— Он барахлит. * * * Орлов вышел из машины, по пустому тротуару дошагал до первой будки таксофона, плотно закрыл за собой дверь. Разговор кончился минут через десять, он вышел из будки с серым лицом. Вернулся к машине и, открыв ключом крышку багажника, сдвинул запаску, потом вернулся на водительское место. Тронул машину с места и негромко включил радио. Вскоре они выехали на Садовое кольцо, минут двадцать крутились по каким-то улицам. — Вы меня до дома довезете? — спросил Серж. — Или у метро выйду… — Без вопросов, довезу, — ответил Орлов, чувствуя, что после телефонного разговора у него голос изменился, стал глухим, будто чужим, и началась изжога. — Чтобы ты деньги по дороге не потерял. Но сначала хочу тебе кое-что показать. Орлов сказал, что в бардачке завалялась бутылочка с импортным ромом, питье на любителя, но человеку, который провел четыре ночи в холодном подвале, — сойдет. Серж запустил руку в бардачок, на его дне под ворохом бумаг, нащупал гладкое стекло фляжки. Он вытянул ее на свет божий, питье было прозрачным, как водка. Он отвернул крышечку, сделал глоток и от удовольствия закрыл глаза. Они поболтали о книжном дефиците, о членстве в Союзе писателей, вступив туда, можно быстро, без долгой мороки, купить хорошую кооперативную квартиру, может быть, даже в центре города. Одна написанная книга может озолотить автора, потому что, начав издаваться в центре, в Москве, произведение вскоре достигнет союзных республик, там тоже есть издательства, они платят рублями, а не фантиками. Их, этих издательств, много… А написать что-то стоящее Серж, при его-то энергии, сможет запросто. Серж отхлебывал ром из фляжки, ему виделся пляж дома творчества в Пицунде, стройная девушка в бикини, и казалось, — все мечты уже почти в кармане. Когда разговор остановился, Серж обнаружил, что наступает вечер. Машина плутает по каким-то узким улицам, застроенным домами с темными окнами, где, кажется, давно никто не живет. Серж снова заговорил о своей книге, которую может запросто дописать за пять месяцев, а потом перепечатать. Они остановились в внутреннем дворике старого дома с выбитыми окнами. — А это чего за район такой? — спросил Серж. — Лефортово. Тут дело на десять минут. Пойдем. Орлов открыл дверцу и вышел, не заперев машину. Открыл дверь подъезда, пропустив вперед Сержа. В парадном было совсем темно, пахло сыростью и холодом, пробирающим сразу до костей. Орлов открыл дверь квартиры фигурным ключом, скрипнули петли, он снова пропустил вперед Сержа. Они оказались в длинном коридоре. Орлов сказал: — Вперед и направо. Света тут уже нет. * * * Серж сделал пару шагов, остановился в нерешительности, будто почувствовал близкую опасность, но пошел дальше. Орлов шагнул следом, на ходу достал из-за пазухи пистолет и, с расстояния в три шага, выстрелил в затылок. Серж, не издав ни звука, упал ничком. Орлов постоял минуты полторы, приходя в себя, стараясь побороть приступ тошноты. Сунул пистолет во внутренний карман куртки, присев на корточки, перевернул тело на спину. Ранение было сквозным, пуля пробила затылочную кость, прошла навылет и, выбив правый глаз, изуродовала лицо. Орлов, стараясь не испачкаться в крови, быстро прошелся по карманам, выгреб паспорт, конверт с деньгами, какие-то справки, магазинный чек. Если тело найдут до того, как сломают дом, то милиционеры укажут в протоколе, что найден мужчина без документов и денег. Пройдет месяц-другой, родственники Сержа не станут поднимать тревогу по случаю пропажи парня, решат, что он влип в какую-то очередную историю и, перепугавшись, сбежал из Москвы. Отсидится в тихом месте и вернется. Закончив обыск, Орлов перетащил тело на кухню. Нагнулся и, потянув за железную скобу, открыл крышку погреба, пахнуло затхлой плесенью. Внизу, в темной глубине, стояла вода. Он столкнул труп в эту темень и сырость. Голова немного кружилась, он отошел к окну, занавешенному паутиной, чувствуя тошноту и слабость в ногах. Прижался плечом к стене, дрожащими пальцами размял сигарету, табак был горьким и сырым. Вернувшись к машине, доехал до Рижской эстакады, где во 2-м Крестовском переулке, — он это точно помнил, потому что бывал здесь пару раз, — стояла действующая церковь. Вечерняя молитва еще не началась, верующих всего несколько человек. Купив свечку, он спросил, где, у какой иконы ее поставить, чтобы за упокой. Зажег свечку от лампады, поставил ее перед распятием и дважды перекрестился. Постоял пару минут, вдыхая запах ладана и горячего воска. Повернулся к двери и заметил большой прямоугольный ящик для пожертвований, обитый красным бархатом. За два приема он опустил в прорезь деньги, заработанные Сержем Виноградовым, поспешил выйти и уехал. Глава 18 В это утро посередине рабочей недели, майор Виктор Орлов, пребывавший в гнусном настроении, сидел в кабинете и перебирал бумаги, поступившие только что. Он думал, что вот уже почти две недели прошло с той памятной истории в ресторане «Прибой», когда проверка кейса Алексея Разина обернулась битьем посуды, поломанной мебелью, скандалом и мордобоем. Два оперативника госбезопасности, задействованных в операции, были доставлены в больницу с травмами средней степени тяжести, — но это полбеды. Главное, что мероприятие кончилось полным пшиком: в кейсе Разина не оказалось ничего заслуживающего внимания. Два старых журнала «Тайм» и «Ньюзуик», купленные за границей, две шариковые ручки фирмы «пилот», книга «Загадка сокровищ династии Романовых» на английском языке, издание 1932-го года, куплена в букинистическом магазине за восемь долларов, пластиковая папка с листами писчей бумаги, всего шестнадцать чистых листов. И еще несколько бесполезных мелочей. Вины Орлова в этой неудаче, разумеется, нет. Может быть, ему повезет в другой раз, но темная горечь на дне души осталась, она не рассасывалась, портила кровь. Будто неделю назад Орлова выставили на посмешище перед оперативниками и начальством, и он до сих пор спиной чувствует усмешки и косые взгляды. Орлов выпил чаю и перечитал бумагу из ресторана «Прибой». Ущерб, нанесенный заведению, его директор, метрдотель и представители треста ресторанов и столовых оценили в весьма значительную сумму и подготовили опись утраченного имущества для Главного управление внутренних дел Москвы. Теперь милиционеры, как положено по закону, отправят материалы в суд. А там уж, можно не сомневаться, с сотрудника первого главного управления КГБ Алексея Разина, устроившего это безобразие, — выдерут все, до последней копейки и штраф приплюсуют. Копия акта о нанесении ущерба отправлена по месту работы ответчика, еще одна копия легла на стол Орлова. Он встал, прошелся по кабинету и подумал, что директор «Прибоя» и компания понаписали много лишнего. Например, неизвестно откуда появилось разбитое зеркало в человеческий рост в полированной деревянной раме, которое оценили в триста семь рублей, плюс к тому два поломанных обеденных стола, четыре стула, — все новые, — и несметное множество разбитых тарелок, графинов и бокалов. В итоге две тысячи двести рублей с копейками. Орлов хмыкнул и придвинул ближе телефон. Разин оказался на месте, его бодрый голос покрывал телефонные помехи. — А, это вы, — Разин узнал собеседника, когда тот еще не назвал себя. — Какие-то новости? И, наверняка, не очень добрые? — Вы прямо в точку, — улыбнулся Орлов. — Работа такая. Приносить людям не только благие вести. Но, сначала о главном. Хотел узнать, как здоровье? — Спасибо. Ну, все как на собаке. Разговора не стоит. — Тогда поздравляю. Теперь о грустном. Слушайте, я обещал как-то помочь, то есть замять эту историю. Но к нам в управление пришла бумажка… Акт комиссии треста ресторанов и столовых об ущербе, который вы, якобы, нанесли этому кабаку, ну, как там его… Короче, с вас две тысячи двести рублей плюс копейки. Я сам огорчился. — Х-м-м-м… звучит пугающе. Какая-то астрономия. Черт знает что… — Конечные цифры озвучат в суде. А что решит суд, догадаться нетрудно. Мне кажется, то есть знаю по опыту, что судья накинет приличный штраф. Ну, и плюс судебные издержки. Так что, общая сумма будет выше. Хорошо хоть о лишении свободы или об исправительных работах речи быть не может. Суд всегда учитывает личность ответчика. Поэтому не все так плохо. — У меня повестка в милицию на следующий понедельник. К дознавателю Людмиле Харитоновой. Наверное, какая-нибудь девчушка. Выпускница средней школы милиции. С опытом работы два-три месяца. Может быть, она знает, почему, я, то есть пострадавшая сторона, должен оплачивать посуду и их чертову сломанную мебель. Меня избили. Испортили дорогой костюм, сломали кейс, тоже не дешевый. А теперь хотят судить. Что ж, раз такое дело, придется нанять адвоката. А милиция пусть ищет зачинщика потасовки. — Я вам сочувствую. Сам попадал в неприятные истории. Главное, чтобы начальство, наше начальство, а не милицейское, не очень сердилось. Может быть, вам стоит переговорить с кем-то из руководства. Прямо сегодня, не откладывая. — Да, возможно, вы правы, — процедил сквозь зубы Разин. — Черт, не хочется писать объясниловки и таскаться по судам. Жалко времени и вообще… — Давайте сделаем так. Я завтра заскочу в ресторан, чтобы уточнить расходы, слишком уж они задирают. А потом заеду в то самое отделение милиции, поговорю с начальством. Может быть, получится все решить без суда, административными мерами. Ну, скажем, милиция выпишет штраф. Реальный, не астрономический, — и на том остановка. Он подумал, что надо поговорить с директором кабака Суворовым, чтобы уменьшил свои претензии. Между прочим, госбезопасность может взять Суворова двумя пальцами за шкирку, а потом, с помощью милиции и ОБХСС, устроит ревизию в кабаке, вскроет хищения, отправит этого хмыря далеко за полярный круг или в северный Казахстан на строительство объектов химической промышленности, где Суворов, изнеженный московской жизнью, быстро дойдет от тяжелой работы. — Что ж, буду очень благодарен, если поможете, — сказал Разин. — Мы ведь коллеги… Дам один совет. Сейчас главное, — не искать новых приключений. И начать сбор денег, они могут пригодиться. Не унывайте, Алексей. Я еще позвоню с хорошими известиями. Орлов попрощался и положил трубку. В дверь постучали, появился курьер, сорокалетний недотепа, у которого всегда в запасе была смешная история. Он бросил на стол запечатанный конверт и рассказал анекдот, политический, и увидел, что Орлов даже не улыбнулся. Курьер хотел уйти, но Орлов остановил его: — Слушай, Валера, если еще раз я услышу от тебя такую гадость, — жди беды. Посажу, не взирая на твои выдающиеся заслуги. Понял? — А чего вам не понравилось? Политики много? — Юмора мало. Теперь ступай с богом. И вот еще: фамилии Брежнев, Устинов и Андропов из своего лексикона исключи навсегда. В конверте оказался акт экспертизы, которую Орлов назначил неделю назад, в тот самый вечер, когда в его распоряжение попал кейс Разина. По поводу двух найденных в кейсе машинописных страниц был обозначен вопрос к экспертам, а именно: какие предложения и отдельные слова использованы в оригинале текста, для которого пустые страницы служили подложкой? Экспертиза пришла к выводу, что каждая пустая страница была использована не менее двух раз, поэтому структура бумаги повреждена шрифтом машинки. Способность сохранять оттиски машинописного шрифта утрачены. Поэтому текст в полном или частичном объеме не подлежит восстановлению. Однако в результате исследования несколько фраз и отдельные слова были определены. Эти слова и выражения напечатали столбиком. Самым длинным оказался такой кусочек предложения: «ювелирные изделия, поступившие на реализацию в магазин». Также в оригинале текста встречалось словосочетание «заниженная цена», «произведения искусства», «ювелирные изделия» и «золотые монеты». Дальше шли отдельные слова: камни, разбазаривание, иконы, оптовые, согласен, монетами. Очевидно, что там, в кабинете директора ресторана, когда они копались с кейсом, произошла ошибка. Он вспомнил момент, когда выглянул в коридор, поманил к себе директора и попросил принести чистой бумаги. Спустя минуту, в руках оказалась стопка конторской бумаги стандартного формата. Слюнявя палец, Орлов отсчитал шестнадцать листов, передал их эксперту Седову и отвернулся. Наверное, в тот момент Седов, по рассеянности, не заметил бумагу из пластиковой папки. В конечном итоге, на исследование попали директорские страницы, в которых полно слов из лексикона торгового работника, а не разведчика. Но откуда тогда «иконы», «разбазаривание», «произведения искусства»? Все-таки ресторан «Прибой» — не антикварный магазин, ювелирными изделиями там не торгуют. Может быть, та дамочка с красными заплаканными глазами сочиняла анонимку на своего начальника, обвиняла его во всех грехах, в том числе, в воровстве и разбазаривании государственных денег. А иконы и ювелирные изделия собирают многие работники торговли. Та женщина в анонимке могла написать, что у себя в квартире директор хранит иконы и ювелирные ценности. Да, теперь все расставлено по местам. У бедняги Суворова есть враги, и они не дремлют. Еще вопросы? — спросил себя Орлов. И себе же ответил: вопросы остались. * * * Он упал в кресло, неторопливо раскрыл свежий номер «Советской России» и прочитал заметку об успехах животноводов Чечено-Ингушетии, увеличивших на отгонных зимних пастбищах поголовье баранов, и еще об инициативе заводских инженеров из Минска, внедривших паспорта качества на детские коляски. Он скомкал газету, бросил ее в урну, снял трубку телефона спецсвязи и набрал номер полковника Ивана Андреевича Колодного. Орлов поздоровался и сказал, что готова экспертиза по поводу той самой бумаги, изъятой в «Прибое» из кейса Разина. — Я уже все получил и прочитал, — ответил Колодный. — Тем лучше. Нам надо встретиться. Иван Андреевич, давайте сегодня в полдень или чуть позже? Например, в квартире на улице Горького, у метро Пушкинская. Там тихо и днем никого нет. — Все так срочно? — Весь разговор на полчаса. Обещаю хороший кофе. — Боже мой, откуда в наши времена хороший кофе? — Такие тайны я не выдаю, — улыбнулся Орлов. — Даже друзьям. — Тогда диктуй адрес. — Улица Горького, серый дом наискосок от Елисеевского гастронома…