Сначала казалось, что железо отказывается вместить еще больше магии. Его не получалось переплавить обычным способом или сплавить с другими элементами. Она была почти уверена, что металл бесполезен, пока не поняла, что ржавое железо не отвергает магию – его естественную магию не аннулировали, – а наоборот отталкивает ее. И эта естественная магия временно блокировала любую другую магию, которая находилась поблизости. Она поделилась этой информацией с Великими маркизами, как того требовал закон. Но они не смогли воспроизвести ее результаты на собственном ржавом железе. Эта сила была присуща только этому железу и только в этой единственной партии. И никто не признался в том, каким образом оно заржавело. Остатки поставленной Фарендиг партии теперь находились в руках города-государства, и большая их часть использовалась для защиты опасных магических предметов и важных чиновников. Кубы-Фарендиги на охранниках были покрыты смолой, чтобы исключить отслаивание, но все равно выглядели внушительно. Человек, подошедший к Кроне, выжидающе протянул руку в перчатке. Посетителей каземата никто не инструктировал. Либо ты знал, что делаешь, либо тебя там не должно быть. Ее формы было недостаточно. Ей пришлось предъявить свой жетон регулятора. Она вытащила его из нагрудного кармана и спустя мгновение показала его. Ей постоянно приходилось напоминать себе, что под этим капюшоном находится обычный государственный служащий, как и она, и что безликий вид нужен для выполнения обязанностей. Она была настороже, тело бдительно напрягалось при каждом действии, каждом движении. Ей приходилось двигаться медленно, контролируя каждое свое движение, опасаясь, что слишком быстрое или слишком внезапное действие может вызвать их подозрения. Охранники каземата могли не только отказать ей во въезде ни с того ни с сего, они также могли добиться ее задержания. Это необходимо, чтобы обычные граждане не болтались в окрестностях и держались подальше отсюда, сказала она себе. Страх иногда может быть полезен. Страх может защитить нас. Ее разум принял такую логику, несмотря на учащенный пульс. Она вдавила жетон в ладонь стражника вместо того, чтобы осторожно положить его – пытаясь силой заглушить легкий зуд страха. Пока первый стражник осматривал жетон, второй стоял рядом с приготовленным к бою оружием. Все молчали. Воздух сжал Крону в объятиях, удерживая ее на месте в предвкушении. Мысленно она говорила себе, что с ней все в порядке, что она пришла сюда по делу. Что они точно такие же, как и она. Так работала их система. Тем не менее, она затаила дыхание, пока стражник изучал ее жетон – ярко-золотой на матовой-серой перчатке. Они проверяли его вес, глубину гравировки, определили, когда была нанесена пентаграмма с изображением великих маркизов и соответствует ли она году выпуска. Через мгновение охранник кивнул своему коллеге, и они оба снова исчезли в будке. Внутри у Кроны все заболело, когда она увидела, как ее монета исчезает вместе с ними, но это был хороший знак. Через мгновение снова появился второй охранник и протянул ей пластмассовый значок, который она должна была приколоть к форме. Она обменяет его на свой жетон, когда вернется. Удовлетворенные тем, что она закрепила значок на видном месте, они распахнули перед ней ворота, закрывавшие дорогу, и махнули рукой вперед, так и не проронив ни слова ни ей, ни лошади, как бесчувственные роботы. Крона поймала себя на том, что задержала дыхание, проезжая мимо охранника. Взгляды сквозь прорези в капюшонах остались неподвижными. Скорей всего, они пользовались капсулами реверберации, чтобы передать ее описание на другие КПП по дороге. Если она не станет болтаться на дороге без дела, ее пропустят. Они знали точно, сколько времени ей потребуется, чтобы верхом доехать до следующей будки. Если же она задержится, то ей придется начинать все сначала. * * * Когда она приблизилась непосредственно к каземату, гнетущий вид холма только усугубился. Тени здесь казались длиннее, глубже – тут легче было обустроить ловушки вроде ям с кольями и шипованными зажимами, предназначенные для рассечения конечностей. Она не осмелилась свернуть с тропы, огороженной колючей проволокой. У нее горячо покалывало в затылке – верный признак, что за ней скрытно наблюдают. Она чувствовала взгляд, который сопровождал ее, следил за ней какое-то время. В городе такой взгляд трудно было заметить – слишком много глаз и шума, и движений, что часто притупляло чувства. Но здесь, в тишине, пара внимательных глаз вызывала внутри нее такое напряжение, что все ее чувства звенели колокольчиками. И этот взгляд не принадлежал ястребу, оленю или любому другому любопытному животному – любопытных животных на Холме-каземате не водилось. Возможно, там стоял невидимый охранник, укрытый рельефом. Все это действовало на нервы, но Крона не осмелилась оглянуться в поисках обладателя взгляда. Любые явные колебания или отклонения от маршрута охранники каземата могли счесть подозрительными, а в случае подозрения у них была только одна реакция. Когда она добралась до последнего контрольно-пропускного пункта, охранник – в капюшоне и с кубом на голове, как и все, которых она встретила раньше – забрал ее лошадь. Другой повел ее пешком к подножию узкой лестницы, которая вела к узкой двери – единственный вход в трехэтажное здание с суровым фасадом. Она позволила себе один раз оглянуться, осматривая дорогу и вершины деревьев, которые уходили в сторону от любопытных взглядов, и нырнула внутрь, плащ ее надулся темным парусом за спиной. Внутри ее встретила волна затхлого воздуха. Там не было ни вестибюля, ни стойки регистрации, а только узкий коридор с невозможно высоким потолком. Яркие лампы направленного света выстроились в линию, маня ее в темноту за границей света. Идти было некуда – только вперед, в глубины каземата. От стены тьмы справа от нее отделился охранник с кубом на голове. Его униформа была не такой практичной, как у других: длинные, полностью закрывающие руки рукава и развевающаяся юбка, которая тянулась за ним, когда он шел. Портупея из белых кожаных ремней удерживала на груди две кобуры, а выступающие рукоятки кремневок переливались перламутром в свете прожекторов. Когда охранник шел к ней, казалось, его высокая твердая фигура скользит по черному полу. У Кроны почти получилось представить, что внутри, под капюшоном, вместо человека находится заводной механизм – копия одной из любимых игрушек Тибо, но в натуральную величину. – Я пришла, чтобы увидеться с бывшим констеблем Патроне, – тихо сказала она, но шепот походил на крик в тишине. Легкой поступью охранник двинулся вперед. Крона предположила, что нужно следовать за ним. Яркие лампы и глубокие тени создавали зловещий контраст, а значит кому-то или чему-то было легко выползти из темноты. Коридор тоже состоял из зигзагов и поворотов. Сначала просто черный прямоугольник с почти черными стенами сторон, но затем стражник свернул, и его поглотила тьма. Крона шла на шаг позади, но тоже, не колеблясь, повернула. Серая фигура стражника призраком маячила в гнетущей тьме. В этом новом коридоре лампы не горели. Нащупав ногой небольшую выпуклость в полу, охранник резко пнул ее усиленным носком ботинка. Спрятанные в стенах защелки и шестеренки тут же затрещали и завертелись. В лампы над головой вылилось масло из небольших ампул, и через мгновение автоматические осветительные механизмы зажгли фитили. Когда наверху загорелся свет, в стене справа от Кроны сдвинулось что-то тяжелое. Система перезагружалась, устанавливая новые ампулы с горючим. Через несколько минут лампы сожрут свою порцию масла и снова погаснут в ожидании очередного зажигания. Жаль, что ей нельзя привести в каземат Тибо. Их изобретательность должен оценивать тот, кто разбирается и искренне уважает такое мастерство. В общественных местах Лутадора таких механизмов не наблюдалось, и, хотя Крона многое слышала о чудесах дворцового комплекса, она не была уверена, что в залах маркизов имеется что-либо подобное. Они прошли еще несколько темных участков, несколько раз меняли направление, несколько раз сворачивали и, наконец, оказались в самом сердце каземата, но Крона так и не смогла избавиться от ощущения, что за ней кто-то наблюдает, отслеживая каждый шаг ее пути. Интересно, чувствовал ли что-нибудь похожее охранник каземата? Если и так, то он ничем не выдал себя. Должно быть, это здание, подумала она. Наверное, его гнетущая атмосфера играет с нею шутки и заставляет тревожиться. – Почти пришли, – сказал охранник низким невозмутимым голосом. В один коридор выходило несколько залов. За спиной Кроны в поле зрения шел еще один охранник и, грохоча, толкал в ее направлении тяжело груженную тележку. Из вежливости ее сопровождающий прижался к стене, чтобы освободить место для тележки. Она сделала то же самое. На тележки стояли банки – большие, из блестящего стекла с чем-то зеленым внутри. Они звякали, когда колеса тележки цеплялись за мелкие неровности пола. И только когда тележка почти поравнялась с ней, Крона поняла, что находилось в банках. Она должна была сразу догадаться – ведь в каземате никто не ходит, и здесь хранятся не консервированные персики и варенье из гуавы – но ее разум упорно отрицал это, сколько мог. Все банки были одинаковыми: приземистые, округлые сосуды, с крышками, опломбированными с помощью магии, как и ампулы со временем. Стекло было толстым и тоже магическим, чтобы удержать содержимое. Иначе и быть не могло. Банки с контейнированными аннигилами. Как только она поняла, что это, зеленый туман, клубящийся внутри, сразу почувствовал новую добычу. Они заволновались, забились в своих тюрьмах, сворачиваясь в сгустки и пульсируя. Проявилось несколько пар глаз, которые уставились на нее, другие слились в фантомные зубы. Вот во что превращаются оголодавшие варги – в злобные испарения в поисках ничего не подозревающего человека, который просто вдохнет их. Они хотели на свободу, хотели есть, наесться досыта, чтобы вновь обрести плоть. Банки зазвенели, завибрировали, затряслись. Туман внутри колыхался вверх и вниз, из стороны в сторону, пытаясь раскачаться и упасть с тележки. Она изо всех сил мысленно пыталась заблокировать их, втянула внутрь живот, когда мимо двигалась маленькая тележка, но не могла спрятаться от фантомных запахов, которые мгновенно принесла ей память: вонь гниющего мяса и сочащихся гноем язв. Зловоние гниющих шипов. И кровь – запах горячей крови… ее отца Сейчас все пройдет, мягко сказала она себе. Тележка скоро проедет. Воспоминания уйдут. Внутри одной из банок хлестнул варг, и она опасно накренилась. Он рвался к ней, пуча изнутри глаза в окружении как попало расположенных зубов. Она задохнулась от ужаса, и волна эха прокатилась по другим сосудам, будто варг смеялся над ней. Вибрация… встряхивание… разрушение. Вот что Уткин хочет сделать с тобой, напомнила она себе, вспоминая, как он говорил, что ее фобия связана с фрагментом варга, вросшего в ее существо. Он хочет вывернуть тебя наизнанку, сделать уязвимой. Разве этим можно исцелить? Она попыталась не обращать внимания на тварей и сосредоточиться на своей задаче: массивная черная дверь, блестящая, как панцирь жука. Она уже была приоткрыта. Ее охраняли двое стражников. Болты замков ярко блестели серебром, выскочив из своих гнезд. Но если это был пункт назначения тележки, это означало только одно. Хранилище, в котором работал Патроне, было не хранилищем драгоценных камней или металлов, а хранилищем стекла. Лишь немногие предметы из стекла представляли собой настоящую угрозу, и сосуды с варгами уж точно должны храниться взаперти. Тысячи запертых в сосудах варгов должны находиться вне досягаемости. Бессознательно Крона попятилась, медленно двигаясь в обратном направлении, пока тележка удалялась. Ее проводник двинулся вперед, не подозревая о ее колебаниях. И в следующий момент она снова ощутила тот же чужой невидимый взгляд. Он переполз через плечо, и в тот же миг давление воздуха в холле изменилось. Ощущение было тревожным, сбивающим с толку. У нее заложило уши. На мгновение ей показалось, что в коридоре еще один человек. Впечатление было ускользающим, она несколько раз моргнула, будто в глаз попала соринка. Но потом фигура исчезла. А на месте, где он стоял, осталось слабое мерцание, похожее на мерцание обогревателя. Между сопровождающим и дверью хранилища вдруг закричал охранник телеги. Большая часть его тела представляла собой серое пятно, летевшее из центра зала, чтобы влететь в стену. Крона застыла, пораженная. На курсах ее учили сделать шаг назад, чтобы оценить то, что произошло, и лишь потом ввязываться в схватку. Охранники каземата, наоборот, рванулись вперед. Никто не разговаривал. По залу не разносилось ни выкриков с инструкциями, ни возгласов удивления. Все действовали молча и четко. Двое охранников у двери быстро захлопнули и заперли ее. Она была уверена, что они не видели фигуры, но их коллега явно не споткнулся и не сам себя швырнул о стену. Другие охранники не пытались судить о ситуации, они просто действовали, как их учили: если неизвестный человек проникал на территорию Холма-каземата, то кто-нибудь стрелял. А если что-то странное происходило в хранилищах, они запирали все возможные выходы. На короткое время, прежде чем дверь успела закрыться, Крона мельком увидела массивного смотрителя, сидевшего за столом внутри помещения. На голове у него был надет шлем-куб, но без капюшона. На его загорелом лице читалось выражение чрезвычайного удивления. За его спиной от пола до потолка взмывали вверх ряды массивных шкафов с запертыми на висячие замки дверцами. Все шкафы вибрировали от движения, болтались замки и цепи, и аннигилы, запертые в сосудах, захлебывались чириканьем от возбуждения. А потом человек исчез – его заперли внутри. Но прежде чем стражники успели повернуть внешний диск – его серебряные рукоятки, похожие на ноги какого-то озерного существа с твердым панцирем, – они по очереди согнулись пополам. Мерцание – теперь больше похожее на туман цвета неба – настигло их, прижало к полу, удерживая, пока они не замерли. Когда оба охранника опустились на пол, туман направился к тележке, и Крона снова – только на мгновение – подумала, что она видит на этом месте человека. Это должен быть человек. Конечно, это человек. Но почему она не может как следует разглядеть нападавшего? Она проклинала тусклый свет и ягодно-красный козырек своего шлема – они, должно быть, работали в тандеме с оттенком одежды нападавшего, и она не могла точно определить его положение.