Она хлопнула его по руке, и он отпустил ее. Потирая горло, Фиона усмехнулась. – Вот видишь, ты можешь грубо вести себя с дамой. Как и большинство мужчин. Те, кто много разглагольствует о добродетели, часто бывают самыми настоящими свиньями. Она ущипнула его за щеку, и он дернулся. – О, дорогой мальчик. В этом мире у нас есть только два варианта на выбор: довольствоваться своей судьбой или нет. Я предпочитаю радоваться своим обязанностям. Если тебе нравится быть несчастным, будь им. Будь несчастным. Но не думай, что твое негодование делает тебя праведником. Ведь ты так мастерски расправляешься с этими несчастными ублюдками, словно они молочные поросята или потенциальная телятина. Как ты думаешь, волнует их твоя злоба или гнев, когда ты их свежуешь, а? Он не ответил, и она похлопала его по плечу. – Давай-ка, сегодня вечером слишком сильно не погружайся в собственные страдания. Тебе надо собраться и быть готовым к работе с сегодняшней жертвой. Встретимся за несколько часов до этого в «Лилии». Марионеткам Тало нужно еще раз уколоть тебя. – А что с Матиссом? Что-то его не видать в последнее время. – Он работает над нашим манифестом. Над документом, в котором будут подробно описаны все преступления, совершенные властями против нас. Новые свитки, продиктованные божеством Непознанного. Он поставит на колени всех, кто поклонялся Абсолону, и докажет, что его свитки – лишь красивые россказни, сплетенные жаждущим власти человеком. Эрик тоже работает, но по-своему, чтобы раскрыть правду – как и ты. Тебе все ясно, Луи? Ты полностью осознаешь последствия того, чем мы тут занимаемся? Что в настоящий момент мы переписываем историю? Мы находимся на пороге лучшего общества. Мы служим Непознанному. Мы – его первые истинные пророки. Мы возвещаем наступление новой эпохи. Сегодня люди взглянут на твои цветы и спросят, что же они ищут? И ты, ты должен будешь дать им ответ, более обещающий и убедительный, чем они могли бы себе представить. Шарбон сжал губы и покачал головой, уходя от нее и ее религиозных восторгов. Она ошибалась, по крайней мере, в одном. Он был уверен, что о цветах уже задают много вопросов, но этот навряд ли. * * * В ту ночь, под двумя лунами, рассечение тела далось ему с большим трудом: каждый надрез он делал как будто впервые, каждый срез сухожилия вызывал новый прилив тошноты и новую боль сожаления. Это было так грязно. Так неправильно. Его разум стремился наказать его за то, что делали руки. Поэтому при каждом движении он заставлял себя думать о жене и дочерях. Ты делаешь это для них, твердил он себе. Ты делаешь это для них. Но почему-то ему казалась, что он делает это не для них, а с ними? Руки дрожали, ноги онемели. Работа была почти завершена. Ему осталось вырезать еще несколько органов, исследовать их, и он обязательно найдет шрамы, и этот кошмар наконец прекратится и не повторится больше никогда. Больше никогда. Никогда снова. Никогда. Снова. Глава 29 Мелани Два года назад Мелани была уверена, что древатор, создавший маску Белладино, решит все ее проблемы. Подскажет ей, как избавиться от магии. Как снова стать нормальной. С тех пор, как эхо поселилось в ней, прошел почти месяц. Они с матерью уже были дома, но она пообещала Себастьяну вернуться, как только расшифрует, кому принадлежит знак. Она жалела, что не уделила больше внимания магическому каталогу в лавке. Себастьян настаивал на том, чтобы вместе с ней пойти к магу. Здоровье Дон-Лин тем временем улучшалось. У нее появились силы. Она уже снова могла ходить. Ела, как подросток, который растет. У нее восстановился аппетит, стали появляться мышцы. И Мелани, к своему стыду, попыталась срезать отметину, считая, что зигзагообразный шрам лучше знака. Тогда она снова смогла бы выходить из дома без платка или шляпы на голове. Она пыталась сделать это незаметно, тайно, среди ночи, всего неделю назад. Мелани стояла перед стеклом, руки дрожали, сжимая охотничий нож у конца лезвия, чтобы она могла работать им как скальпелем. По лбу, по носу, по губам у нее текла кровь. – Мелани! Мелани, прекрати! Ее мать в мгновение ока вскочила с кровати – теперь у нее хватало силы для этого – и вцепилась в руки Мелани. Она была благодарна Белладино уже за одно это. За Дон-Лин, которая кричала на Мелани, двигалась к Мелани, отрывала руку дочери от лица. За свою маму – за то, что она снова вела себя как мама. Мелани призналась ей во всем, как только они вернулись домой. Дон-Лин поверила каждому ее слову. Ее дочь была плохой лгуньей – это была их семейная черта. И Мелани не любила приукрашивать истории или придумывать сказки. К тому же у нее на лице присутствовало заметное доказательство. Или, лучше сказать, раньше присутствовало доказательство, потому что Мелани тщательно срезала его. Дон-Лин трясла Мелани за запястье, заставляя бросить нож. Сил ей пока недоставало, но само прикосновение было суровым. – Эта магия – дар, – прошептала она. – Боги хотели вручить его тебе. Не надо их злить таким способом. – Почему же не надо? Их же не особо волновало, сколько злобы выльют на меня другие. Ты же знаешь, что случится, если… – Доченька моя. Моя любимая, милая девочка. Ты же сказала, что будешь искать древатора. Это по крайней мере верное решение, если ты хочешь избавиться от этого знака. Но то, что ты делаешь сейчас… это варварство. – Да я больше не могу это видеть. Но, в конце концов, ничего не изменилось. Она наложила на рану повязку, а когда пошла менять ее на новую, обнаружила, что рана уже полностью затянулась, а знак у нее на лбу в целости и сохранности, как и прежде. Теперь уж или древатор, или смириться. Сейчас Мелани шагала по улице, и ее ноги в ботинках ступали легко, а их обычный топот приглушил утренний туман. Густой туман, липкий и теплый для этого времени года, окутывал улицы Лутадора и разносился меж зданиями, как непристойный шепот. Для кого-то он мог казаться защитной пеленой, но не для Мелани. Его клубы, казалось, дразнили ее, сначала приоткрывая возможные опасности, но затем снова скрывая их. Она согласилась встретиться с Себастьяном в нескольких кварталах от гостиницы, но, когда из плотной белизны вылетела рука и схватила ее за запястье, у Мелани перехватило дыхание. Он резко дернула рукой и вытянула нападавшего вперед, готовясь к драке. – Это я, Мелани. Это я, – Себастьян поднял руки. – Прости, что напугал тебя. Она мгновенно расслабилась, потянувшись к нему, взяв его за руку. – Все хорошо. Прости, что я так среагировала. Она посмотрела на него, и в груди у нее потеплело. В разлуке они были гораздо дольше, чем вместе, и, несмотря на это, его присутствие вызывало в ней то же чувство спокойствия и дружбы. А теперь, как она поняла, и кое-что еще. Она ощущала тепло во всем теле, и ей пришлось отвернуться, когда она почувствовала, как румянец ползет вверх по шее. – Ты уверена, что тебе необходимо пройти через это? – спросил он. Нет. Она совсем не была уверена. Она просто не знала, что еще можно сделать. – Да, – ответила она гораздо более уверенно, чем чувствовала. Он кивнул, провел большим пальцем по ее костяшкам ее руки. – Веди тогда. Когда они вошли в квартал магии, цвета изменились. Синие, зеленые и желтые цвета больше не доминировали. Магазины были заполнены предметами всех цветов радуги, и все фасады были окрашены в разные оттенки. Дорога, по которой двинулись Мелани с Себастьяном, пролегала далеко от лавки масок. Они шли по закоулкам мимо дверей более приглушенных оттенков. Эти боковые входы вели во владения магов-чародеев. Их конечная продукция и магические предметы сияли яркими цветами на фасадах, а их мастерские – нет. Внезапно она остановилась под тонкой декоративной аркой, которая объединяла два соседних здания, словно сказочный мост. Она взглянула на название и номер на ближайшей табличке с адресом, проверяя, что это именно тот человек, который ей нужен. Тем не менее, она не решалась постучать в простую дощатую дверь. – Может, я? – спросил Себастьян. Она кивнула. Он тихо постучал. Дверь без церемоний распахнулась внутрь – ее открыл мужчина с большими густыми бровями и странной штуковиной на голове. – Да? – Мастер Гэтвуд? – предположила Мелани. – Да? На голове у него был надет не то полуколпак, не то решетчатый полукуб. С одной стороны под глазом болтался толстый монокль с несколькими сменными линзами разной ширины и цвета. Одной рукой он держался за ручку двери, во второй у него был большой шприц – очень знакомый шприц. Она резко сглотнула, пытаясь не глазеть на него. Взгляд Себастьяна пылал в ожидании, а добрые глаза перед ней становились тем шире, чем дольше она молчала.