Ради его же блага она надеется, что его нет в живых. Она приехала сюда, чтобы выполнить его работу – встретиться завтра в одном из крупных отелей с родственником. Она качает малышку, поет песню о лошадях, поехавших на рынок и вернувшихся домой. Малышка смеется. Малышка уже начинает складывать слова и проверяет силу собственных ножек, при каждой удобной возможности упираясь ими в маму. Малышка счастливая, а это везение. Ханна делит свое время между ребенком и отчаянием. Счастье этих дней невозможно соизмерить с окружающей гнусностью. В первые дни пребывания здесь она гуляет с малышкой на руках по Английской набережной с ее огородами под ласковым солнцем. Почти каждый день Ханна напоминает себе, что с ребенком она слишком заметна, слишком много людей начнет ее узнавать. Она заводит малышку обратно в гостиничный номер. Но все же с тех пор, как появилась малышка, дни пролетают так быстро, словно они завидуют счастью Ханны. Она встречается со связным каждый пятый день недели, всегда в разных местах. Пока что связной – это четырнадцатилетняя школьница, которая называет себя Сильвией. Сильвия проста, как деревянная дверь: изящна и неприметна, замкнута и прочно заперта. Ханна дает ей велосипед, молча указывая, что это подарок. Сильвия понимает, безразлично кивает в знак благодарности со всею внятностью подобной двери. Не следует недооценивать внятность деревянной двери. Все обладает голосом. Материал, из которого сделана Сильвия, обладает собственным закаленным голосом, хоть девочка еще так юна. Сильвия осваивается с ролью обычного информатора. Все проходит гладко. Они встречаются на условленной улице или площади в условленное время. При этом Ханна незаметно кладет пачку бумаг в корзину велосипеда под сложенный дождевик Сильвии или (очень редко) под кусок мяса в оберточной бумаге, либо под турнепс, свеклу или мангольд, которые девочка доставляет в крупные отели. Однажды Сильвия берет своей маленькой ладошкой запястье Ханны, пока та прячет пачку под едой. Это для вас, мадам, – говорит она. Сильвия протягивает Ханне свернутый бумажный конус. Ставит ногу на педаль, вскакивает на сиденье и – как ветром сдуло. Ханна разворачивает бумагу – конус полон земляникой. Вот тебе и запертая деревянная дверь. Бывает, Ханна часами ничего не делает, а лишь сидит и смотрит, как малышка спит в ящике комода, словно плывя на крохотной лодочке. Ханна и сама превратилась в лодку со сломанными веслами в таком бурном море, что уже понимает – в любую минуту может оказаться за бортом. Ну и… «Что же мне делать со своим сломанно-сломленным «я»?» Она смотрит, как ребенок дышит и ворочается во сне. Рильке пишет, что, заводя ребенка, мы тем самым преподносим ему его смерть, кладем ее ребенку в рот, словно комочек серого хлеба, сердцевину прекраснейшего яблока. А ее собственные родители – было ли им знакомо это чувство? А их родителям? А родителям их родителей? Но при этом – никакой злобы. Наоборот, последнее слово стихотворения – unbeschreiblich[50]. Знание не выразить в словах. Малышка вдыхает. Малышка выдыхает. Ротик у нее такой маленький и такой здешний. Wer den Dichter will versteh'n, muss in Dichters Lande geh'n. Переведи это для своего брата. Хочешь ли понять поэта, так иди в его край света[51]. «Сейчас я уж точно в краю поэта. Это время на другой планете». Проходят недели. (Малышка становится великовата для ящика комода.) Ханна передает документы. (Ребенок вдыхает, выдыхает, вдыхает.) Ханна достает билеты в Лион, немного еды, инструкции. (Ребенок начинает складывать фразы из слов.) Нужно передать шелковую карту информатору в Швейцарии, который передаст ее в Лондон. Исчезает все больше людей. Ханне приходится ездить на север. (Мадам Э занимается ребенком в те дни, когда Ханны нет дома. Ребенок расставляет ручонки, когда Ханна возвращается.) На этой неделе – две группы. Одна – из семерых детей. Они должны выглядеть так, будто отправились на прогулку. Достать нужную одежду. (Вскоре Ханна будет оставлять ребенка в отеле на несколько дней подряд.) На этой неделе – пятеро взрослых. Проверить здоровье, выносливость, достать документы. Со взрослыми многое может пойти не так. Местные жители больше беспокоятся, если видят, как границу переходят взрослые. Из-за детишек они переживают куда меньше. Проводники должны выглядеть, как молодые люди, которые ведут других молодых людей на прогулку. (Мадам Этьенн и ее муж, человек с задумчивым лицом, который всегда молчит и может починить все, что сломалось, рады наличным деньгам.) Законы меняются. Теперь нужно находиться за десять километров от швейцарской границы, чтобы швейцарцы разрешили вам остаться. Проверить на выносливость. На север. Потом обратно на юг. На север. Потом на юг. Теперь Ханна очень много ночей проводит вдали от малышки. В такие ночи, прежде чем заснуть, где бы она ни была, Ханна садится и представляет, что малышка сидит на коленях, а она поет малышке песню о поехавшей на рынок лошади. С малышкой или без, Ханна рассказывает малышке перед сном сказку. Например, сказку о летнем днем, который препирался с богами из-за того, что не хотел никогда кончаться. Я буду длиться вечно! – сказал летний день. – Ночь никогда не спустится! Зима никогда не наступит! В общем, все боги рассмеялись, будто услышали самую лучшую шутку, что-то самое смешное на свете. Ведь кто-то или что-то подсказывает богам, что такова природа вещей – такой она и останется. Боги и богини собираются на балконе и смотрят вниз на наш ничем не примечательный мирок, на то, как мы бегаем по его поверхности, словно муравьи, и стоит отметить, они, боги, порой бывают жестокими. Они любят смех и смеются над нами порою так сильно, что им приходится держаться за бока, чтобы их бока не лопнули от смеха, а вся их божественность из них не вытекла. Божеству лучше никогда не лопаться. А тут какой-то летний день просит о том, чтобы его продлили. Словно летний день и так уже не долгий. Один из богов перестал смеяться и внезапно выпустил молнию, сделанную изо льда, и чудесное голубое небо летнего дня скрылось. Его место заняло большое скопление туч, черных и серых. Из этих туч пошел не дождь, а снег. Большие пушистые снежинки посыпались в жарчайший июльский день. Они были такими большими, что, падая, слипались между собой и превращались в кучу маленьких снежков. И летний день показался долгим, хотя на самом деле он был ничуть не дольше зимнего дня, но в этот день было светло до самого позднего вечера и нападало столько снега, что, если стоять на пороге, выпавший снег доставал бы до самого носа. Ребенок кладет руку на нос. Снег укрыл все летние цветы. Их лепестки озябли и съежились. Нет! – сказал ребенок. Он закрыл руками рот. Но на следующий день, – сказала Ханна. – Что произошло? Лет, – сказал ребенок. Да. Летнее солнце. Солнце растопило весь снег. Но некоторые бедные цветы опалило холодом, ведь холод может обжигать так же, как жара. Бедный циток, – сказал ребенок. Но большинство из них подняли головы к солнцу, – сказала Ханна, – и что они сделали? Пи, – сказал ребенок. Правильно. Им захотелось пить. Они выпили весь растаявший снег. И немного спустя появилось еще больше цветов. И появились бабочки и пчелы, которые облетали цветы, чтобы делать мед, и чтобы на деревьях выросли фрукты, и чтобы распустилось еще больше цветов. И новый летний день склонил голову и сказал богам: «Простите, что просил пожить дольше, чем длится день, то есть я». И боги на балконе учтиво поклонились летнему дню в ответ, а жители города цветов увидели, как цветы медленно приподнимали головы после внезапного мороза, и обрадовались тому, что цветы вернулись, пусть и ненадолго, пока живет цветок. Горожане знали, что цветы живут всего одно лето и что лето скоро кончится. Ну и они сказали… что они сказали?