– И что нам обсуждать? Твое решение быть вечным защитником своей семьи? – Они моя семья! Чего ты от меня хочешь? – Не знаю! Ничего! Защищай их, да! Но это означает, что мы на разных сторонах, и это нормально, но мне не должно это нравиться. Ной уставился на меня. Потом шумно выдохнул и провел пальцами по волосам. – Мне тоже это не нравится. Я отвела глаза. – Вызову себе Убер. – А я поговорю с дедушкой. Попытаюсь его успокоить. – Ладно. – Я глубоко вздохнула. – Хотя утешать всю свою семью вообще не твоя обязанность. Ной хмуро посмотрел на меня, и я приподняла голову. Да, я еще злилась, но не хотела, чтобы он уходил. Но он шагнул назад. – До встречи, ладно? Я съежилась и кивнула. – Ладно. Выдавила улыбку, тупо помахала и вышла на улицу, чтобы вызвать такси. Сев на ступеньки веранды и подняв голову, я смотрела на луну и втягивала в легкие летний воздух. Что я творю? Провоцирую всех на стычки и ссоры. Может, ожерелье не так уж и важно. Может, мне стоит сосредоточить внимание на том, что сделает счастливой меня. Но ведь бабушка так хотела вернуть свое ожерелье. За моей спиной шумно открылась дверь, и я с надеждой вскочила на ноги. Она быстро испарилась, как только я увидела, что на веранду вышла Хелен. – Здравствуйте, миссис Барбанел. – Я прочистила горло. – Эм, спасибо за приглашение. Она молчала. Ну надо же, все Барбанелы брали уроки по тактике запугивания посредством молчания? Я ткнула пальцем за плечо, потому что, когда нервничала, превращалась в комика. – Машина приедет через восемь минут. В тусклом свете мне не удавалось разглядеть выражение ее лица. – Ты спрашивала моего мужа про ожерелье. Молва быстро разносится по этому дому. – Да, спрашивала. – Это тебя не касается, но, если тебе так нужно узнать, он подарил ей это ожерелье, – монотонно отрезала она. – Он дал ей все, а она ему – ничего. – Что? – Я заморгала, пытаясь уместить этот новый кусок информации в цепочку событий. Если Эдвард подарил Рут ожерелье, почему она потребовала его вернуть? – Он подарил ей ожерелье, а потом забрал, и она была в ярости. – Что… почему он его забрал? – Они расстались. Оно не принадлежало ей. Если расстаешься с человеком, то, выходит, можно запросто отнять подарки? Возможно. Я не задумывалась, что ожерелье могло оказаться подарком. Я была твердо уверена, что оно принадлежит бабушке. Считала, что это семейная реликвия, и, возможно, привезена из Германии. А если нет? Если это ожерелье вообще было подарено Эдвардом? Тогда, возможно, мое расследование этой истории не так уместно, как мне казалось. Возможно, мне нечего сказать в свое оправдание. Не придавай этому значения. Я представила фотографию бабушки с переливающимися кулонами на шее. Это был романтичный, прекрасный сон – потерянное ожерелье, бабушкино наследие. Мысленно я всегда воображала бабушку героиней этой истории, но, возможно, Ной был прав. Возможно, были и другие интерпретации. Какой была история Хелен Барбанел? Молодой женщины, жених которой не замечал ее, но все равно женился. Знала ли я свою бабушку по-настоящему, как личность? Почему я так уверилась, что она была права? Только потому, что в наших жилах текла одна кровь? Кровь – весомая причина, чтобы вставать на защиту близкого человека? – Почему… Вам известно, почему они расстались? – спросила я. – Она встретила другого. – Хелен Барбанел окинула меня взглядом. – Твоего деда, предполагаю. Он работал в булочной. Меня словно ударили под дых. Точно. Какая запутанная паутина. И какая простая причина. Она решила выйти за другого, и ей пришлось вопреки своему желанию отдать подарок. Я посмотрела на луну, чувствуя легкую тошноту. – Извините меня, если все это навеяло воспоминания о прошлом, которые вы хотели забыть. Я не хотела никого огорчать. Когда Хелен посмотрела на меня, на ее лице было суровое выражение. – Никому этого не хотелось. Глава 19 19 ноября, 1953 Я случайно устроилась на работу! В среду я вошла в пекарню, чтобы взять себе что-нибудь на завтрак, а попала в дурдом. Перемазанные мукой люди орали, а один мужчина требовал кукурузную крупу, которая стояла на полке за его спиной, но никто не подал ее этому бедному человеку. Я не выдержала, встала за стойкой и протянула ему пакет. Потом он продолжил раздавать мне задания: резать и мыть, взбивать тесто и переворачивать бублики, когда тесто поднималось. В конце концов одна женщина поинтересовалась, кто я такая, и мужчина ответил: «Это дочь Сола, она приехала к нам на подмогу». Мне стоило вмешаться, но, когда меня назвали чьей-то дочерью, я испытала приятное чувство. А потом кто-то спросил, как меня зовут, и я ответила «Михал». Шутка показалась мне остроумной, но все закивали. Это ужасно, когда ты шутишь и не производишь должного впечатления. Только потом, когда все угомонились, один молодой человек спросил: «А твоего мужа зовут Дэвид?» Я засмеялась, и мы разговорились. Я призналась, что на самом деле просто случайно забрела в их пекарню. Он засмеялся, но явно смутился, судя по тому, как покраснели у него уши (а уши у него очень большие). Поэтому он представил меня мужчине, который принял меня за дочь Сола, но тот ничуть не смутился и сразу же предложил у них работу. На следующий день я чувствовала себя ужасно за то, как напирала на Ноя. За то, как прошел разговор с Хелен и Эдвардом Барбанел, да и вообще за решение приехать на этот остров. Во время смены в «Проуз Гарден» я сочинила несколько вариантов сообщений Ною, но так ни одного и не отправила. В полдень я направилась к причалу, где, наблюдая за лодками, печально жевала сэндвич. Печаль сменилась удивлением, когда я открыла почту и увидела ответ на одно из многочисленных писем, которые я разослала в начале недели. Теперь я знала, что не стоит себя напрасно обнадеживать, но логика не всегда перекликается с эмоциями. Сердце забилось быстрее, когда я кликнула на сообщение от французской организации – мемориала Шоа. 26 июля Уважаемая мисс Шенберг! Благодарим за ваше обращение. Похоже, ваша бабушка проезжала через Париж и уехала в Нью-Йорк на пароходе «Бабетт». Ниже приложены записи о ее проезде. У меня перехватило дыхание. Я уставилась на телефон, потом медленно подняла глаза на корабль, входящий в гавань, а затем еще выше, к треугольнику чаек, летящих в общем строю. Так вот как оно все было. Они подняли записи и нашли ее имя, нашли ее пароход и сведения, о которых мы с мамой ни разу в жизни не слышали. Пароход «Бабетт». Я открыла приложенный отсканированный файл: «Рут Голдман, дата рождения – седьмое апреля 1934 года». В документе были указаны даты и место отплытия корабля и его прибытия. Я пока не знала, что делать с полученной информацией, но она могла пригодиться. Если бабуля была на том пароходе, возможно, на нем с помощью Киндертранспорта перевозили и других детишек. Может, еще живы люди, которые знали мою бабушку. Я поискала в Гугле пароход «Бабетт». Первая выборка выдала мне статью в Википедии о самом корабле. Я изменила запрос в поисковике на «список пассажиров «Бабетт», но все равно мне выдало четыре миллиона результатов. Повезло, что три из первых четырех переходили на архивы с возможностью поиска, а на одном сайте мне даже удалось бесплатно скачать список пассажиров. Я с нетерпением прокрутила страницу до буквы «Г». Вот ее имя, между Фредериком Годфри и Жаном Гюро. Я прокрутила назад до первого имени в списке. Джемма Алленсон. И принялась гуглить имя за именем. Каждую свободную минутку за смену я потратила на просмотр пассажиров «Бабетт», а потом провела за тем же занятием еще несколько часов, свернувшись калачиком на диване миссис Хендерсон. Элли Мэй лежала рядышком. Я ознакомилась со страницами на Линкеди́н и статьями Википедии, и с некрологами, и с объявлениями о свадьбе. Многих пассажиров оказалось непросто найти, а о других не было никакой информации. Но про некоторых я кое-что выведала. И часть из них оказались евреями.