ЭЛИНОР. Никто, кроме тебя, но поет рождественских песен. Когда я была маленькой, Рождество вносило страшную путаницу в мою жизнь. В Святой Земле было два короля, Господь Бог и Раймонд, и я никогда не знала, чье рожденье мы празднуем. ЭЛИС. А Генри здесь нет. (Встает). ЭЛИНОР. Хорошо. Можем поговорить за его спиной. ЭЛИС. Он во дворе гуляет. ЭЛИНОР. В такой холод? ЭЛИС. Он не замечает холода. Что случилось? ЭЛИНОР. Разве ты не знаешь? ЭЛИС. Он пришел, постоял немного около огня и вышел. Тебе бы понравилось, как он выглядел. ЭЛИНОР. Была ужасная сцена с постелями и портьерами, и было сказано много слов. (Садится у сундучка). Вино со специями, я и забыла, что Генри любит его. Могу я остаться? ЭЛИС. Это комната моя не больше, чем твоя. Мы обе жительствуем здесь. ЭЛИНОР. Теснимся, как бедняки, по трое в одной постели. ЭЛИС. Ты любила Генри когда-нибудь? ЭЛИНОР. Когда-нибудь? Еще до потопа? ЭЛИС. До Розамунды. ЭЛИНОР (вставая). О, это древняя история, моя овечка, не осталось ни записей, ни очевидцев. ЭЛИС. Но остались картины. Она была красивее тебя. ЭЛИНОР. О, намного. Ее глаза при свете были фиолетовыми, а все зубки ровнехонькими. А ровные зубы — это такое редкое достоинство. Она многовато улыбалась, но жевала с настоящим достоинством. ЭЛИС. А ты ее ненавидишь до сих пор. ЭЛИНОР. Нет, это уже прошло. Он взял ее вместо меня. И, понимаешь, это было очень тяжело. Подобно тебе, она сидела во главе стола у Генри. А это мое место. ЭЛИС. Потому ты и отравила ее. ЭЛИНОР. Досужие россказни простолюдинов. О, я молилась о ниспослании ей гибели и пела песни, когда ее не стало. Но даже у Цирцеи были свои пределы. Нет, я никогда не травила Розамунду. А почему ты не радуешься? Генри живет с тобой. Ты должна быть умнее меня. ЭЛИС. А тебе идет зеленое. Ты должна всегда его носить. ЭЛИНОР. Ты что, завидуешь мне? ЭЛИС. Я пыталась жалеть тебя, но жалость оборачивается в нечто другое. ЭЛИНОР. Жалеть? Почему? ЭЛИС. Ты любишь Генри, но ты любишь и его королевство. Ты смотришь на него и видишь города, деревни, берега морей, налоги. А я, кроме его самого, ничего не вижу. Оставь его мне, можешь? ЭЛИНОР. Я ушла от него десять лет назад. ЭЛИС. Ты неприкасаемая. А я-то думала разжалобить тебя. Неужели ты всегда была такой? Много лет назад, когда я была юной девочкой и боготворила тебя, неужели уже тогда ты была такой, как сейчас? ЭЛИНОР. Весьма вероятно. Детка, я сокрушена и пришла, чтобы отдать ему все, что он попросит. ЭЛИС. А ты знаешь, что бы я хотела получить на Рождество? Мне бы хотелось увидеть, как ты будешь страдать. ЭЛИНОР (кивает). Увидишь, Элис. Ради тебя, пусть будет так. ЭЛИС (кидается к ЭЛИНОР). Маман, ах, маман. ЭЛИНОР (крепко держит ее, начинает качать и тихо поет). Рождественские вина согреют тебя. Не дрожи, моя маленькая. ЭЛИС. Я не дрожу. ЭЛИНОР. В рождественском камине бревна трещат. Ты что, плачешь? ЭЛИС. Нет, мадам. ЭЛИНОР. Прижмись ко мне, покрепче, не отпускай меня. Входит ГЕНРИ. ГЕНРИ (бледный, спокойный, тихий). Небо все усыпано звездами. Какими глазами надо обладать, чтобы среди такого множества открыть еще одну. ЭЛИНОР. Ты не замерз? ЭЛИС. Я приготовила вино. (Наливает ГЕНРИ). ГЕНРИ. Интересно, раньше звезд было меньше или столько же? Не знаю. Это так таинственно. ЭЛИС подает ему кубок. Что ты налила мне? ЭЛИС. Подогретое вино. ГЕНРИ. Ну да, конечно. (Берет ее лицо в свои руки). Ты так-же красива наяву, как в моих грезах. (Живо — неизвестно откуда взялась энергия). А теперь быстро в постель. Моя вдова хочет говорить со мной. ЭЛИС. Позволь мне остаться? ГЕНРИ. Подожди меня там. Я скоро. ЭЛИС. Она пришла выведать твои планы. ГЕНРИ. Я знаю. ЭЛИС. Она хочет вернуть тебя. ГЕНРИ (ЭЛИНОР). Такого старика, как я? ЭЛИНОР. Да, такого. ЭЛИС. О, поедайте друг друга, это не мое дело. Я подкидыш, и у меня никогда не будет мужа, а у жены моего любовника клыки вместо зубов, и вообще все скоро умрут. Ни римлян нет у нас, ни христиан. Зато все остальное есть, что было на арене. (Выходит). ЭЛИНОР. Я горжусь ею, ведь это я учила ее риторике. ГЕНРИ (наливает ей вина). Итак, ты хочешь вернуть меня? ЭЛИНОР. Это Элис так думает. Она полагает, что желание быть любимой никогда не исчезает. ГЕНРИ. А она права. Я удивляюсь на тебя: после всех этих лет ты — как этот свободный для проезда подъемный мост — ложишься под каждого. ЭЛИНОР (принимая от него кубок с вином). В моем возрасте движение уже не такое интенсивное. ГЕНРИ. За твое нескончаемое здоровье. (Пьет). Ну, женушка, что ты еще задумала? ЭЛИНОР. О, Генри, мы так все запутали. ГЕНРИ. Что правда, то правда. ЭЛИНОР. Хуже и быть не может. ГЕНРИ. Ты ужасно выглядишь, как в день Страшного Суда. ЭЛИНОР. Я очень мало сплю, вот почему. Я запухла? ГЕНРИ. Да трудно сказать — по-моему, это естественная дряблость кожи.