошел холодок. – Я должен вырваться из этой паутины, – сказал он себе. Он вытер глаза тыльной стороной ладони. – У тебя есть спирт? – спросил он Фиону. – Конечно. Но я не понимаю, зачем он тебе. Они все равно умирают после того, как ты их разделаешь. Не вижу смысла каждый раз дезинфицировать инструменты. Она немного порылась в складках своих одеяний и извлекла из их глубин бутылку. – Все, – сказал он, забрав у нее бутылку и плеснув прозрачную жидкость на руки. – Больше ни одного. Пойми, я больше не могу. Это лезвие больше никогда и никого не убьет. – Думаю, не тебе решать. Решать будут наши лазоревые друзья. Она наклонилась и энергично похлопала его по плечу, как будто его просто нужно было подбодрить. – Ты просто зашел в тупик. Ты бы чувствовал себя лучше, если бы мы хоть чего-то достигли. Поэтому, честно говоря, мы должны сделать последний шаг. Знаю, что никто из нас не хотел, чтобы до этого дошло, но другого пути я не вижу. Он сбросил ее руку. – Что ты хочешь сказать? – Время извлекают у детей. Магию извлекают у детей. Нам нужно попробовать поэкспериментировать с детьми. От услышанного он впал в ступор. Что… о чем она сейчас говорила…? – Ты не посмеешь. Лунный свет бросал на ее лицо длинные тени, отчего глазницы казались провалившимися, бездушными. На мгновение ему показалось, что он действительно видит ее впервые. Губы ее изогнулись, но не в радостной улыбке, а лишь выражая легкое безразличие. – А я ничего и не смею. Просто выполняю приказы. Нам приказано найти магию – мы ее ищем. Шарбон внезапно поднялся на ноги, которые все еще плохо держали его, и случайно пнул скальпель. – Никогда, – выдохнул он. – никогда я не прикоснусь ни к одному ребенку. Его руки взметнулись вверх, как будто сами по себе. Шарбон схватил ее за пряжку плаща и притянул ее лицо к своему.