– Почему вы мне об этом не рассказали? Почему держали в секрете? Линкольн подошел к двери и закрыл ее. После чего повернулся к Клэр. – Это было давно. Я не видел смысла ворошить старую историю. – Но это же история города! А с учетом того, что произошло здесь за последний месяц, связь представляется мне очевидной. Доктор Эллиот выложила на стол начальника полиции фотокопии статей из газеты «Транквиль». – Взгляните на это. В сорок шестом году были убиты семь человек, а девочку из Бостона так и не нашли. Похоже, жестокость здесь не внове. – Она постучала по стопке бумаг. – Почитайте эти статьи, Линкольн. Или вы уже знаете все детали? Келли медленно опустился в кресло и задумчиво уставился на статьи. – Да, большинство деталей мне известно, – тихо признался он. – Я слышал эти истории. – Кто вам рассказал? – Джефф Уиллард. Когда я заступил на службу двадцать два года назад, начальником полиции был он. – А до этого вы ничего не знали? – Нет. А ведь я здесь вырос. Пока Уиллард не рассказал мне, я ничего не знал. Люди просто-напросто не говорят об этом. – Предпочитают делать вид, будто ничего не было. – Ну, здесь нужно учитывать и вопрос нашей репутации. – Линкольн поднял голову, наконец встретившись с ней взглядом. – Это ведь курортный городок, Клэр. Люди приезжают сюда, чтобы отдохнуть от больших городов, от преступности. Нам совсем не хочется трубить на весь мир о том, что у нас тут свои проблемы. Эпидемия убийств. Клэр села напротив полицейского, и они посмотрели друг другу в глаза. – Кто знает об этом? – Те, кто жил здесь в то время. Старики, кому сейчас за шестьдесят, за семьдесят. Но не их дети. Не мое поколение. Она в изумлении покачала головой. – И они столько лет держали это в тайне? – Вы ведь понимаете, почему? Они не просто город защищают. Речь ведь идет о семьях. Дети, совершившие эти преступления, все были из местных. Их семьи по-прежнему здесь живут и, возможно, до сих пор стыдятся этого. И страдают от последствий. – Как Уоррен Эмерсон. – Вот именно. Посмотрите, как он живет. Один, без друзей. Он ведь больше не совершал преступлений, но его все равно избегают. Даже дети, которые понятия не имеют, что в нем такого страшного. Они просто знают от своих бабушек и дедушек, что Эмерсон – человек, от которого нужно держаться подальше. – Линкольн перевел взгляд на фотокопию статьи. – Ну, вот теперь вы знаете историю своего пациента. Уоррен Эмерсон – убийца. Но не единственный. – Вы должны были провести параллели, Линкольн. – Хорошо, признаю: кое-какие параллели существуют. – Их все даже не перечислить. – Она потянулась к стопке вырезок и отыскала статью из октябрьского номера. – В тысяча девятьсот сорок шестом году все началось с драк в школе. Двое учеников были исключены. Потом по городу прокатилась волна вандализма – били стекла, нападали на дома – и опять виновными были признаны подростки. Наконец, в последних числах октября пятнадцатилетний мальчик зарубил своих родителей топором. Младшая сестра, защищаясь, вытолкнула его из окна. – Клэр подняла глаза на полицейского. – И с каждым разом преступления становятся все серьезнее. Как вы это объясните? – Когда речь идет о жестокости, Клэр, этот вопрос можно адресовать только человеческой натуре. Но факт остается фактом: мы до сих пор не знаем, почему люди убивают друг друга. – Взгляните на последовательность событий. Вначале был тихий спокойный городок. Потом тут и там начинают шалить дети. Сначала дерутся между собой. А спустя какое-то время начинают убивать людей. В городе паника, все требуют принятия мер. И вдруг – словно по мановению волшебной палочки – все разом прекращается. И город снова погружается в спячку. – Она замолчала, опустила взгляд. – Линкольн, здесь есть еще одна странность. В больших городах самое опасное время года – лето, когда жара провоцирует повышенную возбудимость у людей. С наступлением холодов преступность резко снижается. Но в этом городе все по-другому. Жестокость пробуждается в октябре и достигает пика в ноябре. – Она подняла на него взгляд. – И тогда, и сейчас убийства начались осенью. Клэр вздрогнула от внезапно прозвучавшего сигнала пейджера. Она взглянула на номер, высветившийся на дисплее, и потянулась к телефону на столе Линкольна. На ее звонок ответил техник из отделения компьютерной томографии. – У нас готова энцефалосцинтиграмма вашего пациента Уоррена Эмерсона. Доктор Чепмен уже едет к нам, чтобы расшифровать ее. – Вы что-нибудь обнаружили? – поинтересовалась Клэр. – Отклонения очевидны. Доктор Чепмен прикрепил снимки к негатоскопу и включил подсветку. На вспыхнувшем экране появились поперечные срезы мозга Уоррена Эмерсона. – Вот что я имел в виду, – пояснил он. – Вот здесь, распространяется в левую лобную долю. Видите? Клэр подошла ближе. То, на что указывал ее коллега, представляло собой небольшое сферическое затемнение в передней части мозга, прямо за бровью. Затемнение было однородным, без просветлений. Она просмотрела и другие снимки, но больше никаких отклонений не обнаружила. Если это опухоль, то, похоже, уже локализованная. – Каково ваше мнение? – спросила она. – Менингиома? Он кивнул. – Скорее всего. Видите, какие ровные края? Конечно, потребуется провести диагностику ткани, чтобы установить, злокачественная ли опухоль. Она примерно два сантиметра в диаметре и, похоже, хорошо инкапсулирована. Окружена фиброзной тканью. Думаю, ее можно удалить без остаточных опухолей. – А она может служить причиной припадков? – Они у него давно? – С юности. Уже примерно лет пятьдесят. Чепмен посмотрел на нее с удивлением. – И эти массы никогда не исследовали? – Нет. Поскольку он всю жизнь страдал от эпилепсии, думаю, Помрой счел лишним проводить дополнительное обследование. Чепмен покачал головой. – Возможно, мне придется пересмотреть диагноз. Прежде всего потому, что менингиомы крайне редко встречаются у подростков. К тому же менингиома имеет тенденцию к росту. Так что либо она не является причиной эпилепсии, либо это вообще не менингиома. – Но тогда – что еще? – Глиома. Метастаз какой-то другой первичной опухоли. – Он пожал плечами. – Это может быть даже давняя инкапсулированная киста. – Но массы кажутся плотными. – Скажем, если бы она возникла из-за туберкулезной палочки или какого-нибудь паразита, организм мог бы отреагировать воспалением. Окружить или переплести его рубцовой тканью. Больного проверяли на туберкулез? – Десять лет назад результат был отрицательный. – Ну, в любом случае патология налицо. Этому пациенту необходимо провести краниотомию и удалить опухоль. – Полагаю, это означает, что мы должны перевезти его в Бангор. – В нашей больнице краниотомию не делают. Мы обычно передаем нейрохирургических больных Кларенсу Ротстейну, в Медицинский центр восточного Мэна. – Вы его рекомендуете? Чепмен кивнул и выключил негатоскоп. – У него золотые руки. Брокколи на пару, рис и символический кусочек трески. Луиза Ноултон не знала, хватит ли у нее сил изо дня в день наблюдать, как ее сын голодает. Он потерял еще килограмм, но при этом выражение его лица стало еще более угрюмым, и в нем все чаще сквозило раздражение. От жизнерадостного Барри не осталось и следа. Луиза посмотрела на сидящего напротив мужа и прочла те же мысли в глазах Мела: «Это все диета. Он такой из-за диеты». Луиза кивнула на блюдо с картофелем фри, которое она приготовила для себя и Мела. – Барри, милый, у тебя такой голодный вид! От нескольких ломтиков ничего не будет. Не обратив никакого внимания на маму, Барри с зубодробительным скрежетом продолжал скрести по тарелке вилкой. – Барри, прекрати! Он поднял глаза. Такого пустого и холодного взгляда она еще в жизни не видела. Дрожащими руками Луиза протянула сыну тарелку с картошкой. – Пожалуйста, Барри, – пробормотала она. – Съешь одну. Съешь хоть все. Тебе сразу полегчает. Она удивленно охнула, когда Барри вдруг отодвинул стул и резко поднялся из-за стола. Ни слова не говоря, он пошел прочь, а потом хлопнул дверью своей комнаты. Через мгновение оттуда донеслись непрерывные звуки стрельбы – мальчик включил видеоигру и принялся охотиться на виртуальных врагов. – Может, что-то случилось в школе? – осведомился Мел. – Ребята опять над ним издеваются? Луиза вздохнула.