– Да. – И вы полагаете, что тому есть биологическое объяснение? – Все так или иначе связано с озером. Какой-то природный феномен. Бактерии или водоросли. – А как насчет моей теории? Что это второй Фландерс, штат Айова? – Здесь дело не в наркотиках, Митчелл. Я тоже думала, что мы обнаружим в крови мальчиков какой-нибудь анаболический стероид. Но окончательное заключение по анализам крови не подтверждает присутствия токсинов. Да и Тейлор отрицает употребление наркотиков. – Дети часто врут. – Но об анализах крови этого не скажешь. Они подъехали к дому Клэр, и журналист повернулся к ней. – Вы ввязались в жестокую борьбу, доктор Эллиот. Возможно, вы не прочувствовали всю глубину злобы, которая царила в зале, но лично я ощутил ее в полной мере. – Я не только прочувствовала ее, но и получила доказательство в виде четырех проколотых шин. – Она вышла из машины. – Спасибо, что подвезли. А теперь вы должны мне кое-что сказать. – В самом деле? – Имя копа, который откровенничал с Дамарис Хорн. Он примирительно пожал плечами. – Я не знаю его имени. Могу только сказать, что видел их вместе, если можно так выразиться, в близком контакте. Темные волосы, среднего роста. Работает в ночную смену. Она мрачно кивнула. – Это мы вычислим. Линкольн поднимался по ступенькам красивого викторианского здания, и каждый шаг приближал его к полному изнеможению. Время было за полночь. Последние несколько часов он провел на экстренном заседании совета городских выборных в доме Райдера, где Линкольну недвусмысленно намекнули, что его дальнейшая работа под вопросом. Совет его нанял и запросто может уволить. Он был наемным служащим Транквиля, а потому должен был стоять на страже его благополучия. Как он посмел поддержать предложение доктора Эллиот о консервации озера? «Я просто честно высказал свое мнение», – заявил он членам совета. Но в данном случае честность явно была не лучшей тактикой. Затем последовала долгая и нудная речь городского казначея, который едва не свел его с ума финансовой статистикой. Сколько денег поступает каждое лето от туристов. Сколько рабочих мест создается в городе. Насколько местная экономика зависит от притока отдыхающих. Откуда берутся средства на зарплату Линкольна. Город кормился за счет озера Саранча, не могло быть и речи о его консервации, нельзя допустить утечку информации о том, что оно представляет собой опасность для здоровья людей. Он ушел с собрания без всякой уверенности в том, что у него есть работа, и даже в том, что она ему нужна. Он уже сел в патрульную машину и проехал полпути до дома, когда от диспетчера поступило сообщение о том, что кто-то еще хочет поговорить с ним сегодня вечером. Линкольн нажал на кнопку звонка. Ожидая, пока ему откроют, он окинул взглядом улицу и не увидел света ни в одном доме – все окна были плотно зашторены перед лицом черной холодной ночи. Дверь распахнулась, и его приветствовала судья Айрис Китинг: – Спасибо, что приехали, Линкольн. Он зашел. В доме было нестерпимо душно. – Вы сказали, это срочно. – Вы уже встречались с членами совета? – Да, только что. – И они даже думать не хотят о консервации озера. Так ведь? Он смиренно улыбнулся. – А разве были сомнения? – Я слишком хорошо знаю этот город. Знаю, что думают здешние жители, чего они боятся. И как далеко могут зайти, защищая свою собственность. – Ну, тогда вы представляете, с чем мне пришлось столкнуться. Она жестом пригласила его пройти в библиотеку. – Давайте присядем, Линкольн. Я должна вам кое о чем рассказать. За каминной решеткой догорал огонь – его язычки все еще вспыхивали на холмике золы. В комнате было так жарко, что Линкольн, опустившись в глубокое плюшевое кресло, задумался, хватит ли у него сил победить сонливость. А потом встать и снова выйти на холод. Айрис села напротив, ее лицо озаряли лишь отблески огня. Тусклый свет выгодно смягчал ее черты, подчеркивая выразительные глаза и словно бы разглаживая морщины шестидесятишестилетней женщины. И только тонкие руки, подпорченные артритом, выдавали ее возраст. – Нужно было сказать что-нибудь на сегодняшнем собрании, но у меня не хватило мужества, – призналась она. – Что – что-нибудь? – Когда Клэр Эллиот говорила про озеро – ну, про ту ночь, когда она видела свечение, – я должна была подтвердить ее слова. Линкольн подался вперед. Слова судьи прогнали усталость. – Вы тоже видели его? – Да. – Когда? Она посмотрела на свои руки, вцепившиеся в подлокотники. – Поздним летом. Мне было четырнадцать, и наш дом стоял возле Валунов. Сейчас его уже нет. Снесли много лет назад. – Она перевела взгляд на огонь и стала смотреть на камин, наблюдая за всполохами пламени. Потом откинулась на спинку кресла; на фоне темной обивки ее серебристые волосы походили на нимб. – Я помню ту ночь, был страшный ливень. Я проснулась и услышала гром. Потом подошла к окну и увидела что-то странное на воде. Свет. Свечение. Оно длилось всего несколько минут, а потом… – Судья Китинг немного помолчала. – Пока я будила родителей, оно пропало, и вода снова стала темной. – Айрис покачала головой. – Разумеется, они мне не поверили. – А больше вы его не видели? – Один раз видела. Спустя несколько недель, тоже во время ливня. Но недолго – оно быстро потухло. – В тот вечер, когда мы с Клэр видели это свечение, тоже был сильный дождь. Она подняла взгляд на Линкольна. – Все эти годы я думала, что это была просто вспышка молнии. Или обман зрения. Но сегодня впервые узнала, что не я одна видела его. – Почему вы не сказали? К вам бы они прислушались. – Люди начали бы задавать всякие вопросы. Когда я это видела, в каком году. – В каком году это было, судья Китинг? Она отвернулась, но он успел заметить, как слезы блеснули в ее глазах. – В тысяча девятьсот сорок шестом, – прошептала она. – Это было лето сорок шестого года. В том году родители Айрис Китинг погибли от рук ее пятнадцатилетнего брата. В том году и сама Айрис совершила убийство, в целях самообороны. Она столкнула родного брата из окна мансарды; у нее на глазах мальчик разбился насмерть. – Теперь вы понимаете, почему я промолчала, – добавила она. – Своим признанием вы могли бы все изменить. – Никто не хочет слышать об этом. А я не хочу говорить. – Это было так давно. Пятьдесят два года… – Пятьдесят два года – ничто! Посмотрите, как они до сих пор относятся к Уоррену Эмерсону. И в этом тоже моя вина. В детстве мы были так близки. Я считала, что однажды мы станем… – Она вдруг запнулась. Ее взгляд снова замер на камине, в котором догорали угольки. – Все эти годы я избегала его. Притворялась, будто его не существует. И вот теперь я слышу, что, возможно, он ни в чем не виноват, это была всего лишь болезнь. Инфекция мозга. Но теперь слишком поздно просить у него прощения. – Никогда не бывает слишком поздно. На прошлой неделе Уоррену сделали операцию, и сейчас он идет на поправку. Вы могли бы навестить его. – Не знаю, что и сказать после стольких лет. Возможно, он не захочет меня видеть. – Пусть Уоррен сам примет решение. Судья задумалась, и ее глаза заблестели в свете умирающего пламени. Потом она резко поднялась с кресла. – Кажется, огонь потух, – сказала она. И, повернувшись, вышла из комнаты. Во дворе дома Линкольна стояла машина. Притормозив возле нее, он охнул. Хотя весь день его не было дома, в окнах гостиной горел свет, и он знал, что ждет его внутри. Нет, только не это, подумал Линкольн. Только не сегодня.