– Ты должна быть на моей стороне. – Так и есть! Конечно, я на твоей стороне. Но он так тебе нравился. – Это неважно. Я прагматик. Он уезжает учиться. – Не будь прагматиком! Когда это я научила тебя быть прагматиком? – Эм, вообще-то мне можно учиться только в государственном колледже или там, где я получу полную стипендию, потому что ты не разрешаешь мне погрязнуть в студенческих займах за учебу. – Ладно, да, но… – Прагматик! – повысила я голос. Мама внимательно на меня посмотрела, а потом подняла руки. Хорошо. – Хорошо, мы можем сменить тему? – Конечно. Безусловно, на самом деле все вышло наоборот. Через несколько часов, когда мы вернулись в ее номер и смотрели телевизор, мама снова подняла эту тему. – Может, поговорим, почему эту ожерелье так для тебя важно? – Что ты хочешь сказать? – Я не понимаю, почему ты стала им так одержима. Почему тебя так волнуют материальные вещи? Это я виновата? Как? Это не мои моральные ценности. – Господи, мам, дело не в материальных вещах! Это ожерелье… оно принадлежало бабушке. – Но это всего лишь вещь. – Она важна! Бабушке оно было дорого! Почему я не могу волноваться из-за него? – Конечно, можешь. Но ты так из-за него беспокоишься, что я волнуюсь, вдруг тебе будет больно. Ты с головой бросилась в это дело, а в конечном счете только расстроилась. Может, пусть лучше все идет своим чередом, чем зацикливаться на ожерелье? Почему из-за него ты разрушила отношения? – Дело принципа. Потому что он соврал. Потому что… Потому что я была чертовски гордой? Потому что Ной не боролся за меня, хотя всегда доказывал, что будет сражаться за то, что ему дорого? Я покачала головой, пытаясь выкинуть из нее мысли о Ное. – Я хотела этого, мам. Хотела узнать бабушкино прошлое. Да, мне немного обидно, но оно того стоило. Жаль, что ты этого не понимаешь. – Я чувствовала, как подступают слезы. – Хотела бы я, чтобы ты гордилась тем, что твоя дочь все узнала, а не думала, что я все испортила. Я узнала, откуда бабушка родом! Узнала, кем были ее родители, и получила записи о них. Узнала о детстве бабушки. Узнала о семейной реликвии из Германии. – Я горжусь тобой! – Правда? Потому что все лето ты спрашивала меня лишь о том, нравится ли мне Ной. – Но, Эбби, это реальнее. В этом будущее. История бабушки – это прошлое. В ушах зазвенело от ее слов. Я сглотнула. – Ну а меня волнует прошлое. Я хотела о нем узнать, – сказала я, стиснув зубы. – К тому же теперь это тоже прошлое. Поэтому, может, сменим тему? Не хочу обсуждать Ноя. Мама внимательно на меня посмотрела. – Хорошо, милая. Беспокойство в ее голосе успешно погасило мой гнев. Она выдавила улыбку. – Тогда хочешь показать мне это ожерелье? Я хотела. Я не смотрела на него с тех пор, как вернулась из особняка, когда спрятала его в футляре для солнечных очков, но сегодня утром футляр в сумочку я положила. Я с самого начала собиралась показать маме ожерелье. Теперь я вытащила футляр и передала ей. Мама развязала шнурок и высыпала на ладонь ожерелье. Оно упало грудой переливающихся камешков прямоугольной формы. Мама приподняла его и удивленно приподняла брови. – Очень красивое. – Правда? – Солнечный свет отражался от кулонов. – Что это? Стекло? – Наверное. Или что-то искусственное? – Может, фианит? Это синтетический камень. Не уверена, что в тридцатых им вообще это было известно. – У нее заблестели глаза. – А если это бриллианты? Я рассмеялась, радуясь, что напряжение спало. С мамой всегда так было: взлеты и падения, гнев, а потом спокойствие. Мы были цикличным приливом или, возможно, океаном и луной – слившиеся воедино, навеки неразделимые, даже вдали друг от друга. – Это не бриллианты. Разве что… Я прочистила горло. – Эдвард Барбанел, дедушка Ноя, говорил, что они подумывали продать ожерелье. – Правда? – Мама перевернула ожерелье, взирая на главный кулон, вдвое больше остальных и овальный по форме. – И как же нам узнать, из чего оно? Я пожала плечами. – Не знаю. Попробуй что-нибудь поцарапать. Мы оглянулись. Царапать, кроме стеклянной поверхности кофейного столика, было нечего. Вряд ли в отеле оценят подобный вариант. – Сейчас поищу в Гугле. – Через минуту я прочитала с телефона: – Подышите на камень: настоящий бриллиант не запотеет, а фианит – да. Мы переглянулись и пожали плечами. – Была не была. – Я забрала у нее ожерелье, поднесла ко рту и выдохнула. Кулон запотел. И дымка тут же пропала. По спине побежали мурашки. Я сглотнула и посмотрела на маму. Она с изумленными глазами перевернула руки ладонями вверх. – Может, ты не очень сильно дыхнула? Я снова выдохнула. С силой. И снова дымка почти не задержалась. Мама закашлялась. – Ну, зато теперь точно могу сказать, что у тебя изо рта чесноком воняет. – Умора. – Дай-ка сюда. Но когда мама дыхнула, повторилась та же картина. – Может, дымка всегда держится только секунду, – сказала мама. – Может, – скептично сказала я и сверилась с телефоном. – Еще один тест советует потереть камень о наждачную бумагу. – Наждачки у нас нет, – ответила мама. Мамина логика неопровержима. Она прищурила глаза. – Наверное, это какой-то другой драгоценный камень. Думаю, существует несколько прозрачных самоцветов. Я поникла духом. – Ага. Мама улыбнулась.