Ничего себе. Какой большой мраморный шарик, – говорит сестра. – Для очень большой игры в мраморные шарики. Вообще-то это настоящий мрамор, в смысле, шар из него, из мрамора, – говорит Шарлотта. Об этой штуке моя мать упоминала в своем завещании, – говорит мужчина. – Правда, когда мы впервые прочитали его, завещание, мы были без понятия, что она имела в виду. «Гладкий округлый камень в составе моего имущества». Мы не могли найти ничего похожего. Моя тетка Айрис одно время жила с матерью, и я спросил ее, но она тоже была не в курсе. Потом я достал из шкафа все мамины вещи, когда относил их в благотворительный магазин, и обнаружил его под грудой обуви. Я ношу его повсюду с собой. Очень приятно ощущать вес. Немного мазохист, – говорит Шарлотта. Роберт не раз встречал слово «мазохист» на порносайтах и в МОРЕИСТЯЗАНИЙ. Он краснеет. Вовсе нет, – говорит мужчина. – Но мне будет жаль с ним расставаться. Мне нравилось носить его на себе. Он напоминает мне… сколько всего я не осознавал. Сколько всего я никогда о ней не знал. Роберт обменивается взглядом с сестрой. Она тоже явно считает это странным. Воспоминания. Они бывают тяжелыми, – говорит Шарлотта. А порой такими легкими, – говорит мать. Ну так вот, мы уходим, чтобы их передать – ее воспоминания. Камень. Как она и просила, – говорит мужчина. Все на минуту замолкают. Они стоят у открытой входной двери. Но все равно не уходят. Это какое-то чудо. Будь Роберт помладше, он решил бы, что здесь замешано некое силовое поле, при котором никто не может выйти из дома, пока не будет разрушено проклятие, или не свершится судьба, или что-то там не исполнится. Как бы там ни было, они просто стоят, хотя входная дверь и открыта, они уже в пальто, а Шарлотта размахивает ключом от машины. Они просто стоят, стоят и стоят, все вместе, на холоде, между внутренней и наружной дверьми. С какой стороны дом вашего бывшего? – спрашивает Шарлотта. – И Эшли. Мать кивает на парадное крыльцо отца. Парень с той стороны, вон там, – говорит она, показывая в другую сторону, – прошлым летом подозвал меня к забору сада за домом со своей стороны и сказал: «Можно поговорить с вашим мужем?» Я сказала: «О чем?» Он сказал: «Хочу спросить его про ваши деревья. Я сказала: «За сад отвечаю я, а не муж, можете спросить меня». Он сказал: «Нет, подожду, чтобы поговорить с вашим мужем». В общем, я позвонила Джеффу, дело было в субботу, он был дома и зашел. И мужчина крикнул ему при мне, хоть я стояла там же, и сказал: «Хочу попросить вас спилить свои деревья». Мы сказали: «Зачем?» Деревья вроде как ничем не мешают, не загораживают, не свешиваются над его участком и ничего такого, они и близко не подступают к канализации, это просто красивые старые деревья: ясень, рябина, яблоня. И он сказал: «Просто у меня мало свободного времени, я много работаю, у меня выдается всего несколько часов в неделю, когда я могу что-то поделать в саду, и я хочу, чтобы вы спилили свои деревья и я смог посадить свои». И мы сказали: «Мы не мешаем вам сажать свои деревья, ради бога, в чем проблема?» И он сказал: «Я не хочу смотреть в свое окно и видеть не свои деревья». Мать, Шарлотта и мужчина все вместе говорят о том, как сложно быть соседями. Затем Шарлотта говорит, у нее возникла мысль, по поводу Эшли. Есть одна режиссерша, которая сняла фильм, много лет назад, в середине прошлого века, очень хороший, – говорит она. – Я так понимаю, он о травме, и он просто потрясающий. Дело в том, что во многом это фильм о неговорении. О двух глухонемых мужчинах, которые дружат. Они не могут разговаривать, как все остальные и потому находят взамен собственные способы общения. Один мужчина – худой и высокий, другой – маленький и приземистый: такие разные, но так тесно связанные друг с другом. Шарлотта рассказывает, что этот британский фильм был снят сразу после войны, в начале 50-х; двое мужчин бродят, живут и работают посреди разбомбленного Лондона, рядом с доками. И фильм проговаривает все эти сложные вещи, при том что не звучит ни единого слова, – говорит Шарлотта. – Погодите. Арт, дай свой телефон. Это британское «свободное кино». Она итальянка, единственная женщина, которая сняла один из основополагающих фильмов движения, Маццетти, ага, Лоренца Маццетти[19], вот он… ох. Надо же. Шарлотта смотрит на экран телефона. Она недавно умерла, – говорит она. Ох, – говорит мать. – О боже. Месяц назад, на Новый год, – говорит Шарлотта. – В Риме. Тут сказано, ей было девяносто два. Ох. У Шарлотты растерянный вид. О боже, – повторяет мать. – Вы ее знали? Нет, – говорит Шарлотта, – лично – нет. Совсем не знала. Но она прожила хорошую долгую жизнь, – говорит мать. – Девяносто два. В этом смысле. Поразительную жизнь, – говорит Шарлотта. – Лоренца Маццетти. Правда. Шарлотта отдает телефон мужчине. Фильм называется «Вместе», – говорит она. Она смотрит на Роберта. Расскажи ей, – говорит она. – В смысле, Эшли. Расскажи ей об этом, это убедительная история, и, возможно, она просто, понимаешь… что-то изменит. Расскажи ей за меня. Не забудь. Расскажу, – говорит Роберт. – Расскажу, как только увижу. Не забуду. Лоренца. Маццетти. «Вместе». Надо признать, искусство нередко приносит пользу, – говорит мать. – Хоть и не всегда. Я к тому, что самые прекрасные слова на свете проходили сквозь меня и снова выходили наружу, точно избыток витамина С. Но тогда я была молодой и глупой и думала, это просто слова, била на эффект. Ты произносишь их вслух, чтобы понаблюдать, какую власть имеешь над другими, когда заставляешь их что-то чувствовать. Я играла покойницу – покойницу, которая воскресает. Через день, две недели подряд. То в одном, то в другом городе, тем летом. В Саффолке. Тем вашим бессмертным летом, – говорит мужчина. Затем Роберт ни с того ни с сего говорит: А можно и мне поехать? В Саффолк? Не говори глупостей, Роберт, – говорит мать. Почему нет? – говорит мужчина. – Если хочешь. Места навалом. Чудесная мысль, – говорит Шарлотта. – Давайте все поедем? Простите его за нахальство, – говорит мать. – Он не может поехать с вами в Саффолк. У него школа. Ну да, хотелось бы куда-нибудь съездить, – говорит сестра. Вы запросто все поместитесь, – говорит Шарлотта. Мать начинает смеяться. Я смеюсь над тем, как моя дочь сказала, что поедет куда-то на машине, – говорит мать. Она электрическая, – говорит сестра. Хотя, когда я говорю «все», я не имею в виду, что Эшли и ваш бывший муж тоже поместятся, – говорит Шарлотта. Бонус, – говорит мать. – Было бы здорово – немного разрядки. Отличная мысль. Вы так любезны. Но мы не можем. Взгляните на Сашину руку. С рукой все хорошо, – говорит сестра. – Она хочет поехать. Нет-нет. Просто я не могу ничего делать стихийно, – говорит мать. Почему? – говорит мужчина. – Один раз живем. Ну, или два – в вашем случае. Через день, две недели подряд. Все смеются. Мужчина кажется очень удивленным, а затем довольным. Но мы же друг друга почти не знаем, – говорит мать. У меня есть кредо, – говорит мужчина. – И оно таково: время, потраченное на жизненный обмен, и время, проведенное с совершенно или сравнительно незнакомыми людьми, иногда неплохо окупается. А в некоторых случаях даже способно изменить жизнь. Да! – говорит мать. – Это так! Она краснеет. Роберт и его сестра оба это замечают. Нет, я должна отправить их в школу, – говорит она. – И где мы остановимся? И как насчет… как насчет всего остального? Я не могу пойти сегодня в школу с такой рукой, – говорит сестра. Тогда ты не можешь и в Саффолк поехать, – говорит мать. Завтра же суббота, – говорит Шарлотта. – Можете переночевать где-нибудь у моря, а обратно отправиться поездом, когда вам будет удобно. Но мы ведь и так живем у моря, – говорит мать. Море там другое, – говорит сестра. Более или менее, – говорит Шарлотта.